4. Последнее лето

Лето было ранним и жарким. Сережка с родителями уже в конце мая выехали в поле. Казалось, даже насекомые попрятались в прохладные места от дикой жары, хотя обычно их была тьма-тьмущая, особенно в холодное сырое лето. Тогда даже мокрец появлялся почти одновременно с комарами, а от него не помогали ни мази, ни накомарники. Это были такие насекомые, которых за лето можно было проглотить не один десяток, просто неудачно вздохнув.
В это лето, Сережка ходил в потрепанных шортах, которые мама сделала из старых Сережкиных джинсов, отрезав штанины, и кедах на босые ноги. Когда в маршруте приходилось переходить ручейки или речки, Сережка не снимая кед, лез в воду, наслаждаясь временной прохладой. Кеды, конечно, быстро высыхали, и он мысленно мечтал о новой встрече с какой-нибудь водной преградой. На шее у него висел огрызок карандаша на толстой капроновой нитке. Он был всегда остро наточен и был нужен для записей, которые Сережка делал в пикетажке, или иначе, полевой книжке. Он аккуратно выводил каждую буковку, как его научил геолог Виктор, у которого были самые красивые записи в пикетажках, во всей экспедиции.
- Эти записи ты делаешь не для себя - поучал он Сережку - они пройдут через многие руки, и будут храниться сотню лет.
- Почему сотню лет? - любопытный Сережка всегда задавал вопросы.
- Потому что наши записи и зарисовки - это ценная информация, которая о многом расскажет опытному геологу. Например, что находится вокруг нас или под нами. Может мы с тобой сейчас стоим над огромными залежами алмазов. - Он загадочно посмотрел на Сережку - здорово?
- Да! - воскликнул тот, и тут же высказал свою версию - а может, там какой-нибудь древний город зарыт или мамонт.
Виктор выпучил на Сережку глаза:
- А это-то тут причем?
Сережкина мама, сидя на полиуретановой сидушке, на вытянутых ногах держала полевую сумку, на которой были разложены кусочки битого камня. Она раскладывала их в маленькие  цветастые мешочки с номерами - это были образцы, и заполняла пикетажку. Она громко расхохоталась.
Виктор, хмуро взглянув на нее, сказал:
- Мы что археологией тут занимаемся?
- Дядя Витя - Сережка как будто чему-то обрадовался - А я и хочу стать археологом!
- Ах, вот оно, что. - Дядя Витя улыбнулся Сережке – Ну, это тоже хорошая профессия, правда, не такая веселая как наша.
Он закинул в рюкзак готовые образцы и не спеша, побрел вдоль речки, по которой проходил их маршрут, помахивая геологическим молотком.
- Ма, он что обиделся? - Сережка чувствовал себя виноватым – И, что я такого сказал?
Мать стряхнула колотую крошку, обняла сына и попросила:
- Пикетажку не потеряй.
За полевую книжку, Сережка отвечал головой. Это был документ, в котором описывался весь маршрут. За весь полевой сезон, исписывалось десятки полевых книжек. В них были результаты всей проделанной за лето работы.
Сережка поправил карандаш и бережно прижал пикетажку к голому пузу. Виктор уже переходил речку. Стоя в воде, он дождался Сережкину маму и протянул ей руку. Они медленно брели по воде и о чем-то болтали. Сережка, забыв про правила, не пошел за ними – след в след. Он свернул в реку и тут же, поскользнувшись на  камнях, рухнул в воду. Падая, он успел громко вскрикнуть.
Оглянувшись на крик, Виктор и Сережкина мама увидели, как Сережка, взмахнув руками, упал на спину и скрылся под водой. Над водой осталась видна только вытянутая рука с зажатой пикетажкой. В три прыжка Виктор был уже возле Сережки. Нагнувшись, он увидел в кристально чистой воде, широко раскрытые Сережкины глаза. Виктор, сдерживая смех, схватил Сережку за торчавшую из воды руку и рывком поставил его на ноги. Мать успела выхватить абсолютно сухую пикетажку. Вдохнув воздуху, Сережка воскликнул:
- Ух, ты!
Виктор расхохотался.
- Ага, мне бы за эту пикетажку знаете, как влетело.
- Молодец - мама смахивала с сына капли, протирая его сухой ладонью.
- Ма. Не надо. Знаешь, какая вода теплая, как парное молоко - Сережка плюхнулся на живот. - Класс!
Речка обмелела от сильной жары. Небольшие углубления были прогреты до дна, хотя горные реки очень быстрые и холодные.
- Ну, все, пловец, догоняй. - Виктор протянул Сережкиной маме руку. – Пойдем. - И оглянувшись, пошутил, - рыбу всю распугал, вон по берегу в кусты убегает.
