Весенний праздник. День первый

 Я смотрела брату в глаза. Красивый же он, чёрт возьми! Ударить бы кулаком по его лицу, чтобы хоть пару дней гости заглядывались не на него, а на меня. Но если уж мой утренний свет уступает совершенству его безлунной ночи, то остаётся только смириться с этим. Угадав мои мысли, Артен улыбнулся одной из самых виноватых своих улыбок.
  - Тебе ведь не понравится внимание дряхлых послов. - сказал он.
  Глаза цвета звёздного зимнего неба сощурились, но остались холодными и колючими. С годами они приобретали лёгкий оттенок безумия, подобного тому, что внушает морозное небо человеку, замерзающему в степи.
  Брат взял меня за руку. Кожа на суставах его пальцев сбита до самых костей после наших вчерашних упражнений. Я предпочитала не думать, что сталось бы со мной, не уйди я из-под его занесённого кулака в тот момент, когда он неожиданно разозлился и забыл на мгновение, кто я. Руки у него - само совершенство, и кровавые ссадины только подчёркивают это. Артен ласкал пальцами моё лицо, словно слепой, который прикосновениями пытается восполнить зрение, и смотрел так внимательно, что становилось неловко.
  - Как ты прекрасна, моя любовь. - Брат отпустил мою руку и взялся за плечи. Его тонкие тугие губы дрожали в улыбке. - Сыграешь сегодня на арфе?
  - Сыграю.
  Сыграю, несмотря даже на вывихнутое запястье. Брат отвернулся и пошёл вниз по лестнице, и сквозняк шевельнул чёрные волосы под стальным двенадцатизубым венцом.
  На улице светило солнце. Его тепло не могло пока растопить огромные сосульки на крышах, и лучи преломлялись в них на удивление радостно, как всегда в наших широтах в это время года. Городок кипел, пробуждаясь от зимнего сна. Над разномастными крышами домов вились сизые дымки, знаменующие приготовления к празднику, во время которого было принято баловать лакомствами всех родных и друзей. Стража галдела под окном, обсуждая гостей города и поглощая первый праздничный завтрак. В крепость доставляли повозки с цветами, и, выстроившиеся на площади, они напоминали пёстрое поле - значит, одноглазый конюх вернулся и скоро принесёт мне огромный букет розовых или алых тюльпанов и будет улыбаться так просто и мило, что я растаю и отправлюсь с ним гулять по городу, нежась под весенним солнышком. Занятая этими мыслями, я, стоя у окошка, пыталась поймать на лицо хоть один солнечный блик, отражённый лужей на крепостной стене.
  На подоконник за ночь насыпало снега, пока он не растаял, я с наслаждением погрузила в него горящие от боли ладони - защищаться от брата пришлось до тех пор, пока он не пришёл в себя. Следы моей полупрозрачной крови до сих пор, наверно, красуются на серых камнях. Ногти на правой руке некрасиво потемнели, и скрыть этот недостаток могли бы только перчатки для соколиной охоты.
  Фрейлина вошла в покои и встала рядом со мной, ожидая указаний. Служанки разбежались по домам ещё утром, а она осталась наедине со мной. Милая девушка даже вскрикнула, когда я продемонстрировала ей руки и попросила придумать, как скрыть багровые синяки. Ей пора бы уже привыкнуть к тому, что после непринуждённого общения с любимым братом мне приходится ставить холодные компрессы.
  - Расчеши мне волосы. - Я села в кресло и сняла с головы венец. - Вечером придётся хорошо выглядеть... Мой брат нравится тебе?
  Фрейлина усмехнулась и провела резным гребнем по моим волосам.
  - Я думала, когда он женится, вы перестанете спрашивать об этом. Вы ведь хотите услышать честный ответ?
  - Хочу. - Я пошевелила пальцами и поморщилась. Уже завтра они заживут.
  - Он так хорош, что глаз не отвести, но ведь только снаружи. Ваш брат не человек, и человеческих чувств ему не понять. Государь всё больше напоминает камень, у которого ни души, ни сердца, а только незабываемый блеск граней, за которым кроме твёрдости ничего нет.
