Незабудки

 Самая лёгкая и приятная литературная работа предстоит мне. Не требующая вдохновения, заботы о стиле. Да и литературной, в общепринятом понимании, называть ее, пожалуй, не стоит. Это нечто среднее между воспоминаниями и списком. Своеобразная опись людей, сделавших мне Добро. Несомненно, самая важная работа жизни.
       Подстерегает опасность кого-то забыть. К сожалению, избежать её не удастся, учитывая человеческий порок не помнить Добра. К тому же, среди балующихся прогулками в свое прошлое, работает некий «закон подлости»: рукопись может лежать годами, но стоит ее опубликовать, тотчас в памяти всплывает забытое.
       Так что заранее прошу прощения у случайно обойденных вниманием, и еще раз благодарю тех, кто не случайно обратил внимание на меня.
       Излагать буду, придерживаясь хронологического принципа. Большее, или меньшее количество информации о героях говорит, лишь об одном: помню больше, или меньше.
       А еще есть предложение. Если, по мнению писателя Леонида Леонова, каждый человек имеет право на одну книгу о себе, то почему бы не вменить в ОБЪЯЗАНОСТЬ каждого пишущего, вспомнить о сделавших ему ДОБРО, в виде отдельной публикации? Получился бы новый жанр – «Незабудки» - одинаково нужный авторам, читателям и героям.
       Первые мои благодетели безымянные. Кучер, домчавший на повозке в больницу, когда обжёг ноги во дворе «Чайной». Мужчина, вытащивший из «кучи малой» у обледеневшего порога кинотеатра.
       Первый известный, бескорыстно и неожиданно оказавший помощь, одноклассник Богдан Кицык. Отомстил за меня, влюбленного, слабого обидчикам, регулярно избивавшим на спортплощадке.
       Когда учился плавать на Майорском пруду, несколько раз тонул. Не забуду, как одноклассник Иван Березниченко поднырнув под меня, стал на дно ногами, поймал мои ноги, и поставил себе на плечи. При этом моя голова оказалась над водой. Он сделал несколько шагов по дну, в направлении берега, подсунул руки под мои ступни, и, как штангист штангу, вытолкнул на мелководье.
       На всю жизнь запомнил теплоту отношения слепого учителя – баяниста, с совершенно необычным, излишним, даже не педагогическим терпением пытавшегося обучать сложностям игры. А я, неблагодарный придурок, забыл не только фамилию, но и имя его…
       Поддержкой, вниманием, окружили меня, семнадцатилетнего, пожарники на первом рабочем месте в «Профессиональной пожарной части №18». Не забуду мой караул: начальник – Пышный, водитель –Гульченко Володя, бойцы – Держак дядя Сережа, и Бурый дядя Вася.
       Никак не забыть начальника ППЧ №18 дядю Васю Коршенка, лейтенанта, ставшего генерал – лейтенантом МВД Виктора Попкова, заместителя начальника ППЧ Вилю Григоренка, бойца Валеру Семидевку.
       Огромное спасибо начальнику Доманёвской милиции майору Мальцеву, за то, что он добровольно – принудительно «избрал» меня, желторотого пацана, секретарём комсомольской организации РОВД. Это крепко помогло при переводе на стационар истфака.
       В августе 1968 года, после того как я не добрал одного бала для поступления на стационар, судьба сторицей компенсировала горечь поражения, встречей с Василием Тимофеевичем Лобашевским. Он работал в приёмной комиссии от истфака, и силой заставил меня, потерявшего веру во всё, и требующего документы, чтобы немедленно бежать из ставшего ненавистным города, написать заявление о зачислении на заочное отделение.
       Василий Тимофеевич, оказавшийся полковником в отставке, кавалером двузначного списка боевых наград работал лаборантом кафедры Новой и новейшей истории. Трудно определить, кем он стал для меня, рано потерявшего отца. Но когда пришло время поступать в партию – рекомендацию дал без слов. Поверьте, это говорит о многом.
       Тётя Таня Йоенко всю жизнь работала уборщицей в школе. Дочери Валя, Альвина, Галя нянчились со мной в детстве. Когда перевелся на стационар, тётя Таня стала моим кредитором на долгие годы. Одалживал всегда одну сумму – червонец. Ни разу не задержал возврат, а она ни разу не отказала. Где брала деньги вдова – пенсионерка? Считалась лучшей няней – надомницей Доманёвки.
       Первый одесский этап жизни – стационар, открыл мне множество Людей Добра. При желании, мог бы, например, каждый день недели обедать в разных семьях. Скажем, в понедельник – у тёти Мани, во вторник – у Гуськовых, в среду – у Раи Савченко, в четверг – у Шойхета, в пятницу – у Кобылянского, в субботу – у Жанны Побережец, в воскресенье – у Лёни Рошеца.
       Все эти Люди, были или выходцами из Доманёвки, или как-то связаны с ней. Все приглашали, радушно принимали. Я, за исключением родной глухонемой тёти Мани, не надоедал визитами, но всегда помнил, что в трудную минуту есть к кому обратиться.
       Чаще других донимал разными просьбами Раю Савченко – школьную подругу сестры Майи. Холостячка, так и не познавшая семейной жизни, прежде чем выслушать, обильно кормила, наливала рюмочку, требовала, чтобы не торопился, побольше рассказывал о себе, Доманёвке. Давала дельные советы, составляла протекцию к врачам, предлагала сосватать хорошую девочку.
       Старинный, довоенный друг мамы по Доманёвке, Александр Калинович Шойхет, жил с дочерью Арой, внучкой Сусаной и двумя правнуками на Пушкинской, недалеко от Археологического музея. Я стеснялся их посещать часто, потому, что в этой истинно еврейской семье существовал прекрасный культ вкусных угощений. Обильное и длительное потчевание ещё можно было пережить, а вот когда готовили котомку еды с собой, становилось совсем невмоготу от стыда.
