С тобой

Холод съемной квартиры. Ночь. Пыль на бесконечных полках с книгами. Они.

Дождь отделял их от мира, или они сами были бесконечно далеко от него, заперты друг в друге навечно и близкие своей грустью. Еще бы. Он не ощущал себя человеком, потеряв способность ходить. Невозможность вести прежнюю жизнь и дар писательства убивали его изнутри. А писать всегда хотелось о том, что происходит здесь и сейчас. Но что может написать человек, ощущая себя жалким и ничтожным, виня себя в гибели других и проклиная свою жизнь?.. И тот день, когда они с друзьями решили уйти пораньше из редакции. И тот день, когда он впервые сел за руль.

Единственное, что не погибло в нем, это жалость к своей половине. Она несла на своих плечах тяжесть разбитого мира любимого человека. Она была с ним на одиноком островке самобичевания. Она вросла в него, как молодой цветок в жесткую землю, пустила в него свои корни. Лишь это удерживало его здесь, но неизменно истощало ее.
Его рука в очередной раз потянулась к бумаге, потом снова отдернулась, как от огня. «Сколько можно. Возьми уже ее, напиши хоть слово!» - думала она и напряженно, не моргая, наблюдала.

«Их все равно уже не вернешь» - подумал он, или сказал это в пустоту.
«Ты есть. Ты должен продолжать быть здесь. На все воля судьбы!» - сказала она, понимая, что сделает этим только хуже.
«Нет. Это ты есть. Меня уже давно нет здесь, Адрея».
Впервые после аварии это имя соскочило с его губ. Она вспомнила, что у нее есть имя.
«Ложись спать. Не могу ничего написать, когда ты видишь меня таким».
Она послушалась. Легла в пустоту. На время отпустила его, ослабила хватку корней. Лучше не становилось, а силы были на исходе. Было холодно, но плед не спасал, так же как она не могла спасти того, кто уже одной ногой был в пропасти. У нее тоже должна быть свобода. Отпусти его, хоть на чуть-чуть. Перестань думать. Все пройдет со временем, ты ничего не изменишь.
И она уснула. Впервые за долгое время, спокойно и без кошмаров. Тишина…наконец-то ее не раздражала режущая воздух, неестественная тишина. И все же она остро ощутила свою вину, когда сон одолел ее, унес в свое безмятежное царство.

Встав рано утром, еще не одевшись толком, она неуклюже направилась на кухню. Туман победил ее трезвый рассудок. Неужели он писал что-то всю ночь? Неужели она действительно мешала ему прийти в себя своей ненужной заботой, крепкой хваткой? Ведь после аварии, где погибли все его друзья, ее любовь не могла сотворить ни строчки. Более того, это вызывало у него отвращение.

Реальность разорвала туман в клочья. Вместе с пустыми пузырьками от морфия (откуда они здесь взялись у меня их не было не было не было), вместе с толстой тетрадью, набухшей от постоянного давления ручки, вместе с законченной, видимо, прозой, и телом любимого. По ее лицу нервной улыбкой пробежалась судорога. Почти бесшумно, она подняла тетрадь с пола, положила на стол, нежно погладив обложку. Теперь здесь есть жизнь, и она никуда не уйдет. Уж она позаботится, чтобы это существовало вечно. Как прекрасна была эта набухшая тетрадь, от которой исходил едва уловимый запах чернил и сигарет! Она действительно хранила живое, сотканное из строк.
Взгляд упал на бледное, будто из мрамора, лицо. Оно тоже было до безумия прекрасно. Пальцы сами проложили дорожку от безжизненных век до плотно сомкнутых губ, погладили растрепавшиеся волосы. Теперь ее место в этом мире занято тетрадью. Лишь эта вещь хранит частичку него - ее мира, ее смысла.

На следующее утро она проснулась в уже пустой и чисто прибранной квартире. Ничто внешне не напоминало о случившемся. Ярко светило солнце, как некстати. Но небо по-прежнему казалось пасмурным. Одевшись, как на прогулку, бездумно расчесав длинные, непослушные волосы, она посмотрела в окно. Все было почти готово. Неожиданно крик вырвался из ее груди – горечь, тщательно спрятанная в душевных подвалах, рвалась наружу. Адрея снова заперла ее поглубже, хотя ее яд уже вовсю распространился по клеткам молодой женщины. Прекрасная своей невозмутимостью, уже отрешенная от всего мироздания, она вышла.
Вход на крышу был открыт ею еще вчера. Как странно, что не следят за этими дверями, что любой ключ может подойти к замку. А, может, так и должно быть?.. Прохладный ветер окутал Адрею, забирая ее тело в свои объятия, и будто зная, что больше никогда не коснется своими леденящими руками этих волос, этой кожи. Город будто бы остановился, позируя Адрее, показывая ей свои сонные красоты, чтобы она навсегда запечатлела их в своей памяти. Город всегда был любим для нее. Заржавевшая наполовину лестница вела на верхний ярус крыши. Взбираясь по ней, девушка была похожа на нимфу – белая юбка и волосы красиво развевались на ветру. Длинная дорога из труб вела к краю. Адрея ступила на нее.

Скажи мне, где мне остановиться, чтобы ты был спокоен? Где мне упасть для тебя? Я сделала все, чтобы душа твоя исцелилась. Лишь дай мне знать, что мне сделать. И я исцелюсь тоже. С ТОБОЙ.