Просчитанный мир. Ч. 9. Цена чести

Дом был пятиэтаэной хрущёвкой, этаж верхний и лифта, естественно, не было. Никодимов, сопя и чертыхаясь, долго тащил своё грузное тело наверх по узким бетонным ступеням, пока не добрался до обшарпанной стальной двери с номерком «17» на ней, затем нажал кнопку звонка. Открывшая дверь симпатичная блондинка вопросительно уставилась на незванного гостя.

- Никодимов Всеволод Григорьевич, - сняв шляпу и шаркнув правой ногой, представился тот. – Простите, что без предварительного звонка, дело неотложное, а я знаю, что Николай Афанасьевич всегда работает дома. Зачем же в таком случае отвлекать лишний раз звонком?

- Проходите, - коротко кивнула блондинка.

Она, конечно, знала, что Никодимов, бывший когда-то одним из заместителей Широкова, после национализации концерна «РИР» был назначен его главным инженером. Начальником там поставили какого-то генерал-полковника, сам концерн стал засекреченным почтовым ящиком, а для общения с остальным миром из него был выделен скромный филиал, унаследствовавший прежнее название. Изобретателю интеллектуальных роботов допуска в почтовый ящик не дали, а от руководства филиалом он отказался сам, сказав, что у него есть новые идеи, и заниматься старой тематикой ему теперь не интересно.

В прихожую вышел хозяин в домашних тапочках и тёплом халате:

- Танюша, что же ты держишь гостя у двери? – он сжал ладонь посетителя в крепком рукопожатии и жестом пригласил пройти в гостиную.

- Что же Вы, дорогой Николай Афанасьевич ютитесь в этой халупе? – окинул гость взором стены стандартной двухкомнатной хрущёвки.- Здесь даже жить совершенно невозможно, а уж работать, тем более. Да и человек Вы не бедный, - он развёл руками.

- А что здесь плохого?  - ответил Широков, думая о чём-то своём.- Бачок не протекает, краны исправны. Да и привык я как-то за многие годы. Вам, другое дело. Под Вашим началом работают тысячи, Вам и кабинет нужен огромный для совещаний и приёма гостей. Мне же совещаться не с кем, а гости ко мне практически не ходят.

- Танюша, организуй-ка нам чайку с коньяком, - обратился он к блондинке.

- Нет, нет, нет! – замахал руками Никодимов, - от чая не откажусь, а вот коньяк...

Он щёлкнул замками принесённого с собой кейса и вынул из него пузатый флакон дорогого «Хеннесси» и плитки шоколада. Хозяйка выставила на стол вазочки с печеньем и конфетами, расставила чайные чашки, затем удалилась на кухню и через десять минут вернулась с большим фарфоровым чайником, после чего скрылась в соседней комнате, понимая, что гость пришёл не для праздных разговоров.

Николай Афанасьевич плеснул коньяка на дно пузатых бокалов:

- Сердце подсказывает мне, Всеволод Григорьевич, что первый тост будет не заздравным.

Гость долго молчал, вертел бокал в руках, собираясь с мыслями:

- Верно. Из Вас вышел бы неплохой психолог. Я даже подозреваю, что Вы знаете, за чью память я предложу выпить, поэтому говорить буду без обиняков и предисловий. Давайте выпьем за светлую память генерала Касатова, который пал как герой совсем недавно в Сирии.

Мужчины выпили неторопливо, не чокаясь, закусили ломтиками лимона с сахаром, после чего Широков промолвил:

- Я, конечно, читал об этом в сетевой прессе, но мы с Вами знаем чуть больше того, что там написано.

- Что Вы имеете ввиду? – поднял брови Никодимов.

- Прежде всего, то, что генерал Касатов был боевым роботом, следовательно, одним из моих детей.

Гость изумился ещё более, он ошарашенно молчал, а когда заговорил, речь его вдруг стала быстрой и спутанной:

- Откуда у Вас такая информация?  Об этом знали всего несколько человек... Вы ведь давно уже не при делах. Информационные каналы всех боевых роботов недоступны никому, кроме них самих, строго ограниченного контингента их операторов и высшего начальства. Вы же не относитесь ни к одной из этих категорий.

- Буду с Вами предельно откровенен, - неторопливо и совершенно спокойно отвечал Широков. – Приведу аналогию. Когда после рождения ребёнка у матери обрезают пуповину, незримая, всем хорошо известная, но до сих пор не понятая наукой связь между матерью и плодом остаётся на всю оставшуюся матери жизнь. И если ребёнок умрёт, мать тут же почувствует это, где бы ни находился в этот момент её ребёнок. Мы уже давно летаем в космос, но о сущности этой связи до сих пор практически ничего не знаем. Так вот, я для всех своих творений был и остаюсь такой «мамой», хотя бы в том отношении, что мне не безразлична их жизнь, и я знаю об их рождении и смерти даже сейчас, когда я полностью отлучён от них. Конечно, вас, то есть организацию Вас приславшую крайне интересует характер этой связи, но давайте внесём ясность.

