СБ2. Глава 40. Бесстыжие

Глава 40. Бесстыжие

***
День дурной. И хоть все они дурные, но сегодня… особенный какой-то выдался.
Опять со скандалом и капризами оттащила Малого в садик, а сама – на рынок, за продуктами. На работу – к десяти: успею еще и ужин заранее приготовить.
И вот, всё уже – готова я! Да только… соседке взбрендило с утра пораньше огурцы начать закрывать: заняла все конфорки. И даже духовку.
Хоть сядь и плачь. А время-то тикает.
А еще голова так гудит, что просто жуть. Деваться просто некуда.
- Ваня! – послышался раздражающий голос «вездесущей» старушки. – Ваня! Это тебе на мобильный звонят?
Обмерло мое сердце в тревоге: неужто с ребенком что? Живо сорвалась с табурета (бросая пост назойливого, молчаливого «выклянчивателя» доступа к плите) – и рванула в комнату.
Неизвестный номер.
- Да! Алло! Слушаю?! – лихорадочно затараторила в трубку.
- Привет, малыш. Ты где сейчас?
Окоченела я, жадно выпучив очи. Забыло и сердце свой ход. Не дышу.
- Ванюш, не молчи! Ты где сейчас: на работе, или дома?
- Дома, - тихо, едва различимо, хриплым голосом.
- Адрес?
- К-казанцева, ***, **.

***
Ничего не пойму. Я не могла ошибиться. Просто не могла. А если?..
Нервное хождение из стороны в сторону, меряя свои свободные полтора метра пространства в комнате.
В коридор, на кухню – обмерла у окна.
- Да не стой ты над душой, - рявкнула раздраженно соседка. – Как закончу, позову.
А я уже и не слышу. Всматриваюсь во двор, будто что-то важное, нужное смогу увидеть.
Грызу ногти на нервах. Выть готова. Волосы шевелятся на голове от страха, предположений и тревоги.
Может, кто с весточкой от него придет. Или еще что…
Хоть бы слово, полслова. Может, передать что удастся ему. Деньги… или что там? Сигареты с чаем.
«Черт возьми!» - изнемогаю уже от переизбытка волнения, чувств.
Шаг в сторону – и рухнула на табурет.
«Боже, но реально! Голос очень похож! Да и кто бы еще меня так назвал?.. А если?» - побелела я от ужаса, осознавая, вдруг самолично себя врагам сдала.
Но хотели бы – уже давно нашли.
А Федька? Вдруг с сыном что?
Сорвалась на ноги – к двери. И обмерла я.
Черт, еще ж и работа! Скоро идти уже на нее. Ну, ничего. Если что – позвоню, договорюсь. Пусть уже одна сегодня моя сменщица работает, а завтра - я на полную.
«Черт!» - и снова ругань лезет из меня. Руки трясутся, ноги подкашиваются. В груди сердце ожившее, встрепенувшееся, ноет, исходясь в шальном темпе.

Что делать? Как быть?

Звонок в дверь – аж передернуло на месте.
- Ну, глухая, что ли? – недовольное старушки.
Не реагирую на нее – разворот – и провернула барашки замка.

