Наглец. Главы 1-5

Фанфик по фандому "Гарри Поттер". Снейп - опекун Гарри.

— Если что-нибудь понадобится, вызывайте эльфа. Меня не беспокоить ни под каким предлогом — выпорю! Ваша комната на втором этаже. Надеюсь, вы сможете включить мозги и понять, какая именно, — Снейп цедил слова сквозь зубы, бледное лицо выражало отвращение.

— Убирайтесь с глаз моих долой и займитесь своим внешним видом: вымойтесь и выстирайте одежду, от вас воняет, словно вы неделю не мылись. Жаль, что ваши опекуны не привили вам привычку к чистоплотности, — Снейп не повышал голос, но Гарри вздрогнул и ещё ниже опустил голову. — Вряд ли я смогу исправить ситуацию за неделю. Вы обязаны посещать ванную каждый день, и я не позволю вам игнорировать мои требования! Иначе… О, мне знакома эта вызывающая поза: взгляд в пол и выражение тупого упрямства на наглой физиономии. Поднимите голову, наглец!

      Гарри неохотно подчинился.

Снейп хмыкнул, тряхнул сальными патлами и резко поднял руку. Из зажатой в ней палочки вылетела огненная плеть. Раздался страшный треск, запахло палёным. Гарри побелел от ужаса, увидев, как через стоявший рядом стол пролегла дымящаяся полоса.

      Снейп вновь взмахнул плетью. Её раскалённый хвост мелькнул рядом с лицом. Гарри отшатнулся, ударился спиной и затылком о стену и замер, зажмурившись. Но удара не последовало — огненное кольцо осветило комнату и исчезло.

      Медленно открыл глаза и в ужасе впился взглядом в уродливый ожог на столе — весьма впечатляющий результат обещанной порки.

— На меня смотри, щенок! — рявкнул Снейп.

       Желтоватая кожа на скулах профессора окрасилась подобием румянца, крылья носа подергивались, чёрные тоннели глаз высасывали из Гарри остатки самообладания.

      Лицезрение столь неприкрытого счастья на ненавистном лице испугало не меньше, чем сама плеть. В эти секунды Гарри ясно осознал, что профессор сделает всё возможное, чтобы пустить её в ход, если появится хоть малейший повод. Едва сдержался, чтобы не вскрикнуть, когда Снейп наконец заговорил:

— Вот список ваших обязанностей. Выполнять. Через десять дней вас заберёт к себе Помона, а до тех пор я надеюсь вас больше не видеть и не слышать. Я могу сотворить с вами всё, что моей душе будет угодно. Обливиэйт — весьма полезное заклинание, — с этими словами он воткнул в руки Гарри какой-то свёрток и прибавил:

— Вон отсюда!

      Приказ не пришлось повторять дважды. Спотыкаясь и едва удерживая ношу, Гарри бросился к лестнице. Убедившись, что профессор не поднимается за ним, без сил привалился плечом к стене в коридоре второго этажа.

Закрыл глаза. Долго пытался отдышаться и унять дрожь. Свёрток упал. Наклонился за ним, колени вдруг подогнулись, едва успел подставить руки, чтобы не удариться лицом об пол. Потемнело в глазах. Гарри неловко завалился на бок и замер.

      Через несколько минут зашевелился, приподнял голову. Расфокусированный взгляд скользил по тёмным расплывающимся стенам незнакомой длинной комнаты. Гарри никак не мог сообразить, где находится.

Рука нащупала незнакомый предмет. Медленно сел, морщась от боли. Прищурился, пытаясь разглядеть то, на чём, оказывается, лежал. Пока пытался понять, что это такое, вспомнил, что произошло.

      Обернулся, мгновенно покрывшись холодным потом. Никого не увидел и облегчённо вздохнул, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Мысль о том, что Снейп мог стать свидетелем его слабости, вызвала ужас. Только не надменный слизеринский декан, не терпевший проявления любых эмоций, кроме тех, что выражали трепет и почтение.

      Засуетился, торопясь убраться с пола. Мышцы повиновались неохотно, в суставы и под веки словно насыпали горячего песка. Быстро двигаться не получалось.

      Стыд быть застигнутым в неприглядной ситуации бичом подхлёстывал непослушное тело. На четвереньках сделал несколько шажков, подтягивая тяжелый сверток. Наконец смог подняться, цепляясь за стену и прижимая к груди ношу.

      Огляделся. В тусклом свете догорающего дня, проникавшего в коридор через давно немытое окно, увидел несколько дверей.

