Во времена стародавние...

Трое стрелецких старшин - тысяцкие Федор Сирота, Козьма Добряк да Василь, сын Михайлов - вызваны в Кремль, к великому князю Московскому и Всея Руси Ивану Васильевичу на событие важности чрезвычайной: у себя, в сводчатых палатах примет князь послов супостата давнего своего, ордынского хана Ахмата.

   Пришли тысяцкие загодя. Думали первыми быть. Ан нет, собираются уж помаленьку и бояре знатные - главные советчики князя, да и приказные люди разного звания - тоже. Явился и митрополит.

   Рассаживаются все по старшинству, по обеим сторонам золоченого, осыпанного изумрудами да рубинами трона. Еще князю Василию, батюшке нынешнего московского государя, подарен этот трон шахом персидским Надиром.

   В палатах жарко и душно. Трудно дышится боярам в шубах, надетых поверх парчовых кафтанов. Струйки пота стекают из-под высоких меховых шапок на лбы боярские. Степенно отирают лица бояре искусно расшитыми платочками, намокают платочки - хоть выжимай.

   А князь Иван одет легко. Только шелковая белая рубаха с просторными рукавами на нем, да зеленые бархатные штаны, заправленные в мягкие сапоги из красного сафьяна. Ну и, само собой, еще шапка на нем, мономахова, князя киевского Владимира наследие. Шапка эта все равно что корона - издавна передается от государя к государю...

   Прием начался. Слушает великий князь монотонную речь татарского мурзы, поигрывает пальцами по подлокотникам трона. Пальцы у князя все в кольцах
с самоцветами. Моложав князь Иван и щеголеват.
   Ох и скучно слушать чтение ханского указа - фирмана. Украдкой позевывает князь. А мурза знай себе перекручивает длинный свиток пергамента с навешанными на нем печатями - и ханскими, и ханских воевод-нойонов, - да все перечисляет какие-то условия, требования, выдвигаемые Ахматом.
   Слушает князь рассеянно, в пол-уха, будто и не вникая в смысл. "Какие там еще условия? - думает князь. - Что они там себе вообразили? Московское государство крепнет день ото дня. А их когда-то могучая Орда хиреет, раздирают ее междоусобицы. Да и сам-то Ахмат - сегодня сидит на своем ханском войлоке, а завтра, того и гляди, сбросят его в отхожую яму".

   И понимает князь: настает время, пора покончить с проклятой и ненавистной Ордой.
   Бояре переглядываются, видя, как невнимателен князь, как нервничает и ёрзает на троне. Гадают бояре: что замыслил государь, какую-такую штуку выкинет? Притом и страшатся бояре, но и храбрятся. И тоже ведь знают: пора покончить с игом ордынским.
   Вот и митрополит Геронтий, духовный владыка московский, тоже ожидает от князя решительного поступка, поглаживает роскошную черную бороду с редкими нитями седины, крестясь время от времени. Зорки глаза митрополита, глядят из-под густых бровей...

   Монотонно и нудно, коверкая русские слова, читает фирман татарский мурза. Переминаются с ноги на ногу, едва ли что-то понимая, приглашенные послы европейских стран.
   Стрелецкие старшины-тысяцкие, вооруженные палашами, в дальнем углу стоят. Полные нетерпения, ждут они от своего любимого князя решительных действий. Скорее бы уж сказал он слово свое веское. Тысяцкий Федор Сирота молод, горяч и нетерпелив, обожает своего князя, предан ему безраздельно, ловит каждый жест, каждый взгляд государя. Козьма с Василем тоже преданы князю всем сердцем и душой.

   И вот случилось...
   Князь Иван резко встал с трона, шагнул к мурзе,да и выхватил из его рук свиток фирмана.
   Все замерло в палате. Татарские послы злобно набычились, схватились за кинжалы. Бдительная стража тут же окружила их, угрожающе пошевеливая
бердышами.

   - Негоже нам выслушивать вздорные требования хана!- звонко выкрикнул князь Иван. - Хан татарский нам более не указчик!
   И разорвал князь пополам ханский фирман, да и швырнул к ногам  послов:
   - Убирайтесь все с глаз наших!

   Палата взорвалась кликами ликования. Послов окружили, стали выталкивать прочь. Кинжалы отняли.
   Послы злобно озирались по сторонам, но шли, не сопротивляясь.

   Уж после злая участь постигнет ханских послов: всех, кроме самого молодого,обезглавят и станут глумиться над трупами. Одного, оставленного в живых, отошлют хану.

   - Что же будет-то? - спросил товарищей Федор Сирота и сам же и предположил: - Должно быть хан теперь войско снарядит на Москву? Сбор объявит по всей Орде?
   - Не миновать, знать, битвы кровавой, - предрек уверенно Козьма Добряк. - Я чай, хан и Литву позовет себе в подмогу, короля-то Казимира... Тому давно князь Иван как кость в горле.
   - И Литву одолеем, не впервой нам с этими антихристами воевать, - уверенно заявил Василь, сын Михайлов.
   - Братцы, князь, - вдруг сказал Федор.- Кажись к нам идет.

   И правда, к ним шел князь Иван. Шапку свою мономахову он держал в руке, словно какой обычный треух.
   - Ну что, дружина? - весело воскликнул князь. - Довольны ли? Сдюжим противу Ахмата, ежели на нас пойдет? Как, а?
   Не вдруг нашлись с ответом тысяцкие.
   Князь нахмурился:
   - Что, робеете?
   Прокашлявшись, сказал Козьма Добряк:
   - Нет, княже, не робеем. Все как один встанем супротив татарина, ежели понадобится. За тебя, княже, да за Святую Русь. Попили они кровушки нашей. Хватит! Нашла коса на камень. Забыли они, видать, поле Куликово, сто лет-то назад тому... Теперь и воздадим им.

   - На вас, да на воинов ваших теперь моя надежда, - сказал князь Иван и, помедлив, прибавил: - Пойду успокоить бояр, советчиков моих. Они-то небось в штаны наложили, со страху-то.
   И ушел, посмеиваясь, под дружный хохот начальников стрелецких - Федора, Козьмы да Василя.