Будто кто ледяной водой меня окатил. Будто кто кислород вмиг весь выкачал – голова пошла кругом. Тотчас ухватил меня в свои объятия, не дав упасть. Лицом к лицу. Блестят его глаза от влаги, как и мои – залились слезами.
- Привет, хорошая моя.
А я не могу. Мне дурно. Волосы дыбом встают – не могу справиться с чувствами.
- Ну, где ты тут живешь? – теплая, нежная, озорная улыбка. – Показывай.
Беглый взор по сторонам.
Несмело разворот – да только едва попыталась идти, как в глазах – пелена сплошным полотном, отчего едва что видно. И снова удержал рядом с собой, не дав упасть, разбиться.
Страх. Странный страх сковал меня всю изнутри (пуская дрожь по телу)… Помесь смущения и вседозволенности. Вот… еще миг - и мы останемся вдвоем, наедине. Впервые. Впервые без запретов и преград. Без недосказанности…
- Малыш. Вань, тебе плохо?
- Там, дальняя…
- Что? – в непонимании заглянул мне в лицо.
- Комната ее. Там, в самом конце они живут. Дверь еще открыта, - слышу голос не унимающейся пожилой женщины, Клавдии Петровны.
Ведет. Учтиво ведет мой не то Спаситель, не то Кат.
- Где Малой? – прозвучал как-то странно, взволнованно Его голос.
- В садике, - едва слышно, смиренно.
Завел в комнату. Закрыл дверь – и тотчас прибил меня к ней спиной. Лицом к лицу. Мгновения жуткой, невыносимой тяги – и прилип поцелуем к губам. Детонировало. Внутри меня что-то рвануло, бабахнуло, накрыв куполом чувств. Запойная, голодная, дикая ласка. Резво отстранился на мгновение: малопонятные движения. Да и вообще, все еще не могу осознать, принять: что вот. Вот! В миллиметрах от меня мой… Рогожин.
- Федь, - горестно, давясь очередной волной слез.
- Да, моя хорошая, - и снова впился в губы.
Уверенная ловкость рук – забрался мне под халат. Проник ладонью меж бедер и подал на себя. Подчиняюсь. Толком не снимая белья, ничем лишним не заморачиваясь… момент резвого Его напора – и вскрикнула я от ощущений, прилива, взрыва чувств. И пусть больно, неудобно, но это было самое безграничное удовольствие, которое когда-либо я могла вообразить, а не то, чтобы… почувствовать. Стон мой, его.
Вдох за вдох. Движения, взрывая безумие, отрицая реальность. Попытки слиться воедино. Стать одним… единым, неделимым целым.
Еще миг – и живо вышел, отстранился от меня, разливаясь в удовольствии. Мой Рожа. Мой.

- Федя, - тотчас кинулась я к нему ближе, жадно обняла, обвилась вокруг шеи, игнорируя весь мир вокруг. И даже только что свершившееся.
Рассмеялся добродушно – обнял в ответ. Глаза в глаза, теряя фокус. Губы на расстоянии дыхания.
- Да, маленькая моя?
- Федя! Федечка мой! – запричитала я лихорадочно, испуганно. А сердце так и рвется на части. Хочется слиться, прирасти к этому человеку и никуда большее не отпускать его никогда. – Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста! – прижимаюсь к нему, будто ополоумевшая.
- Котенок, успокойся, - жаром заливает щеки его смущение. Провел, погладил по волосам. Взгляд в глаза на короткий момент его принуждением, поцелуй в губы. – Всё хорошо.
- Т-ты как? Ты насколько здесь? – тараторю, сходя с ума.
- Навсегда, Ванюш. Навсегда.

