40. Две охотничьи истории

      Если бы кто-нибудь рассказал мне что-нибудь подобное – я бы  ему не поверила. Но – видела собственными глазами! - и не где-нибудь, а в Москве. Дело было так: я гуляли по пустырю в районе Дегунино-Бескудникова. Стоял конец лета и на куртинке диких злаков паслась стайка воробьев. Они громко чирикали, переговариваясь между собой, но в их привычный гомон вклинивались какие-то посторонние звуки – слишком резкие и пронзительные. Я подошла поближе. Среди воробьев усердно обирал семена трав ... зеленый волнистый попугайчик. Наверное, он улетел у какого-то любителя. В естественных условиях дикая форма волнистого попугайчика населяет равнины и лесные прогалины Центральной Австралии, держится стайками и питается  семенами тамошних злаков. Так что очутившись на свободе, московский попугайчик нашел самую подходящую для себя компанию.
         Неожиданно сверху на разномастную стайку спикировала серая угловатая тень. Пустельга! Редкий гость в городе. Все воробьи молча кинулись на землю и притаились там. Ведь сокола бьют свою добычу – птиц – только влет, скажем, сапсаны развивают скорость во время броска до 75 км в час. Промахнувшись, они рискуют разбиться о землю. Пустельга, которую я встретила, пыталась заставить птиц взлететь. Но воробьи лежали в пыли тихо-тихо, некоторые – полураспластав крылышки, вероятно, как приземлились, так и замерли, только крутили головами с глазами-бусинками, а пара птичек  – так и вовсе глаза закрыла. И только домашний попугайчик, не знакомый ни с какими хищниками, продолжал сидеть на травине конского щавеля и громко щебетать. Сокол, сделав в воздухе крутой вираж, снова снизился и пролетел над самой его головой. А попугайчик – сидел, как ни в чем не бывало!  Его "неграмотность" спасала ему жизнь: он не прятался на землю, но и не поднимался в воздух.
         Всем происходящим заинтересовался мой эрдельтерьер Джой и подбежал поближе. Дома у нас было много разных животных, а из птиц он был знаком с ручной совой, так что птицы вызывали у него скорее любопытство, чем проснувшиеся охотничьи инстинкты. Первыми нервы сдали у сокола – он взмыл повыше, сделал пару кругов на прощание и улетел. Попугайчик щебетал по-прежнему, а воробьи – удивительное дело! – боялись сокола больше, чем собаки и продолжали отсиживаться на земле. (В книгах я читала, что мелкие птицы при нападении соколов иногда кидаются буквально к ногам человека, точно также к человеку жмутся и дикие звери, подвергнувшиеся атаке волков.)
Джой осторожно понюхал воробьев и... попятился, оглядываясь на меня. Он не понимал, что происходит. Но на всякий случай – облаял попугайчика. Тогда тот взлетел, а за ним – вспорхнули и воробьи.
            Эту смешанную стайку я наблюдала и на следующий день. Потом попугайчик исчез. Может быть, достался на корм кошке. А может быть, благополучно влетел обратно в какое-нибудь окно, привлеченный человеческой речью, которая ассоциировала у него с раздачей корма, или щебетом соплеменников. (Такие истории я знала: улетевшая от одного любителя птица, влетала в форточку другого, чей попугайчик в клетке громко и призывно кричал, скучая по паре).
            Еще одна удивительная история произошла со мной во время экспедиции на юге Таджикистана. Жаркую Бешкентскую долину окружал ряд невысоких полупустынных горок, в которых местные жители пасли овец. Несмотря на внешнюю скудость, жизнь в этих горках, а особенно – в прорезывающих их ущельях и саях с высохшими руслами речек – била ключом. Дело происходило в апреле, когда брачный сезон у одних животных еще не закончился, а другие – старались побыстрее вывести потомство. В каждом кусте верблюжьей колючки сидел самец агамы в брачном наряде и угрожал соперникам, в скалах  гнездились стервятники, белоголовые сипы и пара редчайших ястребиных орлов – некрупных хищных птиц с ярким серо-розовым оперением в черную полоску и крапинку. Рано утром, пока не наступила 40-градусная жара,  я оправилась проведать именно эту орлиную пару, чтобы посмотреть на них в бинокль, а заодно выгулять мою собаку, ризеншнауцера-суку по кличке Гретхен. Это была, в отличие от Джоя, страстная натура, готовая преследовать любые движущиеся объекты. Поэтому за ней требовался глаз да глаз. И вот, поднявшись вверх по ущелью, мы выглянули из-за поворота и увидели сразу двух охотников, а уж потом - их потенциальную добычу. Сверху, крадучись, спускалась афганская лисичка, скорее серая, чем рыжая, с большими, как у большинства пустынных видов, ушами. А снизу, из селенья – тоже подкрадывалась – черная дворняжка. Оба охотника не спускали глаз с одного и того же места и друг друга не видели, точно так же как и меня с собакой!  А я не  видела, на кого они охотятся. И только я хотела поймать собственную собаку, чтобы она не вмешалась в происходящее действие, как она вылетела на открытое место. Лиса и дворняжка подскочили одновременно. Первая – ринулась вверх по склону и мгновенно исчезла в нагромождении камней, вторая – помчалась назад в селенье. Гретхен от неожиданности замерла на месте, не зная, за кем броситься вдогонку. И тут я буквально споткнулась о зайца-толая! Он до последнего мгновенья лежал на голой земле так крепко, что я и не подозревала о его присутствии!  Вероятно, он надеялся, что я его не замечу. И я бы действительно его не заметила – настолько его серовато-буроватая окраска сливалась с почвой. Но он не выдержал – вскочил и помчался зигзагами вверх по склону, в том же направлении, в котором скрылась лиса. А Гретхен  - бросилась в погоню за последним движущимся объектом, оставшимся в поле ее зрения. Я уселась на камень – кричать, звать собаку было бесполезно. Но ясное дело – зайца ей было не поймать.
    ...Она вернулась через полчаса – с высунутым языком, ее бока судорожно вздымались, а глаза – выглядели совершенно безумными. Еще бы! побегать  вверх по склону при жаре в 35 градусов! Я поскорее взяла ее на поводок и поспешила вниз, в долину, чтобы макнуть собаку в ближайший арык во избежание солнечного удара. А над нами кружила пара взволнованных ястребиных орлов, испуская протяжные тревожные крики...