       Когда я родился, дядя Володя и тётя Лена Гуськовы, вместе с дочерью Наташей уже жили через стенку от нас, в другой половине общего дома в Доманёвке. Так что все принимали участие в моём воспитании. Впрочем, и наша семья внесла свой посильный вклад в формирование их дочки Иры, появившейся через три года после меня. Жизнь фактически одной семьей в прошлом, раскрепощала при посещении их квартиры на Радостной. Там мне было по-настоящему радостно, почти как дома.
       Василий Афанасьевич Кобылянский был завучем нашей школы, отличным преподавателем математики, и строгим, я бы сказал, беспощадным блюстителем школьного порядка. Особенно яростно боролся с курильщиками, облюбовавшими место в кустах, недалеко от его дома, расположенного на территории школы.
       Тем более поразительна метаморфоза, произошедшая с ним во время нашей встречи на Дерибасовской. Он бросился обниматься со слезами, затащил домой, где вместе с женой устроили многочасовый допрос о доманёвцах, не забывая доливать в рюмку, и досыпать в тарелку.
       Среди сверстников, множество раз бескорыстно помогавших в студенческие годы, особняком стоят ставшие друзьями Таня Николаева и Витя Коштарек.
       В те золотые времена, у одесситки Тани бывал сотни раз. Не помню случая, чтобы она не предложила что-то поесть. И это не было дежурной любезностью из разряда: «Чай? Кофе?». Человеку нравилось оказывать помощь другим. Домашние супы, борщи, котлеты были в моём случае именно помощью, на фоне однообразной сухомятки общежития. Лучшего блага для иногороднего студента не придумаешь.
       Вообще, я прикинул, что за годы дружбы, продолжающейся до сегодняшнего дня, Таня принесла мне Добра, в самых разнообразных формах, больше чем кто - либо другой. Не сторонник я рейтингов в этом тонком деле, но для Тани сделаю исключение.
       Витя Коштарек, по прозвищу «Микис», на втором курсе жил со мной в одной комнате общежития №4. Начал, а на последующих курсах  продолжил, на субботу – воскресенье забирать меня к себе домой в Беляевку. В меню угощений преобладали рыбные блюда и домашние вина.
       Витя первым из друзей, молодым, ушел в лучший мир, и не забуду его, конечно, не только за гостеприимство. Он оказался на моём жизненном пути первым ровесником мужского пола, в котором я увидел ДОБРОТУ. С тех пор, всех мужчин, в ком замечаю признаки доброты, сравниваю с «Микисом». Большинство до беляевского эталона не дотягивают. Но я счастлив, что подобных ему встретил, и дожил до часа поведать о них другим.
       Заиру Валентиновну Першину, декана истфака моей студенческой поры, многие вспоминают в негативных тонах. Устранюсь от дебатов о соотношении черного и белого в личности незаурядной женщины. Приведу один пример её отношения ко мне.
       При переводе с заочного на стационарное отделение, об общежитии даже не мечтал. Нашел на Франца Меринга дешевую квартиру, представляющую собой большую комнату, в которой стояло десять (!) кроватей, и был счастлив, что живу в центре, рядом с факультетом, Дерибасовской. Когда мои будущие однокурсники вернулись из колхоза, заседало профбюро, совместно с деканом, парткомом, комсомольским бюро по вопросу распределения мест в общежитии. Кто-то надоумил написать заявление о предоставлении места, и безо всякой надежды пошел на заседание.
       Оказалось, что предоставляли не формально, а грызлись за каждую койку остервенело, разбирая каждого претендента по косточкам. Видя, что мне, ещё не заработавшему авторитета в новом коллективе, ничего не светит, начал потихоньку пробираться к выходу.
       - Вам уже не надо общежитие? – услышал, явно адресованный мне вопрос «Заиры».
       - Надо, но тут есть более нуждающиеся…, - стушевавшись, промямлил я.
       - Это не вам решать. Впрочем, можете забрать заявление, – угрожающе заключила она.
       Разумеется, после таких слов, я «дал задний ход». Когда открыли моё личное дело, и оказалось, что отец давно умер, а работает только мать, «Заира» безапелляционно изрекла:
       - Надо удовлетворить просьбу.
       Так, благодаря ей, я на четыре года получил крышу над головой, в сочетании с бесценным опытом студенческого братства и мужской дружбы, благотворное влияние которых ощущаю до сегодняшнего дня.
       Заведующий кафедрой Новой и новейшей истории профессор Михаил Дмитриевич Дыхан потерял на фронте ногу. Возможно, личные страдания сделали его душу такой чувствительной к бедам и проблемам студентов. Отношение к нам напоминало слепую родительскую любовь к неблагополучным детям. Бросался помочь всем без разбора, не вникая кому помогает. К сожалению, пользуясь добротой инвалида, некоторые крутили за его спиной мутные делишки.
       Тешу себя надеждой, что Всевышний зачтёт чистоту помыслов, когда просил Михаила Дмитриевича помочь устроиться лаборантом кафедры Истории КПСС. Как будто сейчас вижу пустой кабинет заведующего, проливной осенний дождь за окном, слышу его слова:
       - Понесешь зонтик, потому что с костылями не могу, а у меня температура, и вечером надо ехать в Киев, выступать оппонентом на защите.
       Я начал говорить, что это не срочно, что подожду до его возвращения…
       - А если за это время «Назым» (заведующий кафедрой Истории КПСС Назым Мухаметзянович Якупов – В.В.) найдет себе человека? Ты хочешь, чтоб меня потом мучила совесть, что мог, но не помог? Пошли!
       Доцент Анатолий Диомидович Бачинский принимал у меня вступительный экзамен. За искреннюю поддержку на экзамене, за дополнительные вопросы, в которых заключался правильный ответ, успел поблагодарить его при жизни. Читателям же хочу сказать, что после знакомства на вступительных, ощущал благотворное влияние этого носителя Добра и обаяния на протяжении двадцати восьми лет, до его смерти. Выходит (только сейчас дошло), «Бак» сеял во мне Доброе и Вечное, говоря терминологией историков, «в период становления и расцвета».