***
И снова звонок телефона – узнаю: будильник.
- Черт! Мне же на работу пора! – живо я кинулась на диван, потянулась к тумбе за аппаратом. – Сейчас позвоню, скажу, что опоздаю, - заливаюсь счастливой, идиотической улыбкой.
Шок постепенно отпускает, ступор тает – медленно, но уверенно осознаю то, что произошло. Кто сейчас здесь, со мной… и что за новость взорвала мой мир.
- Лучше, что вообще сегодня… не придешь, заболела, - загоготал вдруг смущенно Федя, залезши уже за мной на постель и нагло нырнув под халат, пытаясь расправиться с моим бельем.
Смеюсь счастливо, что дурочка. Поддаюсь. Переворачиваюсь на спину. Взор в потолок, краснея уже от стыда, но потакая фривольности своего мальчика.
- Алло, да? – будто током, пронзили меня слова моей коллеги.
- А-а, да, - захрипела я нервозно. А бесцеремонный Рогожин уже принялся и сам халат на мне расстегивать да бюстгальтер снимать. - Я сегодня… не смогу. Давай, я твою часть возьму завтра. Я сегодня не приду. Потом расскажу, - лихорадочно запричитала я, заикаясь и черти что, на автомате, неся. Не дожидаясь ответа, испуганно нажала отбой, чувствуя уже как Федька вот-вот окажется во мне, разорвав вновь на части мою вселенную.
Еще момент, еще секунды – и Тиран взял свою крепость. Да только этому захватчику я готова раз за разом сливать бой. Звонкий, бесстыжий стон вырвался из моей груди, вторя безумному взрыву, что накрыл темным полотном бархата все вокруг. И лишь золотые звезды пошли маревом. Еще движение – и вновь я не в силах себя сдержать. Отчаянно пытаюсь глядеть на своего Рогожина, желая всецело узреть его, внять, что это он со мной. Он: не сон, не греза, и не шальные бредни. Он. Мой Федька со мной. Тот, о ком столько мечталось, ждалось. В фантазии перебиралось. Он – реален.
Силой впиваюсь в губы поцелуем, ловя поверхностные вдохи любимого человека – радостно отвечает лаской. Но вырываюсь – я задыхаюсь. Захлебываюсь. Теплом, безумием. Собственными слезами. Слезами счастья. Замирая, пропускаю вдохи – лишь бы на дольше задержать в себе сосредоточение, ощущение Его всецело. Каждой клеткой пыталась я насытиться тем, кто, казалось, навек под запретом. Мы наконец-то вместе.
Вместе… и навсегда.

***
- Федь, диван скрипит! – испуганно обронила я шепотом, пресекая свои движения. Замерла я на Нем, словно пойманный вор.
- И что? – остановился послушно Рогожин, отрываясь губами от моей груди. Задорная, шаловливая улыбка. – Только услышала?
- Ну, соседи… как потом?..
- Я к своей жене пришел. И мы у себя. Так что… что тут такого? Ничего, пусть привыкают, - залился коварством. - У меня на тебя большие планы! – вдруг движение – и повалил меня на кровать. На спину. Забрался сверху. Поцелуи бесстыжей тропинкой от шеи к низу живота…
Пробовал. Пробовал меня везде на вкус, доводя до бешенных чувств. До крика, до рыка, до откровенных рыданий. До сумасшедшего наслаждения.
Его. Отныне и навсегда – я стала его. Я стала Рогожиной.

***
- Маленькая моя… - погладил меня по голове.
Отвечаю участием: сложила ладони одна на другую на подушке – и вперила в родное лицо взгляд.
- Я тебя так люблю, - неожиданно продолжил и щелкнул по носу.
Тотчас отдернулась я. Уткнулась ему в грудь, прячась от шалостей. Смущенно захихикала.
- Я так по тебе скучал… - и снова разрывает меня всю откровением.
- Я тоже… очень, - несмело прошептала я.
- Был период, - вдруг запнулся, перебирая какие-то свои воспоминания, – прям задолбала сниться.
- Что? – возмущенно взревела я, уставив на него очи.
- А то, - хохочет. – Только решил: всё, хватит. Пора браться за ум и смотреть правде в глаза. А ты сразу впровадилась день и ночь сниться.
- Ты и днем спал? – язвительное.
- Нет, блин. Книжки читал.
- А надо было, - паясничаю. – Меньше бы снилась по ночам.
- Или больше, - гыгыкнул.
- Ты какие там… собрался книги-то читать?
- У-у-у… с картинками.
Наигранно надула я губы и скривилась.
- Шучу, - поспешно. – Котенок, ну не дуйся… Я так рад тебя видеть, а ты тут… обидки мне строишь.
- Рогожин, - гневно, - я Вас сейчас покусаю!
- М-м-м, а можно заказ… в каком месте?
- Сама выберу! – игриво зарычала и тотчас кинулась к нему, желая шутливо впиться зубами в ухо. Но перехватил инициативу – губы в губы. Запойный поцелуй, рождая игривые мысли, желания, проникая откровенно в мой рот языком. Ответила развратной лаской…
Застонал, не выдержав.

