Глава двадцать третья. Идея эксперимента

Пятый нашел тринадцать вариантов создания новой сущности с заданными параметрами для обеспечения бесперебойной работы мегалитов. Шестой представил двадцать шесть официально задокументированных случаев оставления мегалита одним из обитателей,  вызванные необходимостью контроля за черными дырами или наблюдением за белыми пятнами, а так же три случая экстренной эвакуации. Десятый рассчитал шансы каждого обитателя и составил таблицу эффективности. Потенциальные шансы нового обитателя остаться в мегалите оценил высоко, в Шестой и Тринадцатый по всем показателям оказались на грани выдворения. Тогда дотошный педант Одиннадцатый спросил, правильно ли он понял, что сейчас надо определиться, будем ли мы создавать нечто убогое, чтобы повысить шансы Шестого и Тринадцатого, или подойдем к вопросу ответственно и сотворим личность практичную для выживания во внешней среде.

Их дневника вечного дежурного по мегалиту №518 Шестого


не трогайте мои седины
так все мужчины говорят
когда ломают об их спины
Ухват

Реклама лавки-конторы “Скорябин” оплаченная сорока пятью дверными петлями и одной оконной ручкой, так как, по мнению хозяина, во-первых,  не выражала весь ассортимент товара и название “Скорябин” происходило не от предлагаемых скобяных изделий, а по фамильному имени владельца во-вторых.

Перевод единиц измерений
- 1 вер – около 10 метров
      - 1 тыд – около килограмма


    Районный пристав не без удивления узнала, что пятнадцатый знак Маурсы изначально был водным и сохранял от пиявок. В последствие выяснилось, что при правильном построении он так же охранял от пираний и акул, при двуцветном – от наземных кровососущих, паразитов и мелких грызунов. В общем, не знак, а сказка. Для правильного построения требовались знания высшей математики с тригонометрией и матричная физика, так как природа знака зависела от твердости или текучести среды, бесконечных чисел, физической и химической инертности. Собственно на этом Нца закончила чтение записей школьного товарища о расчетах опорных точек знака. Раз вычисления были за гранью возможностей, банально перенесла максимально точно отмасштабированную картинку идеального сухопутного знака на местность, позаимствовав у Гретты Тигровны для великой цели два цветных карандаша, синий и красный. За основу брала уже известные событийные точки и при помощи стакана, рюмки, рейки от швейной машинки, обложки от “Всемирного словаря слов” и наперстка выводила плавные спирали и ломанные.   “Идеальный знак” лег на карту эффектным замысловатым узором, в котором один из узлов пришелся аккурат на “Проставу”.  Две синие линии выгнулась в “спаси и сохрани”, а красная  ломалась в “дерзай”.
    После того, как Нца стряхнула с себя спесь от некого полученного результата, на который  не рассчитывала, она впала в ступор от необходимости что-то с этим делать. Нужен совет, но главный советчик Ром-Дим пребывал в местах далеких и красивых, откуда слал карточки с видами.
  Гретта Тигровна иногда давала дельные советы, но нынче пребывала не в том настроении, когда мыслят конструктивно.
     Эгила – секретарша-наблюдатель от околоточного, крайне неудачно съездила в лавандовый крольчатник, пришла утром на работу мрачная, обвинила всех в попытке убийства её и нанесении ей глубоких душевных травм. Написала заявление на отгул и умотала домой строить планы мести.
    Нца оторопела от такого поворота. Она и позволила поехать в крольчатник Эгиле, потому что, не смотря на вздорный характер хозяев, в Задрюке они считались достаточно респектабельными людьми, что правда не мешало горожанам называть за глаза  их хозяйство «гадюшником». По мнению Нцы, если кто и мог найти общий язык с этой сложной семейкой, так это  Эгила, как представитель уважаемой семьи одного с ними круга. Но что-то пошло не так. 
    Хозяева крольчатника имели тролльские корни с мощным подмесом бесовской крови. Их родовые тотемы – бойцовский петух и малахольная мартышка так и не пришли к согласию, кто главый покровитель семьи, поэтому не реже пяти раз в год их подопечные устраивали разборки на весь Задрюк. Отпрыски были под стать родителям. В школу и из школы, если по каким-то причинам родители не могли предоставить им дрожки, детки шли кучно, катились по улицам  эдаким ершистым шаром, словно  слепленным из колючек репейника, и все встречные-поперечные, включая бродящих собак и кошек, убирались с их пути.