- Угу  - промычал Сережка, погружаясь в воду.
Может это был день такой, но Сережкины испытания на этом не закончились.
Болота, испаряясь под жарким солнцем, были полусухими. Испарения действовали, как наркотик. Голова становилась мутной, и безумно хотелось спать. Такие места старались проходить по-быстрому.  За болотом, выйдя на сухое место, Сережка, запнувшись и не успев сгруппироваться, упал на корень сухого дерева. Он попал между двух, остро торчавших кореньев, прямо худой, длинной шеей. От неожиданности, он тут же вскочил и с испуганными  глазами посмотрел на мать, крепко зажав шею обеими руками.
- Что? - мать схватила Сережку за руку - отпусти, дай посмотрю.
- Я боюсь.
Мать с ужасом посмотрела на Виктора, беззвучно открывая рот, силясь, что-то сказать.
- Спокойно, без паники - Виктор с силой разомкнул Сережкины пальцы. На шее бурым пятном сияло место ушиба - ну вот, небольшой синячёк, а ты что подумал?
- Я думал шею насквозь распорол, - Сережка ткнулся матери в плечо, - я так испугался!
- А я! - мать крепко прижала к себе сына. - Я чуть с ума не сошла! Все, завтра остаешься в лагере. И вообще, пора тебя к деду отправлять. К школе подготовишься.
Сережка шел, спотыкаясь, держась за шею и молчал.

Через несколько дней прилетел заказанный вертолет. Сережка с не большим рюкзачком, нехотя полез по скользкому металлическому трапу. На душе у него было тоскливо. Эта тоска сжимала сердце, и он чувствовал, что не хочет и не должен уезжать. Он высунулся в раскрытый иллюминатор и, глядя на родителей, сделал последнюю попытку:
- Я не хочу уезжать! Ну, можно мне остаться!
Отец, обнимая мать за плечи, поднял над головой руку и помахал:
- Не раскисай. Мы скоро приедем.
- Мы тебя очень любим - крикнула мама и послала воздушный поцелуй.
Они улыбались. Сережка смотрел и смотрел, как удаляются фигурки родителей, превращаясь в невидимые точки. Ему хотелось рыдать, кричать, стонать, но он только мычал, сквозь стиснутые зубы. В грохочущем вертолете ни кто не слышал его мычания. Он был один со своей гнетущей тоской.
Из-за жаркого лета в горах начали таять ледники. Макушки гор изменили свой рельеф. Они оплыли, как растаявшее мороженое под солнцем. Наконец, небо словно сжалилось над потрескавшейся за лето землей, и начались проливные дожди. Они смывали с гор подтаявший снег, который перемешиваясь с землей, тяжело стекал грязными потоками, неся в себе булыжники и камни.
Сережкины родители, переехав на новый участок, встали лагерем возле небольшого поселка, затерявшегося в горах, но не потерянного и вполне приспособленного к круглогодичной полевой жизни. Здесь жили с детьми. В одном небольшом здании размещался детский садик и начальная школа. Имелся клуб и библиотека. А еще большая общественная баня и маленькая пекарня. Еду и солярку, завозили на машинах по зимнику. Весь поселок был расположен по берегам небольшой горной речки, соединенный навесным мостом.  В  сухую погоду ширина реки не превышала метров пяти, не считая крутых, каменистых берегов, но в половодье, разливаясь, она становилась внушительных размеров, с шумом неся грязную воду в долины.
Это был один из тех солнечных дней, который словно вклинился между затянувшимся дождем. Народ разбежался по своим маршрутам, спеша словить нежданный миг хорошей погоды, дарованный природой.
Вечером, уставшие, но довольные, полевики, занимаясь привычными делами, услышали страшный грохот. Все бросились в поселок. На глазах у изумленных полевиков, дома, простоявшие не один десяток лет, сметал мощнейший селевой поток. Их складывало как бумажный конструктор, и уносило прочь. Грязевой поток, волоча огромные валуны и камни, пробивая себе новые русла, сносил все на своем пути.
Летом в поселке оставалось мало народу. В основном все были в отпусках. В тот злополучный для поселка вечер, многим удалось спастись, и многим помогли спастись, но Сережка навсегда остался круглым сиротой.
После этой страшной трагедии, Сережкин дед попал в больницу с обширным инфарктом. И только чудо, или слезные мольбы Сережки, заставили его выкарабкаться из лап этой страшной болезни. Его не отдали в детский дом. Дед остался для него единственным родным человеком на земле.
(продолжение: 5.Прощай школа)