Мир дворцам. Фрагмент главы 13

Много позже, вспоминая этот короткий отрезок своей жизни, Марина никак не могла подобрать ему название. Можно ли было назвать это безумием? Нет. Можно ли было назвать это любовью?.. Кто знает. За годы, проведённые в одинокой постели, за заботой о дочери, за другими ежедневными делами взрослой женщины она забыла великую истину – Бог создавал женщину для того, чтобы она просыпалась в объятиях мужчины…

Они прибыли на уединённую виллу поздно ночью, совершив довольно крутой подъём в гору, на что было потрачено почти десять часов. Марина чувствовала такую усталость, что, казалось, уже не воспринимала окружающую действительность и едва не падала с лошади. Она так вымоталась, что отступил страх перед извилистой тёмной тропой, по которой пришлось подниматься. Да и сам приезд оставил, весьма смутные и размытые, воспоминания.

Помнила удивлённые лица слуг, не ожидавших скорого возвращения хозяина, тем более, в сопровождении женщины… Помнила розоватый свет ночника в спальне… Помнила потемневшее от страсти лицо своего спутника и свой физический ужас, ужас женщины, знавшей только одного мужчину… Помнила, как оба срывали с себя одежду, не заботясь о том, что её насквозь пропитал запах лошади… Помнила, как вжимались друг в друга до боли, и не могли насытиться этой сладкой болью до самого рассвета.

Утро стыдливо заглянуло в окно, щедро проливая солнечный свет на красноречивые следы беспорядка на ложе, но ничто не могло разбудить этих двоих, чьи тела переплелись в тесном объятии мирного сна после ночи любви. Пробуждение пришло позже, уже после полудня. Скворцова с трудом разлепила тяжёлые веки, с трудом оторвала голову от подушки, и первой мыслью было осознание того, что выглядит она, наверное, не лучшим образом.

Стараясь не разбудить Тха–Джара, сползла с края высокой постели (как всё болит, во всех местах, ой–ой, старость не радость), тихонько подошла к зеркалу. Да, отражение не умело лгать: всклокоченные волосы, глаза опухшие, да ещё и с тёмными кругами, физиономия помятая, про губы лучше вообще промолчать – им ночью изрядно досталось. И так не красавица, а сейчас просто чучело…

– Любуешься? – Прозвучал за спиной хриплый насмешливый голос. – Я бы и сам полюбовался, если ты повернёшься и подойдёшь ближе.
Вздрогнув от неожиданности, Скворцова живо обернулась, торопясь замотаться в какое–то подвернувшееся под руку покрывало.
– Тха–Джар! Ты подглядывал!
– Давай без родовых имён… Просто Джар. Да, подглядывал. И поверь мне, поздно стыдливо накручивать на себя тряпочки, если я уже имел прекрасную возможность рассмотреть и ощупать каждую выпуклость на твоём теле.

Она тоже имела возможность рассмотреть это великолепное, смуглое, гармоничное тело атлетически сложенного мужчины – каждая мышца на своём месте, хоть скульптуру лепи, хоть в журнал для озабоченных тёток.

Он подошёл и обнял за плечи, снова разворачивая женщину лицом к зеркалу, прижимаясь к её обнажённой спине, – покрывало было безжалостно сорвано. Они были фактически одного роста. Издалека Тха–Джар обычно казался выше благодаря гармоничному телосложению и безукоризненной осанке.

Смуглые руки обхватили маленькие грудки, выкормившие когда–то ребёнка, но оставшиеся твёрдыми и вызывающими.
– Ты сомневаешься, что красива? А твои соски думают иначе, когда я ласкаю тебя перед зеркалом…
– Они вообще не думают… вряд ли у этой части тела есть мозги…
Короткий смех в ответ… После всех безумств ночи Марина была уверена, что в ближайшие несколько дней не возникнет даже мысли о физической близости. Действительно, соски вот решили иначе, наливаясь розовым цветом и твердея. Ну, кругам под глазами и опухшим векам безразлично, что сейчас произойдёт, им уже хуже не будет.

Потом была огромная ванна под открытым небом, откуда открывался прекрасный вид на город и прилегающие к нему пейзажи. Тёплая вода забирала усталость, расслаблялись напряжённые мышцы. Надев лёгкий шёлковый халат, расписанный цветами и птицами, Марина проследовала за Тха–Джаром на террасу, где был приготовлен завтрак. Её одежда, разбросанная по полу в спальне, уже исчезла, собранная чьими–то расторопными руками, равно как и прочие следы беспорядка.

Сама вилла представляла собой компактное двухэтажное строение, в котором, включая внутреннюю отделку, сочетался аскетизм со строго дозированной роскошью. Светлый мрамор, ажурная резьба украшений, лёгкие колонны – всё это придавало вилле воздушную изысканность. Небольшая терраса была ограничена балюстрадой. Вокруг этого уютного горного гнезда был разбит сад, некогда ухоженный, а теперь заросший дикими растениями и запущенный. В глубине души Марина опасалась увидеть какие–то напоминания о женщине, для которой эта вилла была некогда выстроена. Ничего такого она не увидела ни в первый день своего пребывания в доме человека–тигра, ни после, как будто Тха–Джар стремился спрятать все воспоминания в самую глубину души – чтобы они принадлежали только ему одному.

