Дранг нах остен

 
Дранг нах остен.


На горы село облако. Третий день вокруг густой серый туман, переполненный мельчайшими каплями дождя. Дождь никуда не идет, а просто существует в тумане. Звуки глухие, редкие, и на самом краю возможностей. Такая погода чрезвычайно помогает работе воображения, отчего слух улавливает иногда плеск далеких тропических морей. В реальности удерживают мох и камни под ногами, скользкий мох и скользкие камни.  А еще, на душе тоскливо необычной, округлой и сырой тоской. Наверное, именно в такую погоду погибли мамонты. И никуда не уйти. Вокруг тайга, горы, до ближайшей проезжей дороги неделя пешего пути.

Вчера из канавы исчез горнорабочий. Витёк.  Уже к вечеру стало понятно, что человек пропал. К утру так и не нашелся. Неординарный, между прочим, человек. Под два метра ростом, с яркой как халькопирит соломенного цвета шевелюрой, он, тем не менее, ухитрялся быть незаметным. Вроде и есть где-то, а вроде и нету его вовсе. Да и, "ухитрялся", это не о  Витьке. Простой как паровоз, но, все же, не хуже воровства. Хотя и на грани, можно сказать.  Странный  человек.
И фамилия у него - Штайер. Он немец.

Именно Витек,  перед самым Новым Годом просил у меня со  Степанычем бинты, вату, йод и скальпель, всерьез вызвав этой просьбой нешуточное волнение на счет казенных хлопот с лишившимся ума, огромного размеру человеком посреди тайги на высоких горах.

- Зачем тебе, сиромаха- спросил Степаныч
- Так свиней кастрировать надо же?
- А ты их кастрировал когда-нибудь?
-Нет. Но ведь надо.
- Да ты у нас герой...

Именно Витек подавал мне заявление с просьбой выдать зарплату золотом, аккуратно расписав кому и сколько и зачем. Даже теще заказал сто грамм на зубы.
- А как писать, золото или золота?
- А что там?
- Заявление.
- Дай взгляну... ах ты ж мать твою, заботливый какой...

В обоих случаях он стал жертвою розыгрыша. Но этим и ограничилось. Разыгрывать Витька занятие простое как игра в "о****ола"( используется колода в 56 кар, кому попадает туз пик тот и "о****ол"), быстро превратилось в признак дурновкусия и  нечеловеческой жестокости разыгрывающего, на чем и прекратилось вовсе.

Именно Витек утопил насос на самодельном понтоне посреди емкости с раствором цианида и пытался нырнуть за ним.
Успели, удержали. Витек испытывал интерес к работе технической, любил большие автомобили, дробилки, бульдозера. Техника Витька не любила. Иногда агрегаты ломались только от того, что он к ним прикасался. Флуктуативный луддит, так называл его я, я же умник. Смертьмашинам, так называл его Степаныч. Решили убирать. Отправили со сложного производства на простое - проходку канав. Лом проще понтона, сломать тяжелее, а кирку ему не давали.  Да и под приглядом постоянно, бригада четыре человека и геолог. От людей и техники далеко, на отшибе. Из этого и исходили. Стало спокойнее.
 

И вот он пропал. Напрочь.
Искали Витька три дня. Сами искали, своими скромными силами, хотя уже собирались и всякие другие лесные люди помогать.
Все надеялись справиться своими силами. Не хотелось поднимать шумиху - пресса, егеря, вертолеты, маломерные суда,  бригада Гагрида на подходе, и  вот это вот всё...

Честно сказать, я его уже списал на медведя. Потому как именно у мишек такая гадкая привычка, добычу уносить, ныкать, засыпть ветками, чтобы подтухла. Витамин тогда образуется, нужный медведю витамин, да и переваривать зверушке легче.

По всем опросам выходило, что пропавший выбрался из канавы с целью культурно отлить не совсем уж на рабочем месте. Метров двадцать пути.
Степаныч в сотый раз зашел в заросли там, где заходил в них Витек. Присмотрелся близоруко прищурившись к хвое, словно бы искал следы. Впечатления следопыта он не производил, но что еще оставалось?

 - Хоть бы кепочка какая осталась, - злым голосом произнес Степаныч, - или коронки зубные.
 - Угу, или нога - хмыкнул Прум.
 - Почему нога? Зачем нога?
 - А сам подумай, куда бы он без ноги ушел? Сразу бы и нашли...прям тут.

Ни ноги, ни кепочки, ни зубной коронки, ни даже зарубок или собственноручных  записок не наблюдалось. Наблюдалась холодная горная тайга, то есть — редкие чахлые лиственницы толщиною с руку с редкими кустами кедрового стланика и зарослями полярной березки.
Дальше, чуть ниже, шла большущая марь с гривами, что редкость тут, но вот так повезло, и облако. Но облако не наблюдалось, а наблюдало. Наверное, ему было щекотно от того, что мы движемся внутри.