Побрёл разыскивать упомянутую Снейпом комнату, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь бесконечный повтор одной и той же картинки: огненная плеть оставляет уродливый след на столе, а затем несётся к лицу, опаляя его жаром.

      Единственная дверь на одной стороне коридора вела в библиотеку. По другую — туалет, ванная и ещё одна неизвестная комната. Гарри заглянул в неё и тут же попятился, сообразив, что попал в спальню профессора.

Он поспешно ретировался, едва завидев красивый ковёр на полу и резные ножки большой кровати. Стало стыдно, словно тайком подсмотрел сценку из личной жизни преподавателя.

      От резких движений закружилась голова, накатила такая слабость, что проклятый свёрток выскользнул из рук. Гарри глубоко задышал, силясь прогнать замерцавшие перед глазами светящиеся точки — предвестники подступающего обморока. В этот раз удалось. Он оставил свёрток лежать на полу и поплёлся в ванную. Немного попил, умылся. Посидел на краю ванны. Наконец почувствовал себя лучше.

      Вернулся в коридор и пересчитал двери. От этого искомая комната не появилась, и Гарри, как это и прежде не раз бывало, вновь почувствовал себя круглым идиотом, неспособным понять слова профессора.

      Начало смеркаться. Зрение всегда оставляло желать лучшего, тем более в полутьме. Он уже практически ничего не видел и сейчас даже не смог бы сообразить, где находится дверь в ванную.

2

Гарри устал. Он давно ничего не ел, сильно болел бок, и при каждом вдохе боль отдавалась в спине под лопатками.

Пошатываясь, он еще раз обошел коридор, прикасаясь пальцами к стенам, словно в надежде выбраться из странного лабиринта. Ничего не изменилось: они не спешили расступаться, чтобы явить заветную дверь.

Наверное, Снейп заколдовал вход в комнату, чтобы заставить ненавистного студента напрячь мозги в поисках разгадки. На это уже не оставалось сил.

«Если что-нибудь понадобится — вызывайте эльфа», — вспомнил он слова профессора.

Хорошо бы так и поступить: вызвать и попросить помочь решить заданную Снейпом загадку. Но этот вариант не подходил — Гарри понятия не имел, как вызывать эльфов и никогда не видел, чтобы это кто-нибудь делал. Чувствуя себя весьма глупо, он шепотом несколько раз произнес сначала «Добби!», потом «Эльф!», но ничего не произошло.

Истерично усмехнулся, вспомнив знаменитое: «Рассечь воздух и взмахнуть!» и свое отчаянное желание, чтобы чертово перо наконец-то взлетело. Но, видимо, для вызова эльфа одного желания мало. Скорее всего, необходимо знание соответствующего заклинания и движений волшебной палочкой. На данный момент отсутствовало и то, и другое.

Попросить помощи у Снейпа? Глядишь, научит вызывать эльфа без помощи палочки, чтобы домовик помог найти спрятанную профессором дверь в комнату.

Три раза «Ха»!

Не смешно. Тупик.

Совсем стемнело. Гарри занервничал еще сильнее: вполне возможно, что профессор скоро окончит свои труды в лаборатории, поднимется наверх и… Что он увидит? Правильно: шляющегося по коридору скудоумного щенка, который так и не смог отыскать вход в свою комнату. И это после того, как ему, идиоту, прямым текстом приказали не попадаться на глаза и даже продемонстрировали, чем это может закончиться.

Гарри, изо всех сил стараясь не сорваться в истерику, опустился на колени, нащупывая невидимый во тьме сверток, о который споткнулся. Поднял его и прижал к правому боку. Замер, услышав неясные звуки, донесшиеся с первого этажа и увидев тусклый свет. Некоторое время сидел неподвижно, вцепившись зубами в согнутый указательный палец и напряженно вслушиваясь: не собирается ли Снейп подниматься в свою спальню? Но вскоре звуки смолкли, и свет погас.

Часто останавливаясь и прислушиваясь, готовый в любую секунду броситься наверх, осторожно спустился на первый этаж и, ощупывая стену, прокрался к выходу. Снейп что-то говорил о том, что для свалившегося ему на голову лентяя ежедневная работа в саду является одним из обязательных условий пребывания в этом доме. Замечательно. Значит, в саду находиться не запрещено. Только бы Снейп не запер дверь.

Опасения по поводу двери оказались напрасными. Подозрительно. Гарри бесшумно притворил массивные створки и выбрался в ночь с неясно видневшимися неподалеку силуэтами деревьев в саду.