Первые моменты неловкости после пробуждения исчезли без остатка – или, скорее всего, они существовали только в воображении Скворцовой. Она прислушивалась к своему внутреннему голосу, а голос… голос просто молчал. Она наслаждалась чистым воздухом, запахами зелени и разогретых солнцем камней, и, не в последнюю очередь – вниманием и нежностью мужчины, воспоминания о котором порой всплывали в самых разных обстоятельствах её жизни.

После завтрака (а по времени суток, скорее, обеда) Тха–Джар пригласил гостью осмотреть окрестности. Правда, тут возникла небольшая загвоздка – пришлось ждать, пока высохнет шёлковая подстёжка отсай, ведь служанка уже успела выстирать эту часть одежды гостьи, а запасного варианта у Марины не было. Предложение Тха–Джара слегка расширить гардероб, было встречено любезно, но с оговорками: никаких женских тряпок с голым животом и разрезами по бокам, никаких финтифлюшек и украшений. Достаточно ещё одного комплекта отсай и нижнего белья – и закончим на этом…

– Я ведь даже твою янтарную подвеску не смогу забрать с собой, понимаешь?.. Поэтому не вижу смысла носить что–то ещё…
– Даже если мне приятно видеть тебя с сапфировыми серьгами в ушах?
– Даже если. Смирись, у меня вредный характер.
– Хм… Думаю, я привыкну. – Улыбнулся человек–тигр.
«Увы, это ненадолго, и я здесь не должна задерживаться, а жаль», – мог бы сказать внутренний голос Марины, но и в этот раз он предпочёл не заявлять о себе.

Да, вилла была расположена в весьма живописном месте. В отличие от широкой равнины, по которой неспешно несла свои воды река, гористая местность вокруг виллы Тхагов была густо покрыта самой разной растительностью. На равнине было слишком жарко, сказывалось горячее дыхание пустошей и сухой ветер. Здесь же было прохладнее – и этим шансом воспользовались многие виды растений, которые игнорировали равнину из–за неподходящего климата. Тем не менее, поднимающиеся вверх потоки тёплого воздуха давали шанс на жизнь другим деревьям и травам, которые любили погреться.

Таким образом, сосны здесь соседствовали с рододендронами, а можжевельник – с дикой сливой, дающей терпкие сладки плоды. Мхи пользовались каждым удобным случаем расселиться на тех частях камней, скал и деревьев, которые были обращены к северу, и затягивали своим зелёным бархатом каждую впадинку, в которой по утрам собиралась роса. Неброские цветочки самых разных расцветок раскрывали свои лепестки навстречу солнцу, радуясь вниманию светила всю свою короткую, яркую жизнь. Над цветочным великолепием деловито жужжали пчёлы, унося затем пыльцу в уединённые места в горах, где селились их большие нервные семьи. Компанию пчёлам составляли бабочки – расписные веера их крылышек вспыхивали тут и там, обозначая присутствие и этих любителей цветочного нектара.

Впрочем, кроме насекомых, в горах обитала и другая живность. Естественно, птицы очень интересовались и пчёлами, и бабочками. Именно сюда прилетали поживиться крупные изумрудные зимородки, живущие вдоль реки, но питающие пристрастие к вкусному обеду из горных пчёл. Было много удодов с забавными хохолками, а также разным мелких птичек, также облюбовавших эти места. Естественно, вслед за мелкими птичками прилетали и те, кто ими питается – сокола, пустельги и более крупные хищники. С высоты они приглядывали себе добычу, надеясь не только на мелких птиц, но и на жирных сусликов и сеноставок, которые процветали на прогретых солнцем и богатых пищей склонах. Если бы не хищные птицы да лисы, эти грызуны неминуемо заполонили бы всё.

Прогулка верхом длилась до самого вечера, пока не отыграл красками закат над равниной. Марина была восхищена пейзажами.
– Если хочешь, потом мы можем подняться выше. Там совершенно другие виды, там холоднее, уже не встретишь деревьев – есть только низкие кустарники. Там ещё остались последние в Тхагале, и на всём материке, снежные волки.
– Ого, волки... Они опасны?
– Как ты понимаешь, – просто сказал спутник Марины, – со мной они совершенно безопасны для кого–либо. Они просто не рискнут приблизиться. Те животные, которые привыкли на протяжении тысяч лет служить человеку – те чувствуют во мне человеческую сущность, пока я придерживаюсь этого облика, и не опасаются. Я ведь еду верхом на лошади, и лошадь спокойна. С дикими животными и домашними кошками иначе, они распознают моего внутреннего зверя и держатся подальше.
Марина решила воспользоваться моментом и постараться больше узнать о природе того, с кем её так близко свела судьба.

