Реквием для переполненного зала

Мы стоим и еле дышим. Да, собственно, и дышать то нечем – воздух спёрт нашими легкими ещё до появления музыкантов. Но гипоксия ничто, когда в зал вот-вот ворвется Моцарт.

После первых нот мы все меняемся. Мы по-прежнему стоим и сидим рябые: кто в вечерних платьях и костюмах, а кто в поношенных свитерах. Пришли ли мы с ненавистной работы или только что были в чьих-то объятьях - не важно. На всех - лица, сошедшие с полотен Рубенса и Хальса. И я вижу, как у стоящих рядом людей вздымается гусиная кожа. Правда, мы все сейчас как гуси. Вытянули шеи и летим в Австрию.

Вот кто-то, подобно верному псу своего хозяина, положил голову на подоконник и слушает космические команды. Кто-то не отводит взгляд от любимой, словно музыка обвела лицо, руки и плечи её священным ореолом, сотканным из звуков и голосов. За моей спиной возникает девочка в джинсовом костюме. Она гордо поглядывает на всех нас и украдкой крутиться на пальчиках в балетном па. Реквием храбрит и умудряет каждого.

Лучи света из окон и прожекторов свиваются в один поток, который застывает в корпусе виолончели. Виола горит, стонет, сыпет стаккато и тремоло, бубнит пророчества и легенды. Века, эпохи, мысли – всё сливается и дополняет друг друга. И певчие и хористы славят свет и покой. Ведь requies – это не про печаль, рок или трагедию жизни. Это про покой.

Стоя в пыльных кедах, шортах, майке в смешную бело-зеленую полоску, я чувствую себя частью высшего общества. Общества, именуемого человечеством. И мне остается шептать только одно: Danke Amadeus, vielen Dank.

Das Requiem in d-Moll (KV 626) aus dem Jahr 1791