Он успел спуститься с высокого крыльца, как вдруг вспомнил, что не выполнил приказ профессора выстирать одежду. Возвращаться отчаянно не хотелось, но огненный рисунок смертоносного танца плети вновь встал перед глазами.

Гарри с трудом поднялся по ступенькам, прижался к стене, пережидая головокружение, и хотел войти. Не получилось — дверь оказалась заперта. Толкнул, потом еще раз, сильнее. Напрасно. Словно монолит перекрыл вход!

Поняв, что только что нарвался на наказание, он пошатнулся и сполз на каменную площадку. Невольно выступили слезы. Хрипло вздохнул и закашлялся нехорошим кашлем. Испуганно зажал рот и некоторое время давился рыданиями. Потом его скрутил настоящий приступ. Гарри долго кашлял так, словно пытался освободить грудную клетку от боли в легких.

Как уже не раз бывало, жесткий приступ довел до рвоты. Едва успев скатиться с крыльца и отойти на несколько метров, упал на колени. Стало совсем плохо. Пустой желудок сводило спазмами, изо рта лился желудочный сок. Зазвенело в ушах, силуэты деревьев растворились во мраке, окутавшем сознание.

Очнулся под утро, весь покрытый росой. Сильно замерз.

«Ну, не впервой».

Гарри встал на четвереньки, чувствуя сильную усталость. Тело медленно ворочало кирпичи застывших от холода мышц. Тяжеленные перекладины костей сопротивлялись малейшим усилиям, тянули к земле. Спать. Спать и не просыпаться. Никогда.

«Заболел. Скорее всего, еще пару дней назад».

Он стоял на коленях, старательно отмывая салон дядиной машины. Не заметил, как сзади подкрался Дадли и выплеснул ему на голову мыльную воду из ведра. Окатил от души, так, что часть грязной воды попала на дорогие кожаные чехлы сидений. А потом заорал от счастья, призывая родителей. Он всегда так орал, когда ему удавалось осуществить очередную гадость:

— Па! Ма! Смотрите, что натворил этот придурок!

И вновь повторилась бесконечная история.

3

Дядя, оглянувшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, зашвырнул племянника в гараж. Долго орал, драл за волосы, выкручивал уши, наконец, отходил ремнем. Гарри свернулся в комок и молча терпел, прижимая руки к глазам.

Специальное средство для мытья машины, разведенное в воде, немилосердно резало и жгло слизистую. Но дядя на робкую просьбу умыться, только сильнее выкрутил ему ухо. Все удары пришлись на левый бок и руку, прикрывавшую голову.

К счастью, дядюшка недавно посетил врача. Тот прописал ему ограничить физические нагрузки на время прохождения медосмотра. Поэтому Гарри досталось меньше, чем обычно. Но и этого хватило — рука у дядюшки тяжелая, а лупцевал он, не жалея силы, зная, что за стенами гаража соседи ничего не услышат.

Гарри закончил устранение последствий наводнения поздно вечером. Внутренне содрогаясь, позвал дядю. Тот проверил работу, походя влепил оглушительную оплеуху, загнал машину в гараж и молча ушел в дом. Гарри услышал, как в замке повернулся ключ.

Без особой надежды добрел до задней двери, дернул. Так и есть — закрыто. Опять без ужина, опять ночевать на заднем дворе за кустом орешника, как бродячий пес. Тетя запретила спать на газоне. Нечего мять траву.

Жидкость, пропитавшая одежду, вызвала аллергическую реакцию. Все тело сильно чесалось. Дождавшись, пока родственники уснут, Гарри разделся догола и полез мыться под садовый шланг. Он знал, что завтра ему крепко влетит за лужу на газоне, но терпеть сильный зуд и боль было выше его сил. Особенно пекло там, где водолазка соприкасалась с поврежденной ремнем кожей на левом боку.

У него зуб на зуб не попадал, когда закончил мыться и выполаскивать одежду. Июнь выдался холодным и дождливым. Гарри изо всех сил отжал трясущимися руками вещи и оделся. Все же теплее, чем голышом. Улегся на свое, уже ставшее привычным, место за раскидистым кустом орешника.

Холодно. Вдвойне холодно от пропущенного ужина. В который уже раз. Вчера наказали за неподметенную дорожку. Позавчера лишили ужина за недостриженную изгородь. Пару дней назад ещё за какое-то преступление. Он силился вспомнить за что, но так и не смог.

Не в силах согреться, Гарри поднялся и принялся бродить по бетонной дорожке, разделявшей лужайку за домом, высаженную незабудками, на две половины. Дорожка вела к пятачку, на котором обычно стояла жаровня для барбекю. Все остальное пространство было отдано под газон.