Проницательность человека–тигра была, как всегда, на высоте. Видя, что женщина в замешательстве, он сам сделал первый шаг:
– Смелей, Мариен. Я расскажу тебе всё, что ты сочтёшь нужным спросить. Разве что за исключением чего–то, на что я не сочту нужным ответить.
– Очень ободряюще! – Засмеялась гостья. – Хорошо, я спрошу, кое–что. Ты нуждаешься в периодическом пребывании в облике зверя? Может, при полной луне или как?
– Нет, не нуждаюсь. Я пользуюсь этим, когда мне нужно, и полностью контролирую сущность тигра. Во всяком случае, носиться на четырёх лапах за сусликами я не хочу. – Мужчина усмехнулся. – В молодости я находил это забавным. Потребность же к метаморфозу есть только у женщин, чтобы произвести на свет потомство и выкормить детёнышей молоком.
– А... как происходит превращение? Это больно? Почему так быстро и в пламени странного цвета?
– Сразу три вопроса, почтенная. Если бы я был чудовищем из волшебных сказок, которые любят рассказывать старушки своим внукам, твой лимит на вопросы был бы уже исчерпан. Ответ первый – для превращения мне достаточно желания. Это так же естественно, как поднять руку. Ответ второй – руку поднимать не больно, если человек здоров и его конечности целы. Поэтому никакой боли я не испытываю. Теперь, что касается скорости и пламени... Ответ третий – быстрота в метаморфозе достигается уже годам к пяти нашей жизни. Первый опыт довольно тяжёл, нужно время, где–то около часа. Спонтанных превращений у детей нашего рода не бывает... Холодный огонь, сопровождающий метаморфоз, не причиняет вреда телу. Он вовлекает в процесс всё, что есть на мне в данный момент из одежды, равно как и любые другие предметы – вот те же сабли, например. Среди нашего рода были и учёные, пытавшиеся исследовать феномен метаморфоза, и я читал их труды. Они говорят о вариации магических способностей, но умалчивают, откуда эти способности взялись.

Скворцова догадывалась, откуда. Скорее всего, твинаты поработали и здесь, проводя эксперименты межвидового скрещивания, как и в случае с пушенями. Звучит дико? Да. Отталкивает прочь от этого мужчины?.. Нет. Но могла ли наука в сочетании с радиацией и особенностями эволюции создать такое существо? Теперь уже невозможно узнать. Лангато хранит этот секрет, как и многие другие свои тайны.
Они уже приближались к воротам виллы.

– Ещё один вопрос, Джар. Меня беспокоят надписи в городе. Такаса сагараджа. Надписи, призывающие убить тигра. Ты говорил мне забыть слова Балсара о том, что затевается нечто против вашей семьи, но это не так просто сделать.
– Энхги. – Прозвучал быстрый ответ. – Глухая многовековая вражда рано или поздно должна была найти выход. Они хотят править тем, что по праву принадлежит Тхагам. Они – такие же, как мы, но в их роду почти не осталось истинных людей–тигров. Считай, что они уже люди… Совсем не обязательно быть убийцей – достаточно, чтобы кто–то создал тебе репутацию убийцы и грамотно этим воспользовался. Не спорю, что в давние тёмные времена мои предки придерживались своих правил управления подвластными им землями: правил, вселяющих ужас. Но те времена прошли, слава милостивой Картсам, или каким другим богам, в которых я не верю. Я не ем на завтрак младенцев, а на ужин – девственниц. Но можно легко заставить обывателей думать иначе.

Чувствовалось, что Тха–Джар на этот раз предпочитает отвечать не до конца. Марина вздохнула, намереваясь вернуться к разговору о надписях при более удобном случае.
– Твои слуги знают, кто ты на самом деле?..
– Только те, чьи семьи из поколения в поколение служили моей семье. Сейчас на вилле двое, муж с женой. Я бываю тут три – четыре раза в год, и слуги часто меняются. Если здесь отдыхает сестра, она привозит с собой целую свиту.
– А если…
– Никаких «если», Мариен. Те, кто узнает, будут просто убиты. Достаточно слухов о нашей семье – и так достаточно.
– Ты так спокойно говоришь об этом, что впору верить сказкам старушек. Но ведь Тасхона же знает, его люди тоже, и, в конце концов, я?..
Человек–тигр небрежно пожал плечами.
– Особый случай. Кажется, никто из вас не относится к прислуге, проживающей с нами под одной крышей… А кроме того, молчание Тасхоны обошлось мне в круглую сумму, но оно того стоит. Он, конечно, не зря зовётся Ушлым, но правильнее было бы звать его Полезным. Твои друзья из холодных земель слишком далеко, чтобы участвовать в распространении значимых для меня и моего рода сплетен… А ты… ты не похожа на женщину, которая любит болтать.
– Но я же могу проболтаться. – Заметила шутливым тоном Марина, в то время как спутник помогал ей спуститься с лошади наземь.
– Ну, тогда я тебя съем, женщина. Ведь так написано во всех энциклопедиях по нечисти?.. Могу начать прямо сейчас, – добавил Тха–Джар, привлекая её к себе для поцелуя. – Ты вкусная.

Да, на этом вечер вопросов закончился.