    Однажды Нца отобрала у них несчастную курицу. Ну, как отобрала. Старшие разбежались, изловить для душеспасительной беседы удалось только младшую дочуру. Рассказав, почему птицу, особенно чужую, пинать ногами нехорошо, районный пристав со всей доступной ей мягкостью попеняла:
-Добрее надо быть.
-Я и так самая добрая, – процедила юная особа, недобро позыркивая из-под челки.
    Вот и  выяснилось, что статусность и уважуха пасовали перед  хамством и нахрапистостью.
   Нца устроила экспресс расследование. Чос и Браниг отвечали нехотя, скупились на детали, но всё равно картинка вырисовывалась стремная.
    Приехали жандармы в лавандовый крольчатник и стали громко звать хозяев. Вышла жена, раздраженная, что её оторвали от дел и первым делом спросила: «Где Друк»? Узнав, что Друка нет, поинтересовалась, за каким рожном приперлись остальные. Они ведь не специалисты по животным?
-От вас поступила заявление. Мы обязаны отреагировать и составить протокол, - с апломбом заявила Эгила.
   После этого был небольшой монолог хозяйки, в котором она сообщила, что не нуждается в протоколах и в том, чтобы всякая мерзлота, но без буквы «л», лезла в их дела. Тут бы жандармам и уехать, но  один из отпрысков запустил в творение Бранига комок грязи, очень похожий по цвету и запаху на помет и попал в боковую фару. Браниг устроил по полям и лесам погоню и изловил молодого нахала. Не факт, что именно данная мелюзга произвела акт вандализма, но изловить Браниг смог только его. Тот извивался в руках  и кричал дичью, что не виноват, но механик желал сатисфакции и протокола за нападение  на должностных лиц при исполнении служебных обязанностей.   
   Перебранка возобновилась с новой силой.  На звуки вышел папаша. И вышел, похоже, из бойни, потому что был в клеенчатом окровавленном фартуке и с ножом наперевес.
   Жена отобрала у Бранига орущее чадо и послала всех очень далеко, окончательно перестав стесняться в выражениях, отчего-то напирая в основном на Эгилу. При этом слово «сикилявка» было самым приличным. Она кричала, что не оставит просто так издевательства над детьми и всем покажет. Папаша молчал, но красноречиво поигрывал ножом.
   В общем,  протокол они не составили.
  Нца слушала, качала головой, а затем, захватив Друка и Бранига,  отправилась в лавандовый крольчатник успокаивать разъяренных хозяев. Поговорили, пришли к соглашению. Друк осмотрел кролей, а дети вымыли Бранигу машину. Вроде, расстались к обоюдному согласию. Позвонили успокоить Эгилу, дескать, конфликт улажен, но она жаждала  кровопусканий и никого прощать не собиралась.
      Гретта Тигровна полностью поддержала секретаршу околоточного, пообещав взять повышенные обязательства, хотя у неё имелись свои версии произошедшего, основанные на разговорах с Поншиз (подружкой Бранига), Пи У(женщиной Чоса), а так же кухаркой Закосов. Последняя стала самым ценным источником информации и слухов. Молва о происшествии в лавандовом крольчатнике поползла по Задрюку, обрастая подробностями и деталями, и обещала вернуться дополнительным бальзамом на душу Гретты Тигровны. Секретарша звонко отбивала на печатной машинке документы с таким высокомерным безразличием, что выводить её из эйфории было бы настоящим преступлением против человечности.
    И если не Ром-Дим и не Гретта Тигровна, то, безусловно, статус лучших советчиков в деле Вырги Жмоха плавно переходил к коллегам по работе.
     Следователь по запрещенной магии Ворхмайер, к сожалению, завяз в тотемах и покойниках, а вот следователь по немагическим делам Дрикс Викли Накос был условно свободен.
    Не откладывая дело в долгий ящик, собралась и поехала консультироваться.
    Вскользь упомянув о знаке Маурсы, сделала упор на сетованиях верховного судьи быстрого суда о слабой доказательной базе.
