Неаполитанская песня. 2017г. Окончание

     "Всё-таки Геленджик - не Неаполь," - сказала Она. - "Неаполь - это очень древний город. Очень красивый. Белый, синий, золотой. По морю плавают такие лодки большие, на вёслах и под парусами. А рыбаки поют свои неаполитанские песни. Неаполитанские песни считаются самыми красивыми в мире. Их надо тенором петь" - "Тенором - это как?" - "Ну, например, как Лемешев. Или как Козловский. Ну, кто у нас ещё тенором поёт?.. Вот, у Нечаева тенор... А то жил в Неаполе великий Карузо, так у него самый лучший тенор был... Вот... И одну из лодок так и зовут - "Санта Лючия". Это про неё песня."   "А-а-у-у-!" - восторгается пурга. "Таня, давай тихонько... Только ты, Натка, не пой, ладно? А то у тебя тихонько не получается." - "У Юрки тоже не получается тихонько" - говорю я. - "А я и не пою!" - говорит Юрка. - "Да вы не обижайтесь! Мы с Таней споём, а вы про себя слова повторяйте. Можете даже губами шевелить. только не звучите. Ладно?" - "У-у-у -ау-у!"- отзывается пурга за окном. Мою обиду оплакивает. Она, наверное, понимает, каково это - быть самой младшей...
     "Сульмаре лючикан," - поют Она с Таней. Мы с Юркой губами не шевелим - очень надо! Мы лучше чай пьём...
     Юрка срезает ножницами кусочек фитиля, чтобы свечки не коптили. Потом он подбрасывает угольку в печку. Это его работа. Он у нас единственный мужчина в компании.
     За окном воет пурга.
     "Санта Лючия, Санта-а Лючи-я" - выводят Она с Таней.
     "А вот ещё неаполитанская песня," - говорит Она. - "Тоже очень красивая. Вот послушайте:
"Скажите, девушки, подруге вашей,
Что я ночей не сплю, о ней мечтая..."
     Она спела её до конца. "Ну что, нравится?" - "Да ну!" - кривимся мы с Юркой. - "Это же про это самое... ну... про любовь. Ничего интересного. Подумаешь!" - "То есть, как это - ничего интересного? Это про любовь-то - ничего интересного?" Мы с Юркой презрительно фыркаем. " Да в мире все самые лучшие стихи, самые лучшие песни - про любовь! Да ничего нет прекрасней и благородней, чем любовь!" Таня дипломатично молчит. Мы хихикаем. Она вздыхает. "Вы просто ещё маленькие и ничего не понимаете." - "Всё мы понимаем. Любовь тоже разная бывает. Например, любовь к Родине и к своему народу. Как у Зои Космодемьянской! За это даже умереть можно, если хочешь знать! А ты говоришь - не понимаем! Подумаешь - "скажите,девушки, подруге вашей" - передразниваю я. "Ты глупый ребёнок!" - "Не такой уж и глупый!"...
     Мы помолчали. За стеной выла пурга. Мы пили чай и сердились друг на друга.
     "А "Сульмаре Лючикан" - это хорошая песня," - сказал вдруг Юра. - "Это про море. Про моряков." - "Не про моряков, а про рыбаков!" - "Всё равно." - "Ну и ладно... Может быть, ты тоже влюблённый какой-нибудь. Может быть, ты тоже "нежной страстью, как цепью, к ней прикован"," - издевалась я. - "А ты слова-то запомнила, ага!" - "Я не запоминала! Я про любовь про эту самую никогда не запоминаю! Мне неинтересно, если хочешь знать!" - " А сама повторяешь!" - все засмеялись. - "Дураки! Что я могу сделать, если у меня память такая хорошая!" - "Хорошая, конечно. Только за таблицу умножения ты опять троечку схватила!" - Я в ярости бросилась на Юрку. Она и Таня стали нас разнимать...
    Но тут и мама пришла...
    Под пургу очень хорошо засыпать. Надо только укутаться поуютней - и слушать, что там ветер поёт. Пока не уснёшь...
    "У-у-у! - поёт  ветер. - Скажите, девушки, подруге вашей, что я ночей не сплю, о ней мечтая... У-у-у!... А-а-у-у... Что нежной страстью, как цепью, к ней прикован... У-у-у, у-у... Что сам хотел признаться ей, но слов я не нашёл..."
     И это всё про неаполитанскую песню? Нет, не всё.
     Весной... то есть, где-то в мае... Ещё был снег и мороз везде, да и пурги случались; но уже солнышко сияло вовсю. Наступал солнечный полярный день, когда ночей не бывает. Дома в посёлке у нас были из брёвен, которые привозили в навигацию баржи с Большой земли. Так эти брёвна на солнце нагревались и пахли живой сосной. Или, там, ёлкой, лиственницей, может быть... На них смола выступала, а мы её слизывали. А в Шанхае - это та часть посёлка, где самострой, маленькие такие дома, крытые толем, - там стоял запах другой, недревесной, смолы, а той, которой толь пропитывают. И уже пуночки прилетели. Их следы на снегу... Ну, это я так, сама не знаю, зачем говорю. Я просто хотела сказать, что дело весной было. Весной пятьдесят третьего года...
     Меня послали за хлебом и брикетом борща. Я и пошла в магазин. Там, конечно, очередь, но не очень большая, потому что рабочий же день... Так вот, там, в магазине, возле стены такой какой-то сундук стоял деревянный. На нём посидеть можно было, пока очередь. И вот на этом сундуке сидел человек в старом ватнике. У него и ушанка была старая. Я его никогда не видела раньше в посёлке. Я бы его запомнила. Я и потом его никогда не видела.
     Он был роста маленького, очень бледный и небритый. С плохими зубами. И у него была одна нога простая, а одна деревянная. И рука у него была без пальцев. А второй руки не было...
     Он сидел на этом сундуке и пел. Очень хорошо пел. Вот этим самым, как его, тенором. Каким поют неаполитанские рыбаки. И песня была тоже неаполитанская. Я её никогда раньше не слыхала, но сразу поняла, что это неаполитанская песня. такая же солнечная и морская, как "Сулмаре лючикан". И тоже про любовь, как "Скажите, девушки"...
     Он пел:
"О, отворись окошко,
Дай видится мне с нею!
Пред ней благоговею,
И жду свиданья с ней.

Я свой покой утратил,
И глаз я не смыкаю,
Только о ней мечтаю...
Я жду её любви..."
     Я... я этого человека больше никогда не видала. Я бы его узнала. Честное слово, узнала бы!.. Как он пел!..
    
     ...А в Неаполе я так никогда в моей жизни и не бывала. Не случилось.

           2016г.