42. Ручные волки

        Со своими первыми волками и волко-собачьими гибридами я познакомилась в зоопарке, в секции "Выездные животные". Тамошние питомцы не сидели на экспозиции, а работали живыми пособиями к научно-популярным лекциям и вывозились в школы, клубы. Все они должны были уметь переносить поездку на автобусе, заходить в транспортную клетку, выходить из нее и спокойно относиться к присутствию зрителей – с каким бы бурным энтузиазмом те не встречали появление животных.
     Волков в зоопарке всегда хватало. Ведь этот вид неплохо размножается в неволе. К тому же, каждое лето и осень нам несли новых волчат, хотя от большинства из них зоопарк отказывался. Но люди, с маниакальным упорством, выловив зверенышей в природе, через какое-то время старались от них избавиться. Почему так происходило? Во-первых, молодые волки, обладая незаурядными способностями к исследовательской деятельности, буквально на части разбирали городскую квартиру. Ни один самый грызучий щенок не мог сравниться с ними по части разрушительных последствий своих "трудов". Пропадая от скуки в отсутствии хозяев, они потрошили мягкую мебель и обдирали стены. Родной лес и окрестности логово наверняка предоставляли им большие возможности для реализации своих талантов. Во-вторых, к четырем-шести месяцам их одолевало неодолимое стремление к вокалу. И очень скоро не только соседские собаки, но и человеческие соседи присоединялись к этому хору... Последние, разумеется, писали жалобы во все мыслимые инстанции. Что касается молодых волков, то подобное поведение для них было совершенно естественным: ведь к осени волчатам этого года положено собираться в семейную стаю, а вой – одно из основных средств общения между ее членами. И волчата, оказавшиеся в неволе, посылали сквозь стены свои безответные призывы... В-третьих, они боялись очень многих вещей (например, грохочущего транспорта), на которые городские собаки не обращают внимание, и чужих людей; и приучить их ко всему этому оказывалось невозможным. В-четвертых, если человеку удавалось додержать животных до периода становления иерархических отношений, то его питомцы внезапно начинали "качать права" и выяснять, кто главнее: они – или их хозяин? А на проявление авторитарности в виде грубой силы они отвечали тем же... Стать для собственного питомца компаньоном в условиях ограниченной территории (квартиры или вольера на даче) никому не удавалось.
     На Выездной жила пара годовалых волков и трое волчат четырех-шести месячного возраста. Старших – Бэти и Лобо – я приучала к себе в течение нескольких недель: по часу торчала в их клетке (в другом отсеке), разговаривала, ползала на четвереньках и играла с метлой – сама с собой, чтобы заинтересовать этой игрой зверей. Я лаяла, рычала и разве что не виляла хвостом – по причине его отсутствия. В конце-концов Бэти немного расхрабрилась и принялась осторожно отнимать у меня метлу. Лобо жался к углу клетки или прятался за Бэти, наступая ей на хвост. Тогда волчица с пронзительным рычанием торопливо кусала его и вновь обращала внимание на мои старания ее развлечь. (Выражение "пронзительное рычание" больше всего подходило к тому звуку, который она издавала: оно было не рокочуще-басистым, как у собак, а яростно-дискантовым). Кстати, она оказалась весьма ревнива: кусала волка и тогда, когда ей казалось, что ему уделяют больше внимания.         
      Из трех волчат (их звали Гера, Гури и Серый), Гури была самой старшей и самой дикой, а Серый – самым ручным. Он вырос именно в московской квартире. Гури подсадили к младшей паре позже всех и Серый сразу показал ей, кто тут хозяин: со взрослым рычанием напал на новенькую и для острастки потряс за круп. Сначала Гури просто не обращала внимания на малыша, а потом, пользуясь тем, что была в два раза крупнее, просто отшвырнула его в сторону. Но в дальнейшем, она во всем подчинялась ему. 