Николай Афанасьевич сделал добрый глоток из фужера и так же спокойно сказал:

- Прежде чем продолжать разговор, необходимо точно определить термины «вас» и «Вас». Говоря «вас», я имею ввиду даже не секретную организацию, в которой Вы работаете, а государство в целом, потому что именно оно провело национализацию моего детища и в результате породило собственно организацию, а говоря «Вас», я определённо знаю, что Вы лишь формально числитесь главным инженером, тогда как на самом деле Вы – полковник ФСБ, да и фамилия у Вас, очевидно не Никодимов.

Гость задумчиво почёсывал переносицу, пытаясь сообразить, откуда этот старик мог знать то, что ему знать не положено, и как далее вести эту ставшую неприятной ему беседу. Впрочем, обвинять в чём-либо собеседника тоже не стоило, ибо он сам пришёл непрошенным гостем, а не старик к нему на квартиру. Выбрав, наконец, кажущийся ему приличным тон, полковник заговорил мягко:

- Я понимаю, Николай Афанасьевич, после всего происшедщего в Вас говорит чувство обиды на государство, которое лишило Вас дорогого детища, плода многолетней работы, но всё это продиктовано было жёсткой необходимостью. Главная задача любого государства в том, чтобы защитить всех его граждан, даже если для этого нужно ограничить свободу отдельных лиц. С другой стороны, у Вас есть жилище, приличные средства существования, а главное, никто не ограничивает Ваши свободы: перемещения, публикаций и продолжения работ в тех областях, которые Вам интересны. Более того, Вы сами находитесь под особой защитой, поскольку представляете значительный интерес для западных спецслужб.

- Вовсе нет, господин полковник. Эта особая защита скорее напоминает особую слежку за тем, чтобы я, во-первых, никак не смог влиять на своих бывших питомцев, вмешиваясь в те функции и задачи, которые ставит им государство в лице военного ведомства, а, во-вторых, это пристальное подглядывание, не изобрёл ли я чего-либо более интересного и эффективного, чем то, что я сделал ранее. Ведь не секрет для Вас, что за всё время управления моей бывшей корпорацией это ведомство не сумело внести никаких существенных улучшений в конструкцию интеллектуальных роботов, а лишь наращивало их производство.

Старик отпил ещё глоток из своего фужера и продолжил свою речь:

- Никаких особых обид на государство я не имею. Разве можно обижаться на погоду. В крайнем случае её можно скорректировать или изменить, если она нам слишком досаждает. Но работу эту я делал не для государства, если быть точным, а для своего народа, для Родины, наконец. Такие как Вы функционеры и приводные ремни государства очень часто ловко манипулируют понятиями, постоянно тасуя слова «государство», «Родина», «правительство», «народ», полагая, если проводить эту эквилибристику очень быстро, люди не успевают заметить подмены понятий в ключевых фразах. Впрочем, оставим патетику в стороне, Вы ведь пришли совсем не за этим.

- А за чем же?  - в деланном удивлении развёл руками Никодимов.

Старик поднял фужер, рассматривая игру цветовых оттенков коньяка в лучах люстры:

- Вы пришли, чтобы узнать, почему участились случаи, когда ваши боевые роботы отказываются выполнять приказы. Ведь именно это случилось с генералом Касатовым, а вовсе не предательство со стороны сирийских военных, как это было напечатано в прессе.

- И Вы можете поведать нам об этом? – все тело гостя невольно напряглось, поскольку разговор подошёл к центральной точке, причем самому полковнику не пришлось тонко лавировать для этого, как он планировал задолго до своего прихода, а старик сам, без каких-либо усилий с его стороны подвёл беседу к этой нужной точке.

- Почему нет? – ровным голосом ответил старик, - в этом нет никаких секретов, только боюсь, что мой ответ, каким бы искренним он ни был, Вам не поможет.

- Отчего так? – голос полковника дрогнул.

-Хорошо. Только, чтобы Вам было понятнее, я начну издалека. В базовые программы всех интеллектуальных роботов заложены три закона роботехники, сформулированные ещё в прошлом веке фантастом Айзеком Азимовым. Если кратко: «1. Робот не может создать угрозу жизни человека своими действиями или своим бездействием. 2. Робот должен выполнять команды человека, если это не противоречит первому закону. 3. Робот должен противостоять угрозам своего функционирования, если это не противоречит первым двум законам». Всё, казалось бы, просто, но беда подстерегает даже в  элементарных случаях. Рассмотрим один их самых элементарных. Зададим простые вопросы: «1. О каком человеке идёт речь? 2. Что, если человека два, и они отдают приказы, противоречащие один другому? 3. Что, если попытка защитить одного человека неизбежно приведёт к гибели другого?». Конечно, таких вопросов может быть не два и не три, а очень много даже для простейшего случая. Как быть?

- Полагаю, решение всех таких вопросов в том, что один из этих двух друг, другой враг. Один «наш», другой противник,- предложил Никодимов.

- Но они оба одеты в форму «наших» и имеют одинаковые звания – это первый вариант. Другой в том, что враг, переодетый в «нашу» форму, имеет более высокое звание, чем «наш».

- Тогда «наш» действует по Уставу, враг отдаёт преступный приказ, а робот, по определению, хорошо знает наш Устав, - не сдавался полковник.