       Как это, черт возьми, важно для молодого человека – в нужное время поддержка и участие! Вот Ирина Владимировна Завьялова, вместе с Бачинским принимавшая вступительный. Когда он тянул меня на «отлично» - скептически улыбалась, но не мешала. Когда перевелся на стационар, и писал у неё курсовую по искусству Византии, думал - с ума сойду. Ох и гоняла! Ох и обзывала! С трудом поставила «тройку». А на третьем курсе, выступаю с докладом на факультетской научной конференции. Подымается Завьялова, и хвалит, и превозносит до небес. Опять чуть с ума не сошел. Но от радости. И заряд получил на занятия наукой такой, что и сейчас руки чешутся «пошерстить» архивы да библиотеки. Жалко – сил почти не осталось…
       Петр Андреевич Некрасов, как учёный, звезд с неба не хватал. Некоторые студенты даже позволяли себе негативные суждения о его одежде, манерах. Со мной же был добр, останавливал в коридоре, расспрашивал о Доманёвке, в которой бывал, когда она входила в Одесскую область. Не знаю, с чем был связан интерес «старика» к моей персоне. Темы бесед забылись, теплота и участие – остались.
       Заподозрить в либерализме и панибратстве тогда ещё доцента Семена Иосифовича Аппатова не могу. Исповедовал требовательность, точность, исполнительность. Доверял, но проверял. Горячо поддерживал инициативу. Любил мыслящих, нестандартных. А, собственно, какое мне дело до мотивов его поступков, если он словом и делом учил меня, сельского хлопца, «вариться» в научной среде? Чего стоит только его карт-бланш моих визитов к первым людям советской американистики Яковлеву, Фураеву, Севастьянову, Цветкову. У каждого я был дома, каждый читал мои «труды» и писал на них рецензии?!   Кто ещё на факультете мог взять на себя смелость бросить косноязычного студента в горячий бульон элитарной науки, из которого я выпрыгнул просвещённым и умудрённым?!
       Именно Семен Иосифович научил меня писать научный текст, понимать красоту научной мысли, вырабатывать собственный стиль. Именно он сформировал из меня учёного. Не забуду.
       Летом 1973 года закончил истфак, а уже через год поступил на заочное отделение Одесского института народного хозяйства по специальности «Экономика и планирование сельского хозяйства». Новый этап жизни открыл целое созвездие Людей, излучающих Добро. Были среди них и знакомые, но неизвестные мне с этой стороны, и новые, ставшие дорогими друзьями. Поговорка «Друг познается в беде» вдруг наполнилась глубоким смыслом, хотя особой беды-то и не испытывал.
       Преподаватель института, выпускник нашего истфака Стёпа Жечев, не отмахнулся от моих проблем, а познакомил с другим преподавателем, тоже выпускником истфака Валерой Рудэнком, рекомендовав его как отличного парня, которого знает весь институт.
       Благодарен судьбе и Стёпе за Бриллиант из коллекции Бескорыстия. У меня сейчас возникла сложная головоломка: как рассказать Вам, уважаемые, об этом удивительном человеке? Оказывается, о добре писать сложнее, чем о зле. Не буду перечислять, да и не в состоянии, конкретные примеры помощи со стороны Валеры. Не виден масштаб Души. Назову, пожалуй, его обычные действия, когда просто прихожу к нему в гости на улицу Марии Демченко, утонувшую в садах около 9 станции Люстдорфской дороги.
       Не успел переступить порог: «Ты что сегодня ел? Любимые макароны? Значит, сейчас попробуешь картошечки с ребрышками. Не успел проголодаться? А солёные огурчики пойдут для аппетита?»
       Валерка отлично готовит, любит и умеет угощать. Но это, как говорится, проза. Дальше следует предложение, неизменно ставящее меня в тупик.
       - Сколько ты можешь носить эту рубашку? Померяй вот эту. Да не ломайся, пока дарю, а то передумаю.
       Шансов отказаться – никаких. Будет обида неподдельная. Результат – десятка два рубашек, футболок, пиджаков, брюк, плащей от Валерки износил за годы дружбы.
       Безуспешно боролся я, на первых порах, и с ритуалом прощания. Он состоит из двух частей. Первая - деньги в карман, со словами: «На дорогу». Вторая – цветы, фрукты, овощи, консервации в руки, со словами: «Жене и дочери».
       Если во время посещения я рассказываю ему о неприятностях, то потом корю себя за слабость. Он переживает за других сильнее, чем за себя. Бегает по комнате, лихорадочно придумывает варианты выхода из положения, пьет «Корвалол», звонит мне среди ночи.
       Словом, люди, можете смело завидовать человеку, имеющему такого друга. А ещё подумайте, много ли похожих мужчин встречали в жизни?
       Учёба на заочном отделении ставит перед студентами очень важный вопрос: «Где жить во время сессий?». Вижу, как закивали головами, в знак согласия со мной, иногородние заочники, прочитавшие эти строки. С гостиницами была напряженка, а выдержать нежданного гостя больше одной ночи, не каждому приятно. Из опыта знаю, как резко сузился круг знакомых, когда только подумал о разовом ночлеге. Что уж говорить о двухнедельной взаимной пытке гостя и хозяев.
       С однокурсником Володей Ковальчуком в студенческие годы дружен не был. Каждый имел свою компанию. После окончания университета его оставили на кафедре ассистентом, дали место в комнате на двоих для аспирантов. Поразительно, но я даже не помню, как договаривался о проживании в их комнате!? Помню только, что первые несколько ночей спал на полу. Потом аспирант уехал в командировку. Я переместился на его кровать. До следующей сессии аспирант нашел в городе женщину, потом стал преподавателем с пропиской в общежитии, а я всё спал и спал на его кровати. Целых пять лет!
       Но и это ещё не всё. Кровать по эстафете передал своему другу из Доманёвки Боре Футорному, поступившему на заочное отделение «нархоза». Хотите – верьте, хотите – нет, он тоже прожил в комнате Володи пять лет!
       Десять лет, без слова упрёка, тяжело больной Человек, требующий покоя, терпел нас и наши компании. Ведь ни для кого не секрет, что сессии заочников это прежде всего «гудёж», а потом учёба. Когда же ты имеешь надёжную «хату», как я и Борька, избавиться от желающих там «отдохнуть» не сможешь.