К вечеру вернулись все, кто искал Витька. Мокрые, злые, грязные, потные. Мастерски плевали сквозь зубы, на землю. Потом курили папиросы "Беломорканал", говорили хрипло, матерно и просили еще чаю. Храбрились, выражали надежду, но с пониманием близкой беды. Словно бы не просто матерясь, а отгоняя зло, как это и было в свое время задумано человеком, что придумал произносить вслух всякое непотребство.
Прикинули куда идти завтра, народ разошелся по балкам и палаткам, а я остался, чтобы выйти на связь и доложить ситуацию.

Из темноты и воды облака показался повар.
Лицо его светилось мягким зеленоватым фосфорным светом, в глазах бегали бесенята и пинали зрачок копытцами.
-Николаич, Степаныч сказал, чтобы ты пока на связь не выходил, чтобы ты срочно на склад, на вещевой..говорит, чтобы один шел, и никому ни слова, мол...

- Вы охренели, страстотерпцы, какие тут тайны, третий день все на ногах, нервы в хлам, а вы мудрите.
- Ну я не знаю, вот как сказал, так я все и передал.
Повар явно темнил.

Ну и пошел я на вещевой склад. На обратную сторону ската. За гребень сопки.

Степаныч нашел Витька.

Витек отлил, ощутил холод севера,  пошел за телогрейкой. В балке и телогрейки не было, потому что осталась на канаве. Но Витек решил, что ему не выдали и отправился на склад. На складе по горе вещей полез за телогрейками на самый верх, споткнулся о связки сапог, и упал задницей в выварку и в ней застрял навсегда. Огромный такой лось, в огромной кастрюле, только ноги в стоптанных кирзачах, да соломенная голова торчат. А сама выварка рулонами крафтовой бумаги зажата в вертикальном положении. Даже не покатиться. Отлично вошел. Плотно. Безнадежно.
.
Орал первый день пока не охрип до полной потери голоса. А чего орать-то? Склад за гребнем, повыше ставили, нихрена не слыхать, да и нет никого, все Витька ищут.

- Ну все, шмерц, ты в нашей власти - Степаныч взял монтировку и спросил повара - у тебя вазелин есть?
- Не понял вашей задумки, - ответил Олег.
- Не боись, там же железо, выварка железная же.. Доставать будем, извращенец.
- Паяльной лампою надо нагреть, с болезненной надеждою в голосе сказал повар.
Тут я не выдержал
 — Я тебя сейчас нагрею паяльной, доставайте его уже...

А Витек ничего не говорил, Витек только хрипел и вращал водянистыми глазами в неярком, желтом свете фонаря.
 
И вот ведь странная вещь - двое суток не ел, а столько нагадил, что  штаны лопнули. Или это они от удара так?
Не знаю.
А потом притащили ведро воды с ручья. Он пил-пил-пил... как в песок. Выпил почти ведро. Правда. Никогда такого не видел.

Доложил по рации, что нашли живым. Всегда знал, что начальство тоже умеет материться в разных тональностях, но вот так вот, по отечески, с нотками радости, всегда послушать приятно.

Отвели  дурика в баню, практически отнесли, отпарили, тут и голос вернулся - орал дико, кровообращение восстанавливалось, что ли.
Отмыли.
Ожил...
 
 Облако, досмотрев историю до конца, медленно поднялось и улетело в темноту. Небо брызнуло звездами.

Повар собрал на раскладной столик всякого самодельного, бастурмы, груздей, сала, чаю. Я достал заначку - армейскую фляжку спирта, у меня всегда есть, на окончание сезона, ну и вообще. Выпили.

Возле бани небольшой водопад. Вода градуса четыре. Самое- то после парилки.
И вот сидим мы у водопада, Витек, правда, не сидит, стоит, пьяные, сытые и довольные, молчим важно, курим... тишина такая, только вода шумит, кристальной чистоты вода шумит, уносясь к большим рекам и дальше к самому Ледовитому океану.
И тут Витек Штайер выдает:
- А немцы сюда дошли во время войны?
Мы переглянулись и дружно рассмеялись, напряжение нервов растворилось в норме жизни. Усталости,  злости, неопределенности в мышцах и мозгах больше не было.
Все встало на свои места.

- Конечно, Витек, конечно, вот хоть у Степаныча спроси,- сказал Прум...

 Михал Степаныч Бевзлер величественно кивнул, отсалютовал небесам мокрым груздем на вилке, и торжественно произнес:
- Да... дошли, дошли немцы.
А потом вкусно выпил.