    У нас был и свой "Белый Клык" – гибрид лайки и волка по кличке Тимур. От волка он отличался крупными размерами, коричнево-подпалым окрасом и хвостом, слабо загнутым на спину, а от собаки – раскосыми зелеными глазами, широким лбом и короткими мохнатыми ушами. К людям Тим относился избирательно. Одни из них ему не нравились и он рычал на них, хотя и видел каждый день. Меня он признал очень быстро и очень любил, когда я чесала ему его лобастую голову. Однажды в зоопарк заехал с фотоаппаратом мой предок. Тимуру и Бэти он понравился с первого взгляда! Волчица, на всякий случай, надулу лужу, чтобы показать, что она еще маленькая, а потом, виляя хвостом, кинулась к нему ласкаться через решетку. Тимур тоже завилял хвостом и подставил почесать голову. Лобо, Серый и Гера испуганно метались по своим клеткам, а Гури – забилась в домик.
   Гури вообще оказалась самой дикой. И единственный несчастный случай, происшедший на моей памяти, был связан именно с ней. Девушка Нина собиралась взять Гури на лекцию и не обратила внимание, что та находится на редкость во взвинченной настроении. Она загнала волчицу в угол и попыталась надеть на нее ошейник с цепочкой. И животное немедленно вцепилось ей в руку. Очевидно, в атаке волка было нечто настолько устрашающее, что Нина вылетела из клетки в состоянии шока и наотрез отказалась работать с волками, хотя рана, нанесенная им оказалась пустяковой – не рана, а царапина. (Я подобное состояние страха однажды пережила с ручным медвежонком).
     Зато Серого мы наперебой выводили рано утром погулять по территории зоопарка, пока еще не было посетителей. Он вполне нормально относился к ошейнику и поводку, хотя, конечно, обучить его собачьей команде "рядом" было невозможно. Волчонок шел, куда хотел, а мы – следовали за ним. Вот он увидел пруд с утками и припал к земле, начав подкрадываться. Вот он обнаружил яму, оставленную рабочими и долго нюхал ее, чихая от возмущения. А вот он увидал через забор незнакомого человека и, притаившись, осторожно принялся разглядывать его через щелочку. И вдруг, услышав грохот и звон трамвая, со всех ног припустил обратно к себе в клетку.
     На лекциях он вес себя весьма степенно: выскакивал из клетки, вспрыгивал на стол (иногда, правда, его приходилось поднимать, а весил он в свои семь-восемь месяцев уже – ого-го!) и внимательно разглядывал зрителей - с таким же неподдельным интересом, что и они – его. Но при этом старался в буквальном смысле не терять связь с дрессировщиком: держался задней лапой за карман его халата (также делали и лисы – совали заднюю лапку в карман знакомого человека).
     Бэти и Лобо, когда они были маленькими, выкармливала пушистая рыжая дворняжка. И они, ставши почти взрослыми, выражали ей свое глубокое уважение: ползали на брюхе, удивительно уменьшившись в размерах, виляли хвостами, лизали уголки губ.          
      Но однажды зимой с ней произошло несчастье – она потянулась лапкой через прутья клетки за косточкой, а этого волки взрослым животным не прощают... Мы нашли собачку в сугробе, в крови, все мышцы и сухожилья с лапки были содраны... Мы понесли ее в ветпункт, где ей ампутировали торчащую наружу косточку. Собачка держалась молодцом и легко перенесла операцию. Чего нельзя сказать о нас: выйдя наружу, мы дружно сели с Ниной в сугроб и потеряли сознание! К счастью, ненадолго... Через месяц пушистая собачка бегала так быстро, что было совершенно незаметно, что у нее три, а не четыре лапки. На волков она не обижалась и когда надо, ставила их на место, правда, лапы в ним в клетку больше не тянула.
     Кроме волков, на Выездной жила пара собак динго. Как-то они принесли трех диньжат (а как еще назвать щенков динго?) И мы решили познакомить их с волками, по очереди поднося малышей к решетке. Реакция была однозначной: все волки, издав характерное скуление... выложили диньжатам полупереваренный завтрак, как положено в их семействе. И это – неполовозрелые звери, которые сами никогда не имели щенят!