       Пытался я позже, хоть частично, ответить Володе хорошим, но, как всегда бывает с такими Людьми, он рано ушел из жизни. Долг остался не оплаченным. Мучаюсь. Не могу забыть.
       Как студента истфака, Степан Кириллович Мельник меня не знал. Узнал, после того, как я представился ему, профессору «нархоза», студентом – заочником, сказав, что помню его по истфаку. Моё представление воспринял благосклонно, и сразу поинтересовался, как мне, гуманитарию, точные науки? Попал прямо в «десятку». Я и нашел-то его, надеясь на помощь, при сдаче одной из «точных» дисциплин.
       Содействие оказал, познакомились ближе, дал номер домашнего телефона, адрес на улице Королёва. Стал у него бывать. Открылся профессор с неожиданных сторон. Кто бы мог подумать, что простоватый мужичок пишет прекрасные стихи на украинском языке! Вот и сейчас, как память о Степане Мельнике, из-под стекла книжного шкафа смотрит на меня его книжечка украинской лирики «Акорды».
       Когда историю Украины начали преподавать во всех ВУЗ-ах, а я стал кандидатом исторических наук, Мельник дал мне в длительное пользование несколько уникальных учебников, изданных диаспорой. За четверть века, информации, почерпнутой из них, я не встретил больше нигде.
       Множество Людей оказало бескорыстную помощь в подготовке и защите диссертации. Поскольку процесс длился десять лет, есть смысл разделить его на три этапа: 1) дооренбургский; 2) оренбургский; 3) защита.
       Первые варианты глав и статей печатались «за спасибо», под мою диктовку, в Доманёвке. Не забыл, благодарен за работу Наде Вавриной (Черной), Паше Ермакову.
       Помогал с публикацией статей в Одессе Славик Шамко, а в Киеве – Юра Сурай. Тоже, разумеется, на дружеских началах.
       Много ценных советов по научной обработке материала дал аспирант Володя Воеводин, распределившийся в Кировоград, и навсегда исчезнувший из моей жизни. Жаль.
       Не забуду методические и методологические советы друга Олега Дёмина, закончившего в Москве аспирантуру Института всеобщей истории АН СССР, и возвратившегося на истфак в Одессу.
       Прислушивался к рекомендациям ещё одного молодого преподавателя, закончившего ту же аспирантуру на год раньше Дёмина – Коли Лазарева. Где сейчас «Кока», как его называл однокурсник Воеводин – не знаю.
       В Оренбургский педагогический институт приехал после трёхлетней консервации научной деятельности, в связи с директорством в совхозе «Доманёвский». Диссертацию надо было писать заново, при этом совмещая с большой учебной нагрузкой, общественной работой, постоянными полётами в Москву и Одессу.
       Первой начала оказывать помощь лаборантка кафедры Ира (Эри) Боева, отпечатавшая много текста последнего варианта. Она не только печатала, а по собственной инициативе просмотрела каталоги областной библиотеки, выявив неизвестную мне литературу по теме. Многократно подставляли плечо в трудные минуты доцент Белый Олег Дмитриевич, преподаватель Герман Любовь Моисеевна. Если бы они не подменяли меня во время командировок, связанных с диссертацией, писал бы я её до пенсии…
       В разной мере помогали, подталкивали к защите заведующий кафедрой Федор Прокофьевич Полищук, профессор Василий Иванович Ананьев, доценты Андрей Михайлович Лосев, Геннадий Андреевич Шабанов, Роберт Бадикович Имамутдинов, преподаватели Анатолий Георгиевич Щеголев, Игорь Десанович Лоскутов, ставшие моими друзьями доцент Володя Байдаков, Володя Дениско, Андрей Шабанов, Сергей Штехер.
       Что касается Штехера, мастера спорта международного класса по боксу, волею судеб ставшего первым человеком, с которым я познакомился в Оренбурге, то он сопровождал меня на защиту в Одессу. Там его помощь была весьма кстати, о чем я с благодарностью вспоминаю.
       Наверное, год перед защитой Одессу посещал почти ежемесячно. Останавливался у Игоря и Лены Серовых на улице Левитана. Кроме меня, у них постоянно ночевал однокурсник Игоря, Юра Коновалов. Встречал и других знакомых и незнакомых ночлежников. Если учесть сыновей Диму и Рому, то количество спящих по углам двухкомнатной квартиры иногда достигало десятка. Хозяева стоически переносили неудобства, за что от имени живых и мертвых постояльцев выражаю искреннюю благодарность. От себя добавлю: всегда помнил, не забуду.
       Непосредственно перед защитой, и недели две после прожил в квартире однокурсницы Гали Серкиной (Соколовской). Поразило, как легко и естественно, после заседания кафедры она подошла ко мне, и со словами: «Можешь жить у меня. Мы всё равно живем на даче», - протянула ключи. Не забуду, Галочка!
       Незримую эстафету Добра от Серкиной подхватил Юра Касилов, однокурсник, преподаватель «высшей мореходки». Я обратился к нему за помощью в решении сложнейшей задачи.
       Дело в том, что для проживания первого оппонента, профессора из Москвы, нужен был «люкс» в престижной гостинице. На дворе был июль – разгар пляжного сезона, до защиты оставалось три дня, а мои попытки найти «люкс» не приносили успеха. И тогда я обратился к Касилову, в надежде, что он подскажет, к кому обратиться.
       Юра не подсказал, а пошел вместе со мной к проректору «вышки». Тот пристально посмотрел на него, улыбнулся, набрал номер телефона «Межрейсовой базы моряков», в здании которой, на проспекте Шевченко, сейчас областной суд, и мгновенно решил задачу. Тем, кто не защищался, не понять, как я был благодарен Юрке тогда и поныне. Можно сказать, одной фразой он гарантировал успех защиты.
       Квартиру для банкета в узком кругу предоставила подруга Жанна Шамутина, ныне обитающая в США.