***
- Нам еще… Федьку забирать… из садика, - лениво бурчу, уже буквально засыпая у Него на груди.
- Заберем. Не переживай, - добрый, подобно неге, звук. Тихий, родной смех.
Зажмурилась я от удовольствия. Но подколоть так и не упустила возможность:
- Тебе ха-ха, а мне… я наверно, и встать после всего не смогу.
- Ну… мадам Рогожина, - крепче сжал меня в своих объятиях. – Привыкай. Это только начало.
Невольно рассмеялась:
- В смысле? Начало чего? – язвлю, провоцируя на приятные рассуждения, шутки.
- О-о, - взревел забавно. – Моих коварных фантазий. Ух, знаешь, сколько их уже набежало!
И снова не унимаю смех:
- Это что еще можно там было придумать? По-моему, ты уже… меня по-всякому перепробовал.
- О-о-о, Ванюш! Ты это зря! – тотчас перевернул меня на спину и повис сверху. – Тут еще экспериментировать и экспериментировать!
- Не надо! – отчасти наигранно взмолилась, прикрывая лицо руками. – Я уже еле жива…
- Не-ет, - злокозненно. – Уж слишком долго мы этого всего ждали. Ты просто так не отделаешься… - лукавая усмешка.
- Там уже соседи, наверно… в шоке.
- Ничего, им полезно. Авось, и свой бесстыжий романтик потом ночью устроят.

***
Еле дошли с Рогожиным – всё тело просто адски болело. Но осознание причин всему тому… только какого-то странного, нездорового удовольствия и добавляло.
Как дураки, хохочем: над всем и всеми. Надеюсь, за пьяных нас не примут.
Зайти в группу, забрать ребенка и приняться его переодевать.
- А знаешь, кто к нам приехал?
- Папа? – счастливо, хотя и радость тотчас сменилась на какую-то настороженность.
Нахмурилась невольно и я. Спрятала очи.
- Нет, - мотнула головой. Скривилась от неприятных чувств. Но вдох – для прилива моральных сил, и, рисуя силой радость на лице, прощаясь с тугими мыслями (что враз накрыли меня от одного только напоминания о том гаде), продолжила я: - Дядя Федя. Тезка. Мы уже его когда-то видели. Он очень хотел тебя повидать.
- А молозенку купит? – вперил в меня пытливый взор.
- Купит, - искренне смеюсь над этой его неожиданной наглостью. – Купит.

В магазин за мороженым – и домой.
- Дядя, дядя! Там впеледи долога! Луку давайте! И не бойтесь.
Захохотали мы с Рогожиным: надо же – запомнил (уже и я даже забыла).
- Да дядя уже больше не боится! – торопливо отозвалась я.
- Боится-боится, - резвое Феди. – Еще как боится! Только там лужа. Давай я тебя лучше на руки возьму.
- Мам, мозна?! – молящий взор в глаза.
- Мозна-мозна, - добродушно паясничаю.

Да только Серебровскую породу сложно в себе подавлять. Наглости моему «переживателю за дядю» хватило на то, чтоб его до самого дома несли: то, якобы, еще лужи, то так… дядя опять чего-то боится, то уже он просто устал.
А Рожа только и потешался с меня, с моих тщетных попыток уговорить «неуговариваемого».

***
На скорую руку приготовить ужин – и пригласить всех за стол (али, вернее, тумбу-стол в нашей коморке).

Метнула я взор на сынишку, а затем вновь уставилась Федора... Старшего. Вот оно... счастье. О котором столько грезила. Не только сейчас: а практически всю свою "взрослую" жизнь. Семья. Где муж, которого безумно люблю, где ребенок. Наш ребенок. И все мы за столом, дружным коллективом уплетаем ужин, обсуждаем все то, что произошло за день. Рутина, которая в благодать, а уж никак не в кару. С дорогими сердцу людьми - даже обыденность... сладкая.