Жаль, что в минувший уикэнд дождь помешал дяде устроить традиционный «семейный ужин на природе». Если считать природой газон, орешник, дуб, узкие клумбочки незабудок и высокую, выше человеческого роста, изгородь из какого-то колючего кустарника.

Удобная штука — можно наказывать провинившегося племянника, постоянно заставляя ее подстригать. Неуспевающие заживать царапины на руках — самое то, чтобы приучить к покорности.

Необходимая преграда, чтобы соседи не видели перманентных оплеух, пощечин и пинков, которыми награждали Гарри дядя и его сын.

Изгородь-ширма прочно скрывает от посторонних взглядов место ночевки. Никто не знает, где часто спит не вылезающий из наказаний странный мальчишка.

«Говорят, он учится в школе для отсталых детей».

«И правда — посмотрите, какой у него дурацкий вид! Неужели он не понимает, что магазин — это общественное место? Туда нельзя ходить в том, в чем целыми днями гоняешь в футбол с местными хулиганами!»

«Он сам — хулиган. Вечно дерется, вечно в синяках. Нормальным детям проходу не дает. Слышали, как он разбил нос сыну Полкиссов?»

«Дурсли — Бедная семья. Как они его терпят!»

«Святые люди! Несчастная Петунья. Просто ангел доброты!»

«Нет, я точно слышала, он не учится в школе для отсталых!»

«Да вы что? А где же тогда?»

«Вернон сообщил, что его перевели в спецшколу для социально опасных элементов!»
«Для подростков с преступными наклонностями? Слава святой деве! Надеюсь, из него там выбьют дурь!»

«Помните, как прошлым летом он украл хлеб в маркете у Стивенсонов? Позор! Неужели, чтобы покормить лебедей в пруду, нельзя было взять из дома?»

«Петунье, бедной, было так неудобно. Она вся аж побледнела, когда к ней пришел полицейский!»

«Да, я тоже видела — стоит и чуть ли не заикается!»

«Несчастная женщина. За что ей такое наказание?»

«А сигареты? Стивенс жалуется, что у него кто-то ворует сигареты. Не удивлюсь, если в этом замешано это исчадье ада! А еще прикидывается бедненьким и несчастным. Таким уж худеньким, вот-вот ветром унесет!»

«Да-да! Я сама слышала, Петунья говорила, что у него и так плохой аппетит, так он ещё и постоянно требует пиццу, не желает ничего есть, если ему за это не дадут огромный кусок пиццы».

«Но ведь это очень вредно — есть только пиццу! Миссис Дурсль правильно делает, что не потакает ему. Детские капризы, особенно в еде — что может быть ужаснее? Вот Дадлик у них себе такого не позволяет. Ест все, что положено. Сразу видно — воспитанный ребенок».

«А взгляд? Изподлобья, так и зыркает сквозь очки!»

«У мальчишки такой взгляд, словно он вот-вот кинется на тебя и что-нибудь украдет!»

«Ну, для того, чтобы украсть, не нужно кидаться…»

«Да, вы правы, дорогая, но я стала крепче запирать дверь, как он приехал на каникулы. Даже вызвала службу, чтобы они установили на дверь дополнительный замок».

«Да вы что? И мне нужно».

«И мне тоже!»

Не согреться, не унять голодные рези в желудке. Кружится голова, тошнит. Все еще печет в глазах, словно он не промывал их двадцать, а то и тридцать раз.

Хорошо, когда после уикэнда остается неубранным гамак. Он обычно висит между дубом и гаражом. В нем днем валяется Дадли. Но гамак заставил снять дядюшка. Дожди.

Опять дождь. Накрапывает. Становится все сильнее. Придется идти на заднее крыльцо, под козырек. Туда тоже достает, но не так сильно. «Может, стоит проверить заднюю дверь гаража? Вдруг дядя забыл ее запереть? Можно будет переждать там».

Закрыто.

Прижаться спиной к двери дома, подтянуть замерзшие ноги в старых, убитых в хлам кроссовках брата. Обхватить себя руками. Уткнуть голову в колени. Спать.

Трясет. Не согреться, не задремать. «Лучше бродить по дорожке под дождем. Когда ходишь, каж-ж-ется не т-так х-холодно…»

Устал. Как же он устал. Нужно что-то делать. Впереди еще шесть недель каникул. Он так долго не протянет. Дурсли завтра уезжают. С них станется, как в прошлый раз, запереть его в гараже. Нужно с утра незаметно припрятать там неприкосновенный запас. Каменные кексы, которыми угощал Хаггрид. Рон еще удивлялся, зачем Гарри их прячет в сундук.