       Через день, в широком кругу приглашенных, до утра гуляли на квартире друга детства Олега Ковалёва. Разве могу я забыть покойного Олежку, сделавшего мне сколько Добра, что с лихвой хватило бы на сто обычных людей?
       При переезде из Оренбурга в Одессу помог земляк Анатолий Бобуёк, прописавший в поселке Маяки. Также благодарен Толе за поддержку и помощь в тяжелые моменты жизни, когда реально мог загреметь за решетку.
       Благодарен однокурснику Володе Изовиту, который держал мне место на своей кафедре в Одесском областном институте усовершенствования учителей. Прискорбно, но факт: не дождавшись меня из Оренбурга, он умер, а моя жизнь потекла в совершенно не предсказуемом направлении.
       Спасибо Славику Шамко, замолвившему слово перед Евгением Дмитриевичем Артёменком, заведующим кафедрой в Одесском электротехническом институте связи. Результатом было моё появление в числе преподавателей кафедры под конец учебного года. Редкий случай, и благодарность Евгению Дмитриевичу.
       На кафедре познакомился и крепко подружился с Эдуардом Антоновичем Ашрафьяном, другом профессора Петра Осиповича Карышковского. Петр Осипович был мужем моей однокурсницы и подруги Аллы Доли. Как говорится, круг замкнулся. Эта троица порознь и вместе много помогала мне в тяжёлые моменты жизни. Особенно часто вспоминаю ювелирную операцию, проведенную Эдиком, по уничтожению в базе данных городского отдела МВД информации о моём пребывании в вытрезвителе. Попал я туда с паспортом и партбилетом, а потому «замазать» дело было непросто.
       Развал Советского Союза привел к коллективным и личным драмам и трагедиям миллионов. Я уже писал где-то, что больше всего пострадали сорокалетние. С другой стороны, для Людей Добра горизонты деятельности стали необозримыми.
       Друг Валеры Руденко, а мой хороший знакомый Коля Заец, бросив преподавание в «нархозе», ушел в бизнес. Сам нашел меня, безработного, и предложил работу в страховой компании. Скажу честно: ничего не делал, только два раза в месяц появлялся за авансом и зарплатой в кассу, находившуюся во внутреннем дворе дома на углу Екатерининской и Дерибасовской. Наверное, мог бы и дальше получать дармовые деньги, но совесть заела. Поступил на курсы аквизиторов страховой компании «Пилигримъ» при «Доме учёных», и начал новый этап биографии.
       На курсах, надо отметить, интересных и познавательных, обучалось человек сорок обездоленных. Яркие типажи смутного времени навсегда перед глазами. Из слушателей другом стал Игорь Райников, затем эмигрировавший в Израиль. Среди лекторов ораторским мастерством, глубиной и в то же время простотой изложения выделялся юрист Олег Калинюк. Позже выяснилось, что он сотрудник компании «Пилигримъ», инициатор и вдохновитель создания курсов. По окончании курсов Олег забрал меня в свой отдел. Таким образом, нашей дружбе в 2017 году исполнится четверть века.
       Когда оказались в одном рабочем кабинете – по настоящему сблизились, поняли, что мыслим на одной волне. Пройдут годы, и мы выпустим в свет первые книжки. Он – поэзии. Я – прозы. С тех пор взаимоотношения поднялись на качественно новую ступень. Благодарен Олегу за точные и глубокие суждения о моих экспериментах на бумаге. Учёл их, и, несомненно, выиграл.
       Не забуду многократные случаи материальной помощи с его стороны. В этом благородном деле важны прирождённая щедрость и такт. Своё спонсирование он оформлял в виде предложения какой-либо лёгкой работы. Когда же приходило время, я с удивлением получал зарплату большую, чем ожидал. Не сразу понял хитрость друга, щадящего моё самолюбие.
       Уверен, не помнит Олег, сколько раз давал мне в долг, какие суммы списывал, видя мои обстоятельства. Да разве меня одного он выручал и прощал? Эх! Если бы я мог рассказать хотя бы то, что мне известно о нескольких прощённых должниках, вы бы поняли какая душа у моего друга. Но это не мои тайны.
       Страховая компания «Пилигримъ» стала для меня чем-то вроде научно – исследовательской лаборатории по разработке методов и средств формирования коллектива в постсоциалистическом обществе.
       Такую задачу, узнав, что я в прошлом партийный идеолог, директор совхоза, кандидат исторических наук поставил передо мной Генеральный директор Петков Виталий Георгиевич – болгарин, не достигший к тому времени двадцати пяти годов от роду. Разумеется, это я для подготовленных читателей облёк его мысли в наукообразную форму…
       Спасибо Петкову за задачу, решение которой доставило глубокое творческое удовлетворение. Не только потому, что оказался «в своём корыте», но и потому, что формировал корпоративную психологию у замечательных соратников. Не забуду годы проведенные в обществе Алика Вдовиченка, Саши Домчинского, Гриши Недорослова, Олега Полторакина, Игоря Пятковского, Юры Старова, Жени Уткина, Володи Христова.
       Не только я учил их уму-разуму, но и они основательно пополнили мой «черепок» ценной информацией о новой тогда, молодой бизнесовой поросли. А ещё не забываю об обычной человеческой доброте, как оказалось, присущей, на первый взгляд, циничным парням. Чего стоит только операция по спасению моего «Энциклопедического словаря Брокгауза – Эфрона». Его уж было хотели растащить на сувениры из кабинета исчезнувшего Генерального директора. Тогда Володя Христов и Алик Вдовиченко организовали бригаду, в составе почти всех перечисленных выше хлопцев, и, взяв кто сколько мог, мы перетащили восемьдесят тяжелых томов домой к Алику. Вы не представляете, как помогла мне закрыть финансовые дыры продажа «Брокгауза»! Как же я могу такое забыть?
       Вместе с Олегом Калинюком принимал участие в создании кредитного союза «Нотариус». Познакомился, общался с доброй сотней представителей этой интересной, но довольно закрытой для посторонних, профессии. На мой взгляд, нотариусы – элита правоведов. За многие годы вращения в их кругу пришел к выводу: хороший нотариус в своих действиях руководствуется не только законами. Меня, конечно, заклеймят ортодоксы права, но хорошие нотариусы подымут большой палец в знак солидарности.