    Дрикс оживился:
-Следственный эксперимент, - воскликнул он. – Всегда хотел попробовать, что за зверь, да случая не выпадало. А для тебя сейчас, самое оно. Я, знаешь, даже помогу организовать, только подсуети мне паренька, который охотника за душами видел.
       Нца пообещала предоставить оного немедленно, и даже телефонировала в старательский поселок, куда Чос и Дай Но отправились разбираться с очередным завалом. Но раз такое дело,  раз следственный эксперимент, она сама займется расследованием на Вяке, а Дай Но поступает в полное распоряжение Дрикса Накоса.
     Они встретились посредине пути.
-Что сказала Скорбящая Мстя, - спросила Нца.- Только коротко.
-Высший обвод «Забудь» действует не на всех. Мстя прекрасно помнит всех четверых. Готова опознать.
-Завтра доложишь. Устно.
   Вот и поговорили.
   Почти весь старательский поселок присутствовал на участке старика Тхарли. Мужчины выстроились цепочкой п разгребали завал, женщины привносили элемент хаоса и успокаивали дочь Тхарли, сухопарую жилистую тетку, начисто лишенную кукольной миловидности, зато интересную по типажу: высокие скулы, прямой нос, выразительные глаза. Горе придало лицу жесткости, усилив своеобразную привлекательность. Старатели при виде её расправляли плечи и желали защищать, а женщины как бы ненароком закрывали им обзор.  Отчего-то это было первым, на что обратила внимание Нца. Бессмыслица какая-то, укорила себя районный пристав. И где Чос прохлаждался? Неужели внизу помогал старателям? Потом обнаружила его за валуном с книгой. Потребовала отчета.
 – Так вот, – Чос оторвался от очередного романа и указал на суету на участке. – Неприятность. Завалило старика Тхарли.
      Это было очевидным и бесспорным. Но не подумал ли представитель закона, что выглядит завал как-то странно? Из всех старателей Тхарли отличала особенная осторожность. Он даже в каменные карманы ставил деревянную крепь, а чуть глубже – анкерную непременно. Да и направление раскопа в сторону законсервированной находки Ботисов-новичков выглядело подозрительно. Совсем не похоже на Тхарли.
– Там именно Тхарли? Ты уверен?
-Нет, - вынырнул из-за спины председатель старейшин. – Тело ещё не откопали, но ход идет с его участка, так шта кто ж ещё?
-В последнее время за Тхарли ничего подозрительного не замечали? – спросила Нца, подкованная недавним просмотром отдельных глав “Обязательного кодекса”.
-Я – нет. В последний раз его видел, когда он самоотвод от самосуда брал. Сказал, здоровье шалит. А на следующий день участок расчищал, и здоровья хватало такие булыжники перекатывать, ого-го. Подозрительно? Во-от. Больше ничего такого не видел. Надо других поспрошать.
    Чос отклеился от валуна. Он всё понял, он всех опросит. Дождется, когда откопают тело и отправит его к коронеру или Брачнику, в зависимости от результата раскопок. Нца может спокойно ехать в контору и прислать Друка или Бранига в помощь.
     По возвращению на постоялый двор Нца в очередной раз удивилась скорости распространения известий и слухов.
    Гретта Тигровна, торопливо оттого криво пришпиливала записку к двери.
-Рабочий день уже закончился?
-Да вы что? Не знаете? – всплеснула руками секретарша, - Дай Но с гос-даром Накосом устраивают в Проставе эксперимент. Можно, я сегодня пораньше уйду? Надо себя в порядок привести, там же, поди, весь город будет. Я для вас на столе оставила заявление. Суху притащил от Брукса. Даже не собираюсь регистрировать.
-Что за заявление?
-Так у Брукса брат пропал. Вы не слышали?
    К сожалению Гретты Тигровны, слышала. Поэтому придется секретарше немного задержаться и выписать повестку. Без имени. Или на имя арендаторов Ойгновской усадьбы. Проштамповать, запечатать и отправить почтой. Как какой? Обыкновенной, с почтальонами. И без разных там «заказное» или «с уведомлением о вручении».

 В темно-голубых сумерках сада, наполненном ароматами душистых цветов, звуками цикад и таинственными шорохами, стояли двое. Их опущенные плечи и поникшие головы сгибали позвоночник крючком, навевая уныние.