      Когда диньжата подросли, мы стали выпускать их погулять вместе с молодыми волками под присмотром дядюшки Тима. Зверята носились по внутреннему дворику, обгрызали угол хозблока, тянули и рвали все, что плохо лежит – метлы, брошенные телогрейки. Волко-собачьего гибрида они тянули за хвост и за лапы, перепрыгивали через него и устраивали кучу-малу. Он все терпеливо сносил, а может даже, несмотря на притворное рычание, сам получал от игры удовольствие.         
     К тому времени у нас появился еще один волк – полугодовая Буянка. Это было животное с бешенным темпераментом, полностью оправдывавшая свою кличку. Мы ней особенно подружились. Хотя играла она, надо признать, весьма грубо. Ей ничего не стоило опрокинуть меня на землю или порвать одежду. Однако, она обладала определенным чувством такта: никогда не причиняла настоящего вреда и, разорвав рукав, добравшись до кожи, тут же останавливалась.
       Второй раз я встретилась с волками в МГУ, работая на кафедре высшей нервной деятельности. К сожалению, в опытах по рассудочной деятельности с волками я не участвовала: основоположник этого направления профессор Л.В.Крушинский к тому времени уже умер, а волки доживали почетный пансион. Впрочем, на них изучали звуковую коммуникацию. Надо сказать, что вой волков – это нечто особенное, ни с чем не сравнимое, понятное всем теплокровным. Бывает вой одинокого волка, призывающего своих сородичей. Бывает радостный групповое вой только что встретившихся зверей. Бывает вой – призыв к охоте или наставление волчатам. К сожалению, я никогда не слышала волчьего воя в естественных условиях. Но даже звучащей по телевизору – он производит на меня странное впечатление – мне хочется непременно ответить. И подобным "ответом" я изумляю живущих у меня собак, которые немедленно приходят в крайнее возбуждению.
    По правилам техники безопасности, заходить в вольер к матерым волкам было категорически запрещено. Мы общались через решетку. Я угощала зверей из любимым лакомством – битыми белыми крысами – а они тянули ко мне свои носы и лапы и виляли хвостами.
     Доминантом среди четверки из МГУ был серый волк Корсар. Он правил своей маленькой стаей уверенно, но мягко. Ограничивался позами угрозы, иногда хватал провинившегося зубами за морду (подобное поведение я наблюдала у кавказских и среднеазиатских овчарок), но никогда не кусал по-настоящему. Субдоминантом был более крупный и светлый зверь с голубыми, как у хаски, глазами по кличке Грей. Я доверяла всем волкам, кроме этого. Такое впечатление, что он воспринимал меня скорее как добычу, и без устали "пас", не спускал с меня странных голубых глаз. Его поведение в очередной раз подтверждало, что граница между добычей и представителем своего вида у хищника бывает весьма условной. Низкоранговым в этой компании был некрупный, но зато самый толстый волк Виген – он не упускал ни одного случая стибрить лишнюю порцию. Волчица Даная, казалась, не входит в общую иерархию. Все волки-самцы относились к ней лояльно. Она была самой трусливой (брала крыс с опаской) и одновременно самой ласковой к людям: все время подставляла почесать то бок, то брюхо. Предполагалось, что она является "супругой" Корсара. Но в один прекрасный момент она выбрала Вигена и спарилась с ним, защищая его от "праведного" гнева доминанта!
    Интересно, как волки реагировали на собак, а собаки – на волков. Собаки и волки, жившие в МГУ, отлично знали друг друга и не обращали особого внимания. Большинство городских собак были не знакомы с волчьим запахом. Во всяком случае, моя собака Грета обнюхивала меня по возвращению домой с работы не более, как если бы я вернулась из гостей, где общалась с незнакомой ей собакой.
    Но однажды мне удалось напугать дворняжек на стройке, через которую я проходила. Одна из них подбежала к моим ногам и внимательно обнюхала их. После чего "ойкнула" и мгновенно залезла под подсобку. Весть о страшном запахе мгновенно распространилась среди обитателей данной стройки. Теперь при виде меня они молча прятались, кто куда, залезая, к изумлению рабочих, даже внутрь подсобок.