       Помогал нам создавать кредитный союз Миша Сидяк – отличный, скромный парень.  Без него - мы бы не смогли. Предоставлял всю нормативную базу, научил азам, познакомил с коллективами эффективно работающих союзов. Не забуду наши вояжи в город Первомайск, Николаевской области, в кредитный союз «Свитовыд». Приложу все усилия, чтобы эта публикация попала в руки Миши – ему будет приятно.
       Благодарен за смелость и профессионализм Виолетте Сторожевой, не побоявшейся возглавить рисковую фирму. Теорию Сидяка она поддержала практикой предоставления первых кредитов. Не знаю, как сложилась личная жизнь Виолетты, но очень надеюсь, что она в счастливом браке.
       С целой плеядой замечательных людей – нотариусов имел честь работать. Прежде всего, хочу сказать об Александре Владимировиче Носенко.
       Саша без раздумий согласился войти в руководящие органы союза, без лишних слов заплатил вступительный взнос, предложил свою помощь в решении технических вопросов. На все заседания являлся заблаговременно. В числе первых, подав пример сомневающимся коллегам, взял кредит и досрочно погасил. Я уверен: брал не от крайней нужды, а ради поддержки хорошего дела.
       Следующий поступок, говорящий о моральном облике человека, Саша совершил, когда я страховал нотариусов. Выйдя на начальство областного управления юстиции, конкуренты добились устного распоряжения покупать полисы только у них. Выслушав распоряжение, Носенко поступил наоборот – купил полис у меня, поскольку пообещал раньше.  Вы много встречали выполнивших обещание во вред себе?
       Когда я подарил ему «Пьяную жизнь», он неожиданно предложил помощь в реализации, а деньги, за ещё не проданные книжки, отдал сразу. Потом помог издать «Трезвую жизнь».
       Когда я заболел, и срочно надо было одолжить, помчался к нему. Саша выскреб всю наличку из карманов, портмоне, сейфа сказав, что отдавать не надо… Что ещё добавить? Думаю, достаточно. И так ясно – редкой души человек.
       Среди нотариусов – женщин душевными качествами выделялась молодая мать троих сыновей Оля Симонова. Не забуду её участия, поддержки, прямой материальной помощи.
       Написал канцелярское слово «материальной», и понял, что сузил масштаб личности прекрасной женщины. Достаточно увидеть её милое, всегда улыбающееся лицо, как получаешь заряд оптимизма, доброты, надежды. Общение с Олей неизменно приводит мой внутренний мир в состояние покоя, подпитывает веру в людей, и в правильность собственных поступков.
       Назову в алфавитном порядке, чтобы не обидеть никого, ещё несколько нотариусов – женщин, сотрудничество с которыми оставило приятные воспоминания. Надеюсь, что и они меня вспомнят.
       Итак, Есина Лариса Михайловна, работавшая на проспекте Добровольского, Каримова Людмила Михайловна – на улице Ланжероновской, Киселёва Елена Васильевна – на улице Нежинской, Криворотенко Людмила Ивановна – на Осипова, Личман Инна Николаевна – на Пироговской, Русских Светлана Борисовна – на Добровольского, Сакал Инна Николаевна – на Днепропетровской дороге, Сарамага Ольга Дмитриевна – в городе Южный, Филимонова Галина Васильевна – на Преображенской.
       А теперь, без алфавита, хронологии, величины Добра, предоставленного мне, упомяну мертвых и живых его носителей.
       Студентка Таня Половодова огромную работу проделала как машинистка, когда я был редактором факультетской газеты «Историк». Без неё мы не могли бы стать лучшими в университете, а я бы не поступил в партию.
       Заведующий кафедрой истории КПСС, профессор Назым Мухаметзянович Якупов взял меня, студента стационара, на работу лаборантом кафедры. Без его терпения и снисходительности я бы кандидатскую не написал, бросив науку после глупого ухода с кафедры.
       Директор Доманёвской средней школы Роберт Леонтьевич Лукащук, после фактического изгнания меня из райкома комсомола, забрал учителем в родную школу, а затем благословил в стационарную аспирантуру, хотя терять, как учителя, очень не хотел.
       Секретарь парткома Одесского университета Леон Хачикович Калустьян, и его заместитель Саша Перекрест выручили, когда я, аспирант, потерял партбилет. Даже выговора не получил… Помню, «Леон» и Саша! До гробовой доски не забуду.
       После истории с партбилетом, дорога на кафедру истории КПСС Одесского института народного хозяйства, куда меня приглашал на работу заведующий, профессор Скрыпник, оказалась закрытой. Вынужден был возвратиться в Доманёвку, готовый преподавать в любой школе района. Но за время моего отсутствия власть поменялась, и новый первый секретарь райкома партии Александр Леонтьевич Ратушняк неожиданно предложил должность директора совхоза. Благодарен ему за доверие, которое, надеюсь, оправдал. Более чуткого, справедливого, принципиального «первого» за свою жизнь не встречал.
       Не забуду миссию, длившуюся больше года, по получению в ВАК России дубликата, по глупости утраченного мной диплома кандидата исторических наук, которую выполнила однокурсница, известная поэтесса Ольга Ильницкая (Гапеева). Самое поразительное, что она об этом… не помнит!?
       Получив в руки дубликат, помчался к декану исторического факультета Одесского университета профессору Владимиру Никифоровичу Станко за помощью в устройстве на работу. Среди учебного года, в апреле, уже читал лекции в филиале университета. Не знаю, что повлияло на оперативность профессора, но работу по специальности я получил, за что покойному бесконечно благодарен.
       С Юрием Александровичем Шклярским познакомился в августе 1973 года, когда пришел преподавать в Кузнецовскую среднюю школу, где он был директором. Потом наши пути разошлись до 2007 года. У меня случился очередной жизненный прокол, и после долгих размышлений, решил обратиться к нему за помощью. Ехал в Николаев проконсультироваться, а вышел от него преподавателем университета «Украина». Помню. Не забуду.