-А ведь талантлив паршивец, – прошелестела тень Годри, проводя по изгибам каркаса третьей стены беседки прозрачной рукой. – Откуда только железо берет?
-С помойки, – мрачно ответила Уля Ле.
     С точки зрения любого независимого наблюдателя Уля Ле должна быть счастлива. Сироша оказался талантлив в кузнечном деле до дрожи в коленях, до противного мандража “откуда что взялось” и недоверия “не может быть”. Стена беседки, некогда погубленная Годри, вырастала гармонично и витиевато, покрываясь сетью завитков аканта.
-Шиповник, нарциссы, примула, подснежник на цветущей яблоне.
-А это?
-Геацинт.
-На яблоне?
–Ну не на шиповнике же.  У тебя очень заскорузлое понятие о весне. Если тебя успокоит, то и у меня тоже. Он так и сказал – заскорузлое. Что, говорит, старики смыслят в веснах. В свежести капели и дуновенье фена. А это они и есть, ветер и капель. Объясняю до кучи, чтоб лишних вопросов не задавал.
      “Ветер” гнул часть кованного куста шиповника к правой стойке, а “капель” присутствовала повсюду разнокалиберной дробью.
      Единой конструкцией со стеной предполагалась не общая скамья, а индивидуальные кресла. Некая массивная деталь уже была закреплена на месте будущего подлокотника.
    Годри сверился с эскизами, любезно предоставленниыми бывшей супругой, а ныне вдовой. Даже небрежные и упрощенные они были выполненны профессионально, уверенной и хорошо поставленной рукой.
-Не успеет, не должен успеть, – прошелестел Годри, роняя по одному листчку. Эскизы подхватывал легкий ветерок и уносил в сторону оврага.
-Не знаю, как на счет беседки, а вот деньги за дом он проиграть успеет, – поджала губы Уля Ле.
    Это была её головная боль последних дней. Сироша очень толсто намекал, что необходимо принять участие в большой игре и “сорвать куш”.  Это позволит расплатиться  по долгам с банком и озолотеть на пустом месте. К слову, играл он с каждым разом лучше и лучше, обставляя Дай Но и Чоса, Маркфей оставался недосягаемым, но, как трезво предполагал Сироша, его на большой игре не будет. Увещевания Уля Ле, что там будут игроки почище Маркфея, Сирошу не останавливали. В результате бабка по три раза на день перепрятывала деньги, понимая тщетность усилий. Если мальчику приспичит, он разыщет заначку в пять секунд, особенно если попросит помощи у Дай Но.
    Итак, у стариков прорезались две проблемы: возводимая стенка беседки и предстоящая большая игра. Была и третья – настоящий папаша Сироши, которого на данном этапе рассматривали, как способ решения двух вышеозначенным проблем. Но это в крайнем случае, если придется расписаться в собственном бессилии перед превратностями судьбы, хотя для борьбы с прогрессирующим возведением третьей стены беседки Уля Ле обошла всех знакомых и похвасталась, какой замечательный внучек специалист. Ей не верили, но часть народа заитересовалась возможностью почти даром воспользоваться услугами кузнеца. Благожелательные отзывы сплетнями срабатывали и заказов с каждым днем прибывало, но медленно, катастрофически медленно. Внучек справлялся легко. Одна надежда – общественная конюшня. Кажется, они собрались дать большой заказ на подковку. Только бы поспели вовремя.
-А почему я одна колгочуся? Ты тоже мог бы какую каверзу устроить, – наехала на бывшего супруга Уля Ле.
-Я, понимаешь ли, мало чего могу, – буркнул Годри. – Я – привидение. У меня правило очередности. И ребенок.
-Во-от, – протянула Уля Ле. – Всё у вас, у мужиков так. Как гадость какую сотворить – первые, а  как помочь – правило.
     Привидение хмыкнуло. Слабая отмазка! Годри давно просил супружницу отвадить соседского сына Героя. Отвадила? То-то. А при ребенке пакостить себе дороже. Придет время, спросят его на верхнем суде Гжути и Осли: “Учил ребенка плохому, когда был приведением?”, и что ответит? Ах, простите, жена вовремя малыша от ремесла не отодвинула. И вообще, он только-только вкус жизни после смерти почуял.
