Поэт и пафос

"Девушка и Смерть" - такое уже есть у Германа. Не буду отклоняться от своих традиций во всех письменных разговорах касаться Германа. Не теоретик же я, без пренебрежения, чтобы быть хоть малость логичной. Но написать при этом хочется именно о теоретиках, раз уж вообще возникла потребность написать. Возникла она изначально скорее как потребность излить вовне свой углубленный и болезненный опыт общения с теоретическим миром. Не могу сказать, насколько он сейчас нуждается в системе или просто высказывании - возможно, вовсе нет. Поэтический пафос диктует другую форму - набить себе на руке, чтобы было всегда видно, татуировку с одной исчерпывающей надписью. Я даже не опасаюсь, что рано или поздно сама не смогу понять, о чем в этой надписи ведется речь - нет, за эту силу я ручаюсь. И потом, исписывать лист бумаги, либо какое-то информационное пространство этими откровениями - глупость и варварство не меньшее, чем наносить их на свое физическое тело. Второе во многом честнее и красивее. Но я предубеждена к татуировкам чисто эстетически, разбираться в себе на этот счет пока не хочу и потому лучше обращусь к вымышленному только что Герману, или к В., или еще к какому-нибудь персонажу, вроде того Луки.
"Певец и всадник бедный" - вот как хотелось мне всегда тебя назвать, мой несостоявшийся собеседник. По природе своей ты так же краток, как и я, выдающая все главные выводы так и сразу. И какое же смертельное заблуждение - искать тебя в уме, при этом думая и надеясь, что ты тоже меня ищешь, а главное, что ты - практик! Вот и есть мой главный вывод. Уже. Эта надежда жрет всякого подобного человека безо всяких чертей, которых не хотелось бы трогать. Всякий подобный человек даже минуты задумываться не будет и выберет свою полную смерть, но не расставание с надеждой. А вот уже речь пошла о пафосе.
 Неужели есть те, кто всерьез может думать, что совершить смерть - легко? А что они, в таком случае, скажут насчет смерти за стихи? А я скажу, что это действительно легко - лично мне приходится умирать за свои стихи ежедневно, да что там говорить - каждый час. Я уже привыкла. На самом деле, это не дает ничего, но, возможно, дает полное право совершенно спокойно быть пафосным. Вот, к примеру, слово "поэзия" в данном ключе из уст такого самоубийцы может прозвучать омерзительно, а совсем иная фраза, поражающая в оторванности громогласностью своих слов - весьма незаметно. Штука в том, что стихи могут совсем не иметь отношения к искусству, да и поэзия, впрочем, вполне это может, хоть мысль и не нова. И, таким образом, я поневоле возвращаюсь к теоретикам.
Совершить смерть - трудно. Это главное, что я хотела и теперь хочу до них донести. Какими же только окольными и прямыми путями я не ходила вокруг них, какие только слова и действия не были пущены мною в ход! Но все оказалось бренно. И я прокляла поэзию, прокляла стихи. Причем, произошло это не в момент полного надрыва и изнеможения, не в припадке отчаянного гнева на себя и нашу жизнь, а тогда, когда настало успокоение. Тут я теряюсь, Герман. Нашлась та самая почти непроницаемая повязка на глаза, которой я теперь так сладко воспользовалась и ловлю каждое мгновение счастья. Но надолго ли? Да, хочется, чтобы после этого "надолго" стоял вопросительный знак, а не многоточие. Чтобы я сама первая верила в то, что задаю вопрос, и не риторический. Но это надежда - та самая, страшная надежда, говоря о которой, я призываю на всех нас косматые лапы.
В этом же - и отсутствие надежды.
А спасение все-таки - в неоднозначности. Поищу его теперь там. Ведь помимо безупречности есть еще и беспристрастность, не менее, кажется, стоящее слово. Гибните за свою правоту, истинные поэты, закрывайте и снова открывайте глаза, но не надейтесь на то, что все однозначно. Надейтесь только на то, что все будет хорошо. Не закончится, а именно будет! Эта фраза произносится кругом так часто и настолько уж теоретически, что я даже не призываю никого и себя в том числе побороть к ней предрассудок и отвращение, и поставить ее себе в качестве татуировки куда-нибудь. Все это чисто для себя.