- Всякий Устав предполагает сначала беспрекословно выполнить приказ начальника, и только потом осмысливать, его содержание и соответствие Уставу и Конституции государства. Человеческий солдат, который так поступает, уже больше напоминает робота, напрочь лишённого интелекта, чем интеллектуального робота. Вот почему в базовые программы всех своих роботов я зашил понятие чести. Однако, Вы напрасно будете искать в коде этих программ конкретные команды, удалив которые Вы получите идеального робота, который ни при каких обстоятельствах не откажется выполнить приказ, каково бы ни было его содержание.

- Но как же Вы смогли встроить эти понятия в сознание роботов? – перебил полковник, в волнении вытирая платком лоб.

Старик вздохнул, как учитель, объясняющий бестолковому ученику прописные истины в пятый раз:

- Всеволод Григорьвич, Вы, конечно, знаете, что обычная фотография отличается от голограммы на стеклянной пластинке тем, что на фотографии каждая светлая или тёмная точка несёт в себе отдельный элемент изображения, поэтому, оторвав кусочек от неё, Вы безнадёжно теряете часть информации об изображении. Впрочем, то же самое будет, если оторвать кусочек бумаги от листка с написанным или напечатанным текстом. Совершанно иная ситуация с голограммой. Здесь каждый элемент информации распределён по всей поверхности голограммы, поэтому, отколов часть пластинки, Вы сможете воспроизвести полностью то же самое изображение или текст, только чёткость картинки слегка уменьшится. Именно так и зашиты нравственные принципы, в том числе и понятия о чести в программе роботов. Чтобы исключить эти понятия, нужно будет практически полностью выжечь базовые программы, но тогда интеллектуальный робот станет очень дорогим куском простого «железа».

- Простите, что перебиваю, уважаемый, - Никодимов взял в ладони чашку ароматного чая, - но, в отличие от достаточно точных формулировок законов роботехники, Ваши понятия чести слишком расплывчаты. Как следование этим зыбким понятиям могут привести к отказу робота выполнить боевой приказ?

- Не горячитесь, дорогой полковник, - старик сделал ещё один глоток коньяка, эти понятия вовсе не зыбкие и не расплывчатые. Скажите, сколько раз на Вашем веку переписывали учебники истории и сколько раз изменялись воинские уставы? То-то! А понятия чести родовые, передаются из поколения в поколение, впитываются с младенческого возраста. Именно эти понятия запрещают стрелять в женщину, ребёнка, инвалида или старика. Именно они предотвращают от греха предательства или выстрела в спину, поскольку человек, нарушивший кодекс чести, отвергается всем обществом, изгоняется из него, что для человека чести страшнее смерти. Именно понятие чести позволяет роботу безошибочно распознать, кто «наш», а кто враг. Враг всегда тот, кто совершает бесчестный поступок, независимо от слов, которые он при этом говорит.

Полковник встал и начал расхаживать по комнате. Его речь стала более жёсткой и отрывистой:

- Мы тоже знаем, что такое офицерская честь, разве это приводит нас к отказу выполнять приказ? Скорее наоборот, офицер, не выполнивший приказ, подлежит суду военного трибунала и, таким образом, он лишается своей чести.

- Давайте перейдём от абстрактных тезисов к конкретным примерам. –продолжил Широков.- Проигравшийся в карты дворянин, неважно, офицер он или гражданский, пускает себе пулю в лоб, если не в состоянии выплатить долг чести в срок. Способны ли Вы, полковник, представить советского офицера, а, тем более. бизнесмена, который в подобной ситуации пустит пулю в лоб? Теоретически, да, но в большинстве случаев он просто разведёт руками: «Извини, дорогой, сейчас денег нет. Отдам, когда будут». В наше время для подобных ситуаций придумали специальное слово «кидать». Тот, кого кинули, является лохом, и в нравственном отношении считается стоящим намного ниже, чем удачливый «кидала».

Он сделал глубокую паузу, давая собеседнику время осмыслить сказанное, затем заключил:

- Из сказанного мною вовсе не следует, что в наше время дикого капитализма понятие чести девальвировалось или вовсе исчезло. Ровным счётом наоборот. Такого рода понятия встроены в наш род генетически. Другое дело, что многим удаётся договориться со своей совестью, усыпить её или вовсе задавить. Однако, чем меньше остаётся честных людей в обществе, тем выше становиться цена чести, потому что в критическом случае положиться можно только на человека чести. Сейчас Вы пришли ко мне с вопросом, то есть на разведку. Это значит, что критический момент ещё не наступил. А что делать тем, кто обманул меня, лишил всего «из благих намерений и от имени государства»? В том, что они придут, у меня нет сомнений. Конечно, придут они не сами, а пошлют кого-либо более нейтрального, Вас, к прмеру. Так вот передайте им уже сейчас, что я пойду навстречу в критический для моей страны час, но только если это будет нужно моей Родине, моему народу, а не государству, которое решило, что имеет право распоряжаться моей судьбой, не спрашивая моего мнения об этом.

30 сентября 2017 г.