   И как-то за монологом упустил момент, когда Уля Ле подхватила с земли железный ломик и наотмаш ударила. Глупая была затея. Ломик прошел насквозь, не нанеся увечий, а только обиду.
-Сдурела, старая? – удивился Годри.
-Так листочки держал и не ронял, отчего ж ломиком не попробовать, –оправдывалась Уля Ле.
-Раньше пробовать надо было, когда живой был, – огрызнулся Годри.
      Оставшиеся эскизы веером пустил по ветру и что-то прокричал в ультразвуковом диапазоне. У Уля Ле заложило уши.  И в супруга, как некогда тарелки, полетел железный пруток, брошенный уверенной рукой. Как и предыдущая попытка, урона привидению не нанес и воткнулся в цветнике. Ладно, не достала, зато душу отвела.
    Супруг разозлился окончательно и зигзагами засквозил в мастерскую. Обычно последней жертвой его гнева был картонный мусорный ящик. Некогда при его жизни Уля Ле неоднократно просила сделать несгораемую емкость для сжигания горючего мусора, чтоб не носить сор в яму за садом. Годри обещал и не делал, поэтому  Уля Ле заказывала картонные коробки, которые по мере наполнения сжигала вместе с мусором. В гневе супруг любил ловко  пинать легкую тару, наслаждаясь разлетающейся использованной бумагой, сеном и ветошью. Развлекался этим при жизни, не изменил привычке после смерти, но не в этот раз. Нога свободно вошла в стенку коробки и вышла из приоткрытой крышки.
-Ага, – злорадствовала супруга. – Это мальчики нам подарок сделали. Под покровом тайны.
    Годри не поверил. Невозможно настолько ювелирно изготовить “коробку”, да ещё с механизмом открывания. Как он мог не заметить? Это ж заливка, шлифовка, формовка, полировка, тонировка, наладка?
-Они сказали, что ты обрадуешься, когда увидишь. Гордые такие были. Я, конечно, слезу умилительную пустила, так что когда тебе показывать будут, тоже пусти.
-И где они? Опять в карты режутся?
-Обижаешь. У них сегодня дело. В “Проставе” они.
     Поганое настроение Годри скатилось в мрачные глубины меланхолии и упало тяжким грузом. При жизни “Простава” не слишком нравилась: шумно, вонюче и невкусно. После смерти минусы стали ностальгическими плюсами. Остро хотелось адреналина с мордобоем, ароматов прогорклой кухни в крутом замесе с табачным дымом и гомона вокруг. Несгораемый ящик для мусора, “Простава”, стена беседки… Это ж  какое-то изуверство над природой призраков, это…это… Всё. Он уходит в себя и просил бы не беспокоить следующие пять дней.
    Уля Ле с видом сытой щуки наблюдала за муженьком. Она долго ждала такой реакции: жалость к себе от бессилия перед кознями судьбы. Достаточно ли наказан Годри? Пожалуй, нет.
-А ещё Сирошенька с Маркфеем специально для тебя какой-то супер шкафчик на колесиках с внутренним управлением собираются сделать, чтоб ты был совсем-совсем могильным…Мобильным. Счастлив?
    Ой, как же муженька скорежило! Теперь хорошо. Теперь норма.

   После пропажи Ром-Дима дом, в котором он проживал, “стоял на ушах”  весь следующий день, а подъезд ещё и ночь. От Дануны отстали  лишь через сутки,  строго наказав  не рыпаться без нужды и ждать дальнейших распоряжений.
   Промаявшись в четырех стенах пару часов, Дануна испекла яблочный пирог и пошкандыбала к соседке-старушке, справедливо полагая, что та её на порог не пустит.
    То ли пирог сработал, то ли у старушки была острая необходимость в собеседнике, но “шпионку” и “липовую невесту” она не выставила с позором, а наоборот, пригласила на чашку чая.
    Разговор не ладился, каждые десять минут возникали неловкие паузы. Обе женщины придумывали мучительно темы, старательно обходя главное – сбежавшего поэта. Только после записи очередного рецепта правильной чистки столового серебра в домашних условиях Дануна не выдержала:
-Как же он там будет без любимой шляпы и трости? Один, совсем один.