***
- Хочешь, я останусь? – смущенно прошептал Федька, едва мы оказались вдвоем, на кухне: замерла я у раковины, моя посуду. Обнял, прижался к моей спине Рогожин. Поцелуй в шею.
- Ну да, - вздрогнула я, ошарашенная услышанным. – А куда ж ты еще?..

***
Руки в боки посреди нашей комнаты – и будто впервые я увидела ее по-настоящему. Всецело. Осознала ее «красочные габариты». Диван полуторка, тумба, шкаф. И места свободного – так, что только и остается крутиться, стоя на одном месте.
- М-да… кладовка та еще... Разве что в коридоре лечь, - печально улыбнулся Федор. - А так, здесь и на полу негде примоститься.
- Ну, - невольно залилась я краской стыда. – Как есть, - пожала плечами. – Но ничего. Поместимся. Что ты? Не на улице же тебе ночевать!
- Да ладно, - хмыкнул. – Я пока… у Ники останусь, перекантуюсь. На днях квартиру нам подберу – и съедем. Хорошо? – вперил в меня взгляд.
Поморщилась я от волнения и непонимания:
- А деньги где возьмем? – глаза в глаза, с опаской.
Скривился:
- Найду. Есть там один вариант.
- Федька, - с испугом вырвалось из меня.
- Да не боись ты, - кисло рассмеялся. – Без приключений.
- А, хотя это, - поспешно отозвалась я, невольно перебивая. – Я же твои не все потратила. Давай верну.
- В смысле, «верну»? Ты опять? – резво изменился в лице. – То твое. А вообще, теперь у нас все общее. А не «твое-мое». Так что пусть у тебя лежат. На черный день, а то мало ли… каким местом еще к нам жизнь повернется. А это я… старых знакомых навещу. Поставщиков. Есть там у меня… еще немного замороженного капитала. Нереализованные авансы. Без прямого контакта – не хотели возвращать. А сейчас уже не отвертятся. Да и так, надо посмотреть, да кое-что сдать из остатков, что еще на мое имя записано. Как тогда, когда этот… тебе деньги привез, - кивнул. – Нормально все. Справимся, - шаг ближе и обнял меня, прижал к себе. – Не переживай.

***
Разговоры за разговорами. Заодно поиграть, потискать ребенка, прочитать в очередной раз всё одну и ту же детскую книгу (на которую расщедрилась я столь недавно) – и уже ночь скралась на землю - уснул малыш. Усталость, дремота и нас с Рогожиным стала глодать нещадно.

Шаги по коридору. Едва только Федя к двери, как тотчас я кинулась к нему, не стыдясь уже никого и ничего. Прижалась жадно, уткнулась носом в шею.
Вдохнуть, вобрать фанатично аромат напоследок, тепло. Страшно вновь отпускать, снова расстаться. Рискнуть опять потерять.
Я не смогу, не переживу, если вдруг вновь что-то случится... и мой журавль снова рванет в небо. Не смогу, не хочу. Не буду.
Буду. Конечно, случись что, вновь буду мечтать и ждать, покорно ждать, да только... нервы мои на исходе. Я на исходе.
- Ванюш, ты че, плачешь? - попытка заглянуть мне в лицо, но не даюсь - прижимаюсь сильнее.
- Федька...
Я знаю. Знаю, что нельзя просить остаться, да и глупо. И потерпеть осталось немного, но сил уже нет. Выдержки не хватает играть и дальше роль сдержанной, которой всё по плечу, дамы.
Поцелуй в висок - и стиснул меня крепче в своих объятиях.
- Хорошая моя. Ну не надо... Хочешь, я утром приду? Когда вы там в садик, да тебе на работу?