Хорошо, что он и не догадывается, для чего они ему. От тех кексов уже остались рожки да ножки. Всего три штуки. Ах, если бы Рон и Гермиона не выкидывали свои кексы гигантскому кальмару. Вряд ли он их будет есть. Хотя, если их долго размачивать в воде и сосать, то они очень даже ничего. Сладенькие.

«Разнылся, как девка! „Сладенькие“… Заткнись! Ходи, давай!»

Дождь — сука.

4

Гарри медленно, поворачиваясь всем телом, огляделся — крыльцо, громада дома, довольно большой сад. Несмотря на боль и холод, мозги работали. Они пока еще не отключились, сдавшись привычному отупению, которое часто настигало во время пребывания у Дурслей.

Он некоторое время стоял, пошатываясь, разглядывая владения профессора.

«Если что-нибудь понадобится, вызывайте эльфа».

«Еда понадобится, ясное дело, так и ноги протянуть недолго».

Еще и эльф. Прямо поместье. Откуда у Снейпа деньги на такую роскошь? Наследство? Заработал на зельях? «А тебе какое дело до его денег? Думай лучше, что ты жрать будешь, если эльф тебе не подчиняется!»

Осталось продержаться еще девять ночей. Девять дли-и-инных ночей и дней.

Как вызывать чертового эльфа, Гарри так и не понял. Месторасположение комнаты тоже осталось загадкой. «Если только… Если только Снейп не прознал кое-что о привычках дяди…»

Гарри почувствовал себя совсем скверно. До того, как эта мысль пришла ему в голову, еще оставался шанс, что слизеринский выродок просто пугал его плетью и не осмелится пустить ее в ход.

Но что, если профессор хорошо осведомлен о том, как на самом деле жилось Гарри у родственников? Если этот упырь в курсе о бесконечных наказаниях и о… многом другом? О ночевках под орешником и в гараже. О том, что Дурсли уже давно не оставляют ненавистного племянника у миссис Фигг, если уезжают куда-нибудь на пару дней.

Это счастье, когда тебя запирают в пустом гараже. Оставляют ведро в качестве туалета, пятилитровую бутыль с водой и хлеб. Если изловчиться, то туда можно незаметно пронести книги или даже учебники. Можно читать целый день, не опасаясь, что тебя потревожат. Гарри и не подозревал, как хорошо жилось во время наказаний, пока его однажды не заперли в туалете на первом этаже дома.

Родственников не было около двух суток. Гарри провел это время в темной душной клетушке туалета, почти не имея возможности двигаться. Все, что он был физически в состоянии сделать, исчерпывалось немногочисленными комбинациями.

Сесть на крышку унитаза. Постоять на ней на коленях, постоять сбоку, сесть лицом к бачку, обнять его и подремать, отжиматься от стены, снять решетку и повисеть на расположенном высоко в стене отверстии для вентиляции. Окон в туалете не было, света тоже.

Через некоторое время стало душно, разболелась голова. Потом захотелось пить. Гарри отодвинул крышку бачка, напился, умылся — стало легче.

К темноте и духоте он привык еще в непроветриваемом чулане, а вот отсутствие возможности хоть как-то двигаться сильно давило на нервы. Таких финтов дядя ещё не выкидывал, но его фантазия бурно развивалась. Неизвестно, до чего этот мудак додумается в следующий раз.

С туалетом все закончилось печально. Руки, ноги, а затем и все тело начали сводить судороги. В абсолютной темноте начали слышаться какие-то голоса, чудиться тени на стенах. Гарри залез ногами на крышку, прижался носом к вентиляции. Дышать стало легче, но ненамного, долго так не простоишь.

Потом появился страх, ничем не обоснованный, но сильный. Гарри вдруг решил, что его заперли здесь навсегда. Чудилось, что Дурсли продали дом и уехали, а новые жильцы появятся еще не скоро. Гарри объял ужас. Сознание, угнетенное голодом, темнотой и замкнутым пространством, не выдержало. Он начал биться о запертую дверь и кричать. Но никто не слышал его криков, никто не приходил на помощь.

В конце концов, он вынес дверь вспышкой стихийной магии. Выброс был столь сильным, что разворотило унитаз, хлынула вода. Гарри свалился без сознания от сильного магического, физического и психического истощения.