    Соседка воровато оглянулась, словно подслушивали непосредственно за спиной и, понизив голос до самого тихого, прошелестела:
-Отчего ж один? С ним ведь из ваших. Присматривает. Отлично будет.
   Дануна распахнула глаза. Ерунда. Агенты иПоПа как раз-таки утверждали, мол, хорошо, что известно куда сбежал, так что не страшно, что один.
   Бывшая учительница начальных классов захихикала. От агентов безопасности не ожидала она такой наивности. А ещё говорили, что кражичи умеют мыслить оригинально, в отличие от чаусов, мыслящих банально. И в чем оригинальность? В том, что подкинули информационную наживку? Плохо же они поняли суть Ром-Дима.
   Дануна подалась корпусом вперед. Именно. Она их предупредила, что это не обычный чаус. Это – демон! Эдакий специальный чаусовский демон. Он смог с кошками пройти границу не потревожив систему, устроил шикарный побег, наладил какую-то систему у ненормального кражича-цветовода, самостоятельно прибыл в Порчион и устроился на работу. А какие стихи писал! Словарем рифм не пользовался. Все слова брал из головы.
-Какие кошки? – хищно прищурилась старушка. – На кошек мои собачки реагируют однозначно. Это не кошки. Возможно, особенная порода собак. Декоративная, наверно.
-Да пусть даже  с собаками границу перешел, для подвига любая скотина сойдет.
      И беседа потекла в приглушенных полутонах и хихиканьях. В мельчайших подробностях обсудили недальновидность агентов иПоПа, полагавших, что забросив удочку в виде амбара в плоских елках, знают точно, куда пошел Ром-Дим. Порадовались, что отслеживать поэта по почтовым отправлениям им, видите ли, моральный и уголовный кодекс не позволяли. Ну, не идиоты ли? Другое дело Дануна. Она всегда найдет Ром-Дима. Сердце подскажет. Она даже специальную одежду приготовила. Распахнула на себе халат и явила миру нечто облигющее черное, отливающее золотым.
  Соседка поперхнулась. Как костюм девушки героя, трико вполне подходящее, но отправляться в этом на поиски она не рекомендовала категорически.
-Почему? – разочаровано тянула Дануна. Ей было жалко своих грёз, в которых она вся такая в обтягивающем, с развивающимися на ветру волосами и в сверкающей сапфировой диадеме стояла над пропастью рядом с мужчиной мечты. И диадема непременно сапфировая, идеально подходящая к цвету глаз.
-Может, сразу напишешь в иПоП, дескать, иду искать мужика, буду в черном, – проскрипела соседка, глядя на Дануну, как обычно смотрят на маленьких капризных детей – с осуждением, но безграничным терпением.
-И что делать?
   Дануна растерялась окончательно. Если соседка посчитала подобный гардероб неудачным, завтра Дануна побежит по магазинам и затарится всем необходимым по списку. Что надо? Путеводитель, компас, навигатор, теплые вещи, сменное белье, несессер, косметичка…Она ведь понимала, что трудно компенсировать отсутствие поискового опыта горячим желанием найти. Желания мало.
-Уходить в поиск надо как Ром-Дим: тайно и налегке. Ничего не покупать, ничего не вынюхивать. Пришла на вокзал, взяла билет, села и поехала. Интуиция укажет правильное направление. Но ехать надо не сегодня и не завтра. Сегодня и завтра веди себя как обычно. Спи до обеда, гуляй в парке.  Усыпляй бдительность наружных наблюдателей.
-А можно подруге позвонить, как там у меня Дри-дри?
-Звони, – разрешила соседка, полагая, что теперь Ром-Диму обеспечена хоть какая-то фора и безопасность. Глядишь, укатит подальше, где эта пигалица его не достанет.
  Дануна думала приблизительно о том же, только с противоположным знаком.
  Старуха плохого не посоветовала, но и дельного не много сказала. Разве что про облегающий черный комбинезон. В нем искать красиво,но глупо, тут не поспоришь. Это как выслать перед собой живую афишу из акробатов на ходулях и ростовых кукол с большими рекламными щитами на груди.
Права бабка и по поводу отъезда.  Уезжать надо тихо, но не поездом, а машиной. И отправится она  к заветному амбару с плоскими елками. Это единственное направление, подсказанное логикой. И не надо с ней спорить.