  Я опустила глаза. Девушка щебетала о мелочах, таких же милых, как она сама, и уже вплетала в мои волосы жемчуг. Значит, сидеть осталось недолго.
  В дверь постучали, я разрешила войти, и запыхавшийся одноглазый конюх ввалился в покои, грохоча железными набойками на сапогах. Его рук едва хватало, чтобы обхватить принесённый им сноп тюльпанов. Строевым шагом конюх дошёл до кресла, встал надо мной и, резко разжав руки, выпустил целый водопад цветов и зелёных листьев, холодных и скрипучих. Выкопавшись, я услышала звонкий смех фрейлины, Одноглазый тряс тюльпанным веничком, с которого на девушку брызгали холодные капли талого снега.
  - Через неделю и у нас всё расцветёт, - улыбаясь, сообщил он. - Весна идёт с юга так быстро! Мы едва успели её обогнать.
  - Вот и чудно, что успели. - Я поднялась и улыбнулась.
  Одноглазый вытолкал меня из покоев в коридор и стиснул в объятиях. Он всегда исключительно внимателен, и сразу заметил произошедшее с моими руками за время его отсутствия. Конюх зарделся, как утренняя зорька, и нахмурился, держа мою руку в своих широких ладонях. В ранней юности я любила его дразнить просто для того, чтобы понаблюдать, как загораются маковым цветом щёки и как карие глаза мечут голубоватые молнии. Дальше этого дело шло редко, но иногда он кричал срывающимся голосом, что больше никогда не придёт ко мне, тогда я кидалась к нему на шею с протяжным воплем, и гнев постепенно сходил на нет.
  - Ты почему никогда не жалеешь себя? - вопросил он хрипло, не выпуская меня из рук. - Ты думаешь только об Артене, и я понимаю - это твоя обязанность, но ведь если что-то случится с тобой, заботиться о нём будет некому!
  Я опустила глаза. Одноглазый вздохнул, зная, что моя светлость совершенно безнадёжна, но решил покричать для острастки на брата, дабы он взялся за ум и начал-таки меня беречь. Однако сначала надо было подождать конца произносимой королём приветственной речи, а пока мы с конюхом расположились у окна, глядя, как на площади развешивают фонарики, присланные в позапрошлом году эльфами.
  - На обратном пути к нам приблудился менестрель, мы пригласили его с собой, - вспомнил Одноглазый. - Он забавный, тебе понравится.
  Среди серых сумерек ранней весны фонарики, похожие на бутоны цветов, горели разноцветными огоньками, отбрасывая блики на развешанные повсюду полупрозрачные ткани. Каждый год в таком убранстве наш седой городок казался не таким суровым и даже немного напоминал мне солнечную столицу того государства, откуда мы привезли невесту для Артена. В одном из коридоров замка я наткнулась на Одноглазого в сопровождении совершенно незнакомого человека. Увидев меня, они зашагали быстрее, и вскоре мы встретились у одного из окошек
  - Это музыкант, Ваше Высочество, - представил незнакомца Одноглазый.
  Я тут же впилась заинтересованным взглядом в лицо менестреля. Сказать, что он красив, было бы преувеличением, скорее - просто хорош собой. У него были широкие челюсти, отчего лицо казалось почти квадратным, изящный острый подбородок и нос с горбинкой. Миндалевидные глаза непонятного золотисто-серого цвета и тёмные волосы, оттенок которых мне не удалось определить в сгущающейся темноте. Он низко поклонился и широко улыбнулся, но почему-то промолчал, не произнеся для принцессы никакой уважительной приветственной речи.
 
  - Многие из вас впервые посещают наше государство, и вам не доводилось видеть мою сестру. Как истинная принцесса рода драконов она прекрасна, сильна и умна. На празднике весны она лучший из цветов.
  Брат улыбался, и от этого его речь казалась менее стальной и звенящей. Он сидел на возвышении, в кресле с высокой резной спинкой у самого окна, в проёме которого на тёмном фоне неба мерцали крупные звёзды. Я дошла до середины зала, и поклонилась ему. Не стоило брату расхваливать меня, когда вокруг столько очаровательных приезжих девушек. Хотя, скорее всего