       Благодарен академику Исааку Израилевичу Минцу за внимание к моей, более чем скромной, как для него, персоне.
       Без активной помощи профессоров Юрия Ивановича Кораблёва и Ивана Леонтьевича Сабадырёва успешная защита кандидатской диссертации была бы невозможной.
       Не стесняюсь вспомнить, как десятки раз брал по пять – десять рублей в долг у Люды Марзехемян и Майи Нереги, работавших в книжном магазине Доманёвки.
       Не могу забыть, как прикладывая палец к губам, чтобы не заметил муж, совала червонцы в мой карман глухонемая тётя Маня.
       А тётя Тоня Бегун одалживала деньги, когда идти уже было решительно не к кому.
       Самые большие суммы одалживала, и одалживает, по сей день, Лариса Шурыгина. «Лорчик» вообще была и остаётся настоящей боевой подругой, в квартире которой пировал и ночевал не один год, если суммировать все «залёты» за годы нашей дружбы.
       Покойный сосед Коля Лелека, хоть и был намного старше, находил интересным общение со мной. Да и я много полезного почерпнул из рассказов работника «Заготконторы». Он не был жмотом, потому перед нашими встречами комплектовал свои синие «Жигули» водкой и закусками так, чтоб до утра мало не показалось.
       Таня Аникушина навезла мне из Москвы кучу совершенно новых костюмов и рубашек, а когда я гостил у неё, дала деньги на дорогу домой.
       Покойный Толя Винковский тащил мне из дома еду.
       Серега Куринский много лет снабжает хорошей питьевой водой.
       Андрей Трофименко обучил азам работы на компьютере.
       Сапожник Гриша Каспаров бесплатно чинил обувь. Царство Небесное тебе, Григорий.
       Надеюсь, Господь учел все добрые дела, которые сделал мне Юрка Геращенко.
       Думаю, в Раю находится Толя Липовецкий, выполнивший роль связного между мной и болеющей Олей Ильницкой, во время операции по получению дубликата моего диплома кандидата наук.
       На протяжении десятков лет выручает деньгами и продуктами Лариса Шорыс.
       Не забывает ежегодно поздравлять с днём рождения одноклассница Люда Полищук.
       Давно умер ветеран Второй Мировой Василий Дмитриевич Комарчук. Мало кто в Доманёвке помнит, что он шил прекрасные меховые шапки – ушанки. А я помню. Да и как можно забыть, если деньги за работу наотрез отказался брать. Сказал только: «Носи на здоровье, и вспоминай дядю Васю».
       Сын его, Саша Комарчук, внешне и добротой пошел в отца. Будучи студентом экономического факультета Одесского сельскохозяйственного института, помог мне, когда я писал дипломную работу в Одесском «нархозе».
       Помню и благодарен, за предоставленные материалы по теме дипломной, выпускнице Украинской сельхозакадемии Тане Волынец.
       Множество раз снабжал в больших количествах говядиной, курятиной, рыбой председатель колхоза имени Карла Маркса Иван Николаевич Кожуленко. А вот моё ответное добро, видимо, забыл, обидевшись по ничтожному поводу. Одумайся, Ваня! Ты не прав.
       Бесплатно чинил обувь не только мне, и бабушке цыган «Марко». К сожалению, не знаю его фамилии. У соседей давно умершего сапожника удалось узнать лишь отчество – Андреевич. Ну что же, Марк Андреевич, цыган, живший в Доманёвке в пятидесятых – восьмидесятых годах ХХ века, останешься ты в истории за свою доброту.
       За помощь в издании моих опусов глубоко признателен директору Доманёвской детско – юношеской спортивной школы Владимиру Дмитриевичу Власюку. Сердечный человек Володя. Мало теперь таких.
       Не могу забыть покойного корреспондента Одесского областного радио Василия Борецкого, чей дом для меня всегда был открыт.
       Никогда не выветрится из памяти гостеприимство историка Сереги Хоментовского, который, как и в прежние времена, проживает в Одессе, в глубине двора по улице Пастера 44-44 «а».
       А теперь о моих женщинах. Не знаю, может, правильнее было бы о них писать вначале, а может, только о них, без упоминания мужчин, и надо было писать? Не знаю. Знаю лишь, что, настоящий мужчина хоть раз почувствовавший взаимность со стороны понравившейся женщины, готов отдать всё своё Добро за один её поцелуй.
       Женщины… Я много лет не знал, как приблизиться к этой вечной теме, чтобы кого-то из них не обидеть. И вот вчера ночью, не во сне, а в промежутках между снами, переворачиваясь на другой бок, увидел внутренним взором формулу подачи материала: писать, не раскрывая степени связи.
       Одни были моими женами и невестами. Других я любил. Третьи любили меня. С четвертыми были любовниками. С пятыми – просто целовались. С шестыми крепко, не ощущая разницы полов, дружили, доверяя друг – другу сокровенное. С седьмыми даже до поцелуев не дошли, разве что обнимались. С восьмыми переписывались. С девятыми судьба свела один раз, но не забуду. С десятыми и не виделись вовсе, а только говорили по телефону.
       Фамилии называть не буду. Имена, места работы и проживания могу путать. Простите девочки – старость. Простите и те, кто меня помнит, а я вас забыл. Всех благодарю за доброту ко мне. Ну, дай Бог памяти.
       Зоя с Пионерской, Лиза с Механизаторов, Люда с Кирова, Валя, Валя с Мориса Тореза, Маша, квартировавшая напротив школы, Валя с мельницы, Валя со Свердлова, Галя из библиотеки, Таня с Кирова, Лора с Мельничной, Галя из медучилища, Люда с Космонавтов, Валя с Комсомольской, Надя с Пионерской, Галя из детского сада, Нина с Огородней, Валя с «Радянського», Люба из больницы, Люда из «Межколхозстроя», Женя со Строительной, Альвина с Ленина, Таня с «Машиносчетной», Люда и Люба со школы, Олечка из больницы, Галя с улицы Кирова, Люся из санстанции.