Дурсли немало потратились на ремонт. Дядя выпорол племянника и впервые выбросил на улицу ночевать: «Здесь ты вряд ли сможешь что-то сильно повредить, сученыш».

Гарри начал чаще задумываться о том, что его присутствие в доме у родственников все больше напоминает бесконечную ежедневную пытку. Теперь уже и круглосуточную. Что бы он ни сделал — плохо. За любое сделанное и несделанное его осыпали оскорблениями и побоями. Он с самого начала лета нормально не ел и не спал.

Раньше опекуны хоть полиции и какого-то неведомого инспектора боялись. Теперь же распоясались окончательно. Их больше не пугают сказочки о бандите-крестном. За каждый выброс стихийной магии дядя лупит так, что трудно держаться на ногах. Дадли со своей компашкой ****утых на всю голову дружков не знает иных занятий, кроме охоты на забавную зверюшку.

И ничего им не сделаешь. Никак не защититься. Подбирают, гады, момент, когда он тащит из магазина покупки и боится их бросить. За испорченные продукты дядя буквально живьем шкуру сдирает своим любимым ремнем. Использовать магию — себе дороже. Выгонят из Хога. Придется до совершеннолетия горбатиться на этих уродов.

Жители этого вонючего городка — сволочи. Видят прекрасно, что творят эти уроды, но ни разу не сделали попытки их остановить, словно так и нужно, словно это обряд такой.

Кто их знает. Говорят, в каждом городе есть свой сумасшедший. Возможно, в каждом городе есть и свой козел отпущения. Вот смотрят все эти достопочтенные мистеры и миссис, как четверо день за днем лупят одного странного хиляка, и сердце у них радуется, что кому-то еще хуже, чем им приходится. И на душе у них становится легче.

Жаловаться? Кому? Зачем? Чтобы потом всю жизнь оставаться подопытным кроликом у ученых?

Дядя крепко держит его за яйца. Он натыкал по всему дому камеры. Теперь у него есть доказательства «ненормальности» племянника. Записи плохонькие — во время выбросов камеры начинают барахлить, а потом и вовсе вырубаются. Но даже этих улик вполне достаточно, чтобы жадные до сенсации и денег магглы заинтересовались «паранормальными явлениями».

Дядя прямо заявил: «Посмеешь пикнуть — окажешься не в своей уродской школе, а в лаборатории. В клетке, как подопытная крыса. Всю жизнь будешь сидеть на цепи, щенок».

Гарри попробовал шантажировать:

— Но все в городе узнают…

В ответ получил мощную затрещину.

— Не твоя забота, ублюдок. Переедем в другой город и забудем обо всем этом, как страшный сон. Если бы директор твоей школы не платил мне, я бы так поступил уже давно. Запомни, уродец, я так когда-нибудь и сделаю — как только волшебники перестанут платить за все мои труды. Хотя, я чувствую, что твоя тетка заключила невыгодную сделку. За все доставляемые тобой неудобства, она должна была потребовать гораздо больше!

Гарри отлепился от стены, куда его впечатало мощной рукой дяди. Тряхнул головой и упрямо пошел в наступление:

— Я всем расскажу, как вы меня избивали!

Увернулся от очередной затрещины, но дядя давно привык справляться с непокорным щенком. Ударил так, что потемнело в глазах.

— Доказательства? Тебе никто не поверит. Не думал, что скажу это, но спасибо твоей гребаной магии.

Гарри съехал спиной по стене и уткнулся носом в колени. Не рыдал. Он давно уже отучился плакать. Дядя сказал правду — синяки и следы от ударов ремнем исчезали с глаз родственников и других магглов буквально через пару часов.

Гарри отчетливо видел покрывавшие его тело кровоподтеки: страшные, огромные, постепенно желтеющие. На боках и спине не проходили становившиеся изо дня в день все глубже следы от ремня. Но магглы не замечали ничего, словно Гарри был покрыт стойким заклятием гламура. Боль тоже никуда не исчезала. Если удар приходился по еще не сошедшему синяку, то Гарри готов был выть и кататься по земле, если бы не знал, что за это получит ещё сильнее. Оставалось только сжиматься в комок и стискивать зубы.

— Знаешь, что я скажу тебе, наглец? Директор твой куда первое письмо прислал, вспомни? Ага, в чулан. А кого прислал за тобой? Недотепу безмозглого. Дамблдор все прекрасно знает и согласен с моими методами. Тебя нужно держать в ежовых рукавицах. Знал старик, что я могу с тобой управиться. Видимо, в волшебном мире просто не нашлось желающих связываться с тобой. Правильно, я считаю. Раз уж из-за тебя были убиты твои собственные родители, где гарантия, что тот, кто это сделал, не вернется и не попытается прикончить тебя и тех, кто рискнул бы взять тебя к себе?

