Блейк и Китс

Ты выходишь из серого здания библиотеки на летнюю зеленую улицу. Парк полон веселых шумящих людей, готовых взорваться так же легко как петарды в теплую новогоднюю ночь. Парк полон подростков и красивых девушек, но ты любишь только Джона Китса И Уильяма Блейка, томики стихов которых оттопыривают карманы твоих джинсов словно два револьвера, лежащие там до поры до времени. Признаться, ты толком не читал ни того ни другого, но ты всегда носишь их с собой, словно карманную библию новообращенный индеец не знающий грамоты.  Ты не уверен, но, возможно, их поэзия пригодилась бы в этом горном сыром городе, где белые худые и костлявые тела людей навеки мутированы работой их предков в шахтах, и где так любят ирландскую музыку, и пабы рассыпаны по набережной словно пустые гильзы после перестрелки.

Ты любишь только китса и блейка . Томики их книг греют твою старую душу, лежа в ней мертвым грузом, вместе с полустершимися полусгнившими портретами авторов , заляпанным вареньем и вытекшими чернилами, вместе со странницами потертых стихов.

Ты видишь группу лохматых подростков, тусующихся у старого нефункционирующего фонтана -- все что осталось от него -- руины вазы и полуразвалившаяся гипсовая горгулья с открытым ртом, без крыльев. Подростки перебрасываются фразами.  Некоторые из них спят на скамейках , делая это и при необходимости и под дождем и под снегом. их тела слегка забросаны пожухлой прошлогодней листвой.

Ты видишь белокурую девушку, которую трахал пару месяцев назад, лежа на солнце. Что тебя почти не удивило -- через некоторое время она так же легко ****ась с кем то другим продолжая тебе улыбаться .

Ты стоишь рядом с ними, чувствуя себя инопланетным гостем. Тебе машут, тебя зовут и ты приближаешься. чувствуя теплое дыхание толпы. Ты любишь только Уильяма Блейка и Джона Китса, больше ничего не желая знать об этой жизни. Особенно ты любишь Китса. Ты знаешь, что он рано умер от туберкулеза в какой-то гостинице. Совершенно один. Обидевшись на какого то идиота критика, который слишком резко отозвался на его стихи. Бывает.


Одна из девушек начинает слегка танцевать, извиваясь всем телом, отделяется от толпы. Это красиво и ей аплодируют и подсвистывают, подыгрывая на тех инструментах, которые есть. Она вьется словно змея или кусок пламени, сдуваемый ветром. Грудастые скрипки и тамбурины визжат. Темнота сгущается и воздухе и лето готовится перейти в грозную осень. Ты глотаешь холодный, пропахший листьями, воздух. Он сладок как шоколад. Мягкая треугольная плитка падает в желудок и медленно плавится там. Девушка извивается как змея и ты готов позабыть об всем

Кто –то начинает бегать, собирая блестящие сверкающие белые монеты и мятые голубенькие бумажки в огромный полотняный мешок.

Китс умер один. Ты не знаешь, любил ли он когда нибудь кого-нибудь кроме случайных горничных..( Ты никогда не читал его стихов про любовь). И почему он жил один в  промозглых гостиницах, переписываясь с седыми поэтами,  и что это дало ему.

Поэты никогда не казались тебе особенно умными. Разве парочка из них давала ощутить при общение некоторый электрический ток, подобный удару молнии --яркий и ослепительный и преображающий темноту реальности. Все искажалось при этом, как некоторые строчки у китса, прочитанные во время бессонницы.

Девушка приближается к тебе ты, чувствуешь  ее дыхание, ее руки гладят твою шею, ты хватаешь ее за талию.. вы целуетесь.. и все вокруг тускнеет, растворяется и уходит. Вы остаетесь вдвоем. Ты вспоминаешь ее имя и шепчешь его про себя.

Tyger Tyger, burning bright,
In the forests of the night

Ты хочешь объяснить ей про Китса. но ты не знаешь, точно, что именно. Ее руки гладят по твоему телу нежно как будто играют моцарта на невидимом волшебном рояле. Тигр делает свой прыжок и все  замирает, как ночной зимний поезд на станции.

 Ты предполагаешь, что оба они, И Китс и Блейк умерли девственниками и небесный заяц, летящий по небу в розовых шариках не коснулся из своими мягкими лапками. И они точно не знали , что два языка могут танцевать как две феи в летнюю ночь в райском саду.


Ты хочешь сказать про Китса, но тебя начинают   трогать и стаскивать штаны и время кажется мутным самолетиком беспечно летящим по детской сонной улице, когда дети , его запустившие, давно уже выросли умерли и растворились.