       Тома, Алла, Оля, Люба, Люба, Зина, Света, Света, Света, Надя, Галя, Люда, Наташа, Валя, Рая из Одесского университета. Таня, Марина, Оля из Одесского мединститута.
       Алла из Беляевки, Люда из Ивановки, Валя из Новой Одессы, Нина из Ленинграда, Лида из Врадиевки, Люда из Богдановки, Надя из Любашовки, Люда из Березанки, Лена из Николаева, Люда из Кургана, Надя из Москвы, Лора из Первомайска, Лида из Николаева, Наташа из Ровно, Вита из Винницы, Олечка из Снегирёвки, Люся из Одессы, Таня из «Стройбанка», Олечка из Изобильного, Лора из Николаева, Оля из Оренбурга, Зина из Староказачьего, Ляля со Второй Заставы, Лора – морячка из Одессы, Жанна из Одессы, Оксана из общежития ОГУ №6, Неля из Александрии, Надя из Кривого Рога, Наденька из Хлебодарского, Люда из Первомайска, Оля из Одессы (Чичерина №32), Галинка из Вознесенска, Наташа из Перьми, Надя из Ростова-на-Дону, Надя из Ворошиловграда, Наташа из клиники Одесского медина, , Виктория из Киева, Алла из Москвы, Ира из Оренбурга, Наташа из Оренбурга, Лена из Оренбурга, Лена из Москвы, Люда из Днепропетровска, Гражина из Варшавы, Рита из Киева, Оля из Днепропетровска, Люда из Вознесенска, Света из Орла, Люда из Каменца-Подольского, Света из Одессы, Люба из Одессы, Зина из Одессы, Валя из Черкасс, Надя из Запорожья.
       - Ну, перечислил имена, и что это ему дало? – скажут скептики.
       Хороший вопрос. Прежде всего, получил удовольствие уникальное, ранее неведомое. Попробуйте прочувствовать сочетание ощущений любви, здоровья, молодости, успеха, оптимизма, богатства, веры в людей, в добро, в Бога, наконец. Добавьте к перечисленному нежность, любимые музыку, одежду, еду, книги, города, а также рестораны, гостиницы, вокзалы, радость встреч, прелесть свиданий, и вы получите тоже удовольствие. По – другому его можно назвать СЧАСТЬЕМ.
       Далее. Не просто перечислил имена, а послал сигнал живым и умершим подругам. В момент, когда слегка дрожащая рука выводила дорогие имена (а они мне с каждым днём становятся всё дороже…), кто-то из них меня неожиданно вспомнил, кому-то я приснился, кому-то попалось под руку моё старое письмо, кто-то страстно захотел меня услышать, а ещё лучше – увидеть.
       Уверен, уверен, уверен, что чудесным образом имена обретут свои лики, и, не сомневайтесь скептики, каждая, на том и этом свете узнает себя по имени. Кто-то обрадуется, поражённый, кому-то, как мне сейчас, на душе станет светло, кому-то взгрустнётся, а кто-то горько заплачет об ушедшем.
       Так что, важную работу я проделал, не бессмысленную. Чувствую удовлетворение и моральное опустошение. Уйма сил ушла на то, чтобы вспомнить, и снова всё пережить.
       А напоследок, о самых близких родственниках. Опять найдутся такие, кто считает, что родители, дедушки, бабушки, братья, сестры чуть ли не обязаны быть между собой добрыми, щедрыми, чуткими. Увы, прожитая жизнь убеждает, что взаимоотношения в семьях далеки от идиллии…
       О широте натуры деда по маме Яшки, я писал в рассказе «Тётя Катя», вошедшем в книжку «Пьяная жизнь». Добавлю, что гостил у него в селе под Запорожьем, и хоть мал был, но помню его человеческую доброту. Вы ведь знаете – дети добро очень хорошо чувствуют.
       Бабушку Женю, мамину маму, иначе как доброй и представить не могу. Судите сами какой она была, если я любил с ней спать почти до десяти лет. Шершавыми пальцами почесывала мне спинку, на ушко шептала любимую сказку про Котыгорошка, каждый вечер с новым продолжением.
       Деда по папе видел только на фотографии, которую забрал у глухонемой, добрейшей тёти Мани. Пытаясь рассказать мне о нём, она поглаживала себя в области сердца, а губами, сложенными трубочкой, выдыхала: «Па-па до-о-ный! До-о-ный!» Я понимал, что её папа, мой дед Устим, был добрым, а его любимая младшенькая дочь – в него.
       О бабушке Дуне, папиной маме, писал в «Трезвой жизни». Недавно попал на то место в селе Цветково, где стояла её хата. Не осталось даже развалин, всё заросло буйной зеленью. Соседи, увидев машину, подошли. Оказалось, хорошо помнят «бабку-цветочницу», или «Маму цветов», как её называли при жизни. Хата бабушки была цветочным раем. Выращивала, собирала, раздавала, дарила. По любому поводу за цветами шли к ней.
       Писал я отдельно, и довольно подробно, о доброте мамы, папы, тёти Кати. Только о сестре Майе не писал.
       В июле 2015 года Майе исполнилось 80. Она старше меня на 16 лет. Когда был маленьким, многие думали, что я её сын. Вы уже всё поняли? Можно не продолжать? И не буду. Скажу лишь, что если бы муж Петя узнал, сколько она помогала мне деньгами, он бы в гробу перевернулся. А ведь кроме денег, был и остаётся, целый спектр разнообразной помощи, например, продуктами, обедами которую она и за помощь не считает. Прикинул в уме: если начать перечислять, не меньше страницы рукописного текста будет.
       Ну вот, глубокоуважаемые, теперь Вы имеете представление, в какой семье я родился и вырос. Поверьте, только сейчас, перед последним абзацем, осознал, что выражение «рос в любви и добре» - мой случай. Отсюда один шаг до представления обо мне, как о человеке, и, разумеется, о Людях, с которыми связала жизнь.


                Доманёвка
                август – ноябрь 2016 г.