И в этом дядя был прав. Даже крестный не сделал ничего, чтобы взять Гарри с собой. Даже он.

Сбежать? Куда? Без магии не обойтись, если хочешь выжить, а колдовать нельзя — в миг засекут и отправят обратно.

В приют? Найдут и вновь отправят к Дурслям. Уж лучше потерпеть два месяца в ожидании начала учебы. Дядя — садист и сволочь, но ему не выгодно в данный момент расставаться с курицей, несущей золотые яйца.

5

Гарри никогда ни от кого не ожидал помощи или сочувствия. Он и задумываться-то о чем-то таком и прочем, не менее странном, стал только после первого года в Хогвартсе. Именно там он впервые ощутил, что до него хоть кому-то есть дело.

Гарри удивлялся, что можно вдоволь поесть, что кто-то заботится о твоих травмах. Было странным спать в большой чистой кровати. Поначалу настораживало, что не нужно мыть посуду и пол, стирать, стричь газоны и ухаживать за цветником.

Это все делали эльфы и Филч. Гарри всегда жалел их. Особенно бедного старика. Он прекрасно понимал, почему тот стал таким вредным и злобным.

Попробуйте много лет день за днем без магии мыть и вычищать огромные пространства. И знать, что на завтра все опять будет в грязи. Но вновь и вновь тратить силы на наведение чистоты. Чувствовать свое бессилие перед толпами студентов, каждый из которых, особенно из старшекурсников, мог его оскорбить. А могли и молча подло расшвырять навозные бомбы. И опять нужно отскребать, подметать, мыть, вычищать, натирать…

Гарри лучше многих знал, какой это неблагодарный труд, как сжимается сердце от беспомощности перед царством грязи на полу и в душах людей. Как ноют руки, и колени сбиваются о каменные плиты, тянет в ребрах и пересыхает горло от невысказанных ответных оскорблений.

Первым делом он освоил эванеско и по мере сил незаметно помогал Филчу, накладывая это заклинание на загрязненные поверхности. Старик сначала удивлялся неожиданной чистоте в холле, а потом привык и воспринимал это как должное.

Каждый вечер, когда стихал шум-гам, и студенты укладывались спать, Гарри выходил на «охоту за мозгами», как сам называл свой ежевечерний сеанс уборки в холле и в своей голове.

Он находил успокоение в том, чтобы каждый вечер под бдительным присмотром Миссис Норрис наводить блеск и чистоту. Бродил по огромному пространству в сопровождении кошки, автоматически накладывая эванеско. В более сложных случаях применял заклинания, вычитанные в книге «Домашняя магия», которую взял в библиотеке.

И говорил. Миссис Норрис оказалась очень благодарной слушательницей. Ни разу не случилось, чтобы она ушла, не дослушав. Намолчавшись за долгие годы жития у Дурслей, Гарри рассказывал ей обо всем. О своих делах и надеждах, об учебе и прочитанных книгах. О неудачах на некоторых уроках, о том, что он намерен сделать, чтобы его проекты хоть немного соответствовали жестким требованиям педагогов. О том, как это здорово — летать.

Только об одном кошке так и не довелось услышать — о его жизни в Литтл Уингинге.

Проходя сквозь невидимый барьер в колонне под номером девять и три четверти, Гарри ощущал себя змеей. Змеей, сбрасывающей старую кожу обид и ненависти. В Хогвартс нельзя тащить с собой этот тяжелый груз. Ни к чему это. Успеет еще хлебнуть: возвращение неизбежно.

Наверное, если бы друзья узнали о его странных привычках, они бы не поняли его. Возможно, смеялись бы или отговаривали «заниматься всякой фигней». Им действительно не понять, не стоит тревожить их разум такими вещами. Эти вечерние часы принадлежат ему. Так не хотелось их тратить на то, что Рон с огнем в глазах именовал приключениями, а Гермиона — нарушением дисциплины.

Рон невзлюбил Миссис Норрис и её сурового хозяина. При каждом удобном случае старался сделать им какую-нибудь гадость. Гарри оказался меж двух огней. Он пытался по-хорошему объяснить другу, что не стоит обижаться на старика и уж тем более трогать кошку — его единственную радость в жизни. Но тот отказывался понимать простые истины. Дошло до того, что друзья крепко рассорились из-за очередной выходки Рона.

Гарри был уверен, что Миссис Норрис ни за что его не выдаст, но знал и то, что на Уизли эта милость не распространяется. Вот и пришлось изображать идиота, спасаясь от кошки под мантией-невидимкой бегом по запретному коридору прямо в зубы к Пушку.

О, Святая Дева, как же это было давно! Так давно, что кажется милой сказкой по сравнению с тем, во что Гарри вляпался сейчас.

Утро, сад, промокшая от росы одежда, пустой желудок, температура, знобит так, что тело бьет дрожь и стучат от холода зубы. Очень хочется пить.

Гарри отправился искать кран. На улице обязательно должен быть кран. Газон и цветник как-то поливают. Газон между высокими дубами и зарослями орешника роскошный, хотя давно не стриженый. Не станут же тратить силы на бесконечное агуаменти? Из дома шланг протягивать неудобно. Где-то должен быть ещё вывод.

За зарослями шиповника увидел низкое строение; побрел туда, сунув ледяные ладони подмышки, оставляя следы на белой от росы траве.

Хотелось упасть и рассыпаться росинками. Восходящее холодное солнце станет жарким. Оно лизнет жадными языками каждую капельку, выпьет досуха. И его тело исчезнет, превратится в пар, как русалочка в старой сказке.

Исчезнет боль и голод, легкий и прозрачный, поднимется он высоко. Интересно, останется ли на примятой траве отпечаток его тела…

Бумс! Гарри в бреду натолкнулся на стену строения, к которому брел, не видя дорожки, по колено в траве. Упал рядом с кустом шиповника. Склонившаяся до земли ветка оцарапала щеку и запуталась в волосах.

Боль немного притушила жар, разгоревшийся под воспаленными веками и в груди. Гарри отшатнулся, пытаясь освободиться от колючки. Проклятая ветка, словно заколдованная, зацепила очки и, распрямившись, зашвырнула их куда-то в глубину сада.

Все контуры стерлись, размытые туманом, опустившимся на глаза. Гарри отодвинулся подальше от шиповника, похожего на дьявольские силки и гигантского кальмара одновременно. Вдруг почувствовал, что сильно устал. Неодолимый сон, презрев жажду и боль, сковал тяжелые веки.

Высоко поднялось солнце, высохла роса, а Гарри все ещё спал, блуждая в потемках сновидений. Ему чудилась огненная плеть и стол с уродливым ожогом. Дядя с ремнем в руках и Дадли с компанией. Кошмар сменялся кошмаром, подросток никак не мог вырваться из их дьявольских силков.

Такой сон не приносил силы, он отнимал последние. Гарри часто заходился в приступах кашля, выныривая на поверхность, почти просыпаясь и страдая от боли в груди. Но приступ стихал, и вновь затягивало в болото бреда.

Солнечные лучи высушили одежду, согрели замерзшее тело и начали довольно сильно припекать, обжигая злобными укусами бледное лицо.

Гарри снилось, что он что-то потерял, забыл какую-то важную вещь. Ещё бы вспомнить, что это. Кажется, какая-то книга, а может и нет.

Измученный долгими поисками, он бродил в полутьме смутно знакомого коридора, натыкаясь на запертые двери. Только одна из них была открыта, но Гарри не приближался к ней. Он знал, что находится в той комнате.

Проклятая штуковина, казалось, скрылась под мантией-невидимкой или растворилась в сумраке коридора. А её необходимо было найти как можно быстрее.

Стоило хоть на мгновение остановиться перевести дух, как из ниоткуда появлялась огненная плеть и устремлялась к лицу. Из темноты возникал голос профессора, что-то шипевший о глупости, лени и наглости.

Гарри отшатывался и вновь брел на бессмысленные поиски. Не оставалось иного выхода, как отворить пугавшую его дверь и проверить, не осталась ли эта штука в той тесной комнатке.

Туда нельзя входить, билась мысль, он там задохнется и умрет. Но плеть все чаще мелькала у пылающего от ожогов лица, все ближе слышалось угрожающее шипение. Кожа на лице начала трескаться от нестерпимого жара. Уши наполнило раздирающее мозг шипение, в котором уже было не разобрать слов.

Гарри совсем потерялся от ужаса, закрыл лицо руками и, словно объятый пламенем, ринулся туда, куда так не хотел идти.

— Это и есть твое место, наглец, — услышал он и успел оглянуться.

      Профессор рассмеялся злым тихим смехом и запер дверь.

Полная версия (70 глав) здесь: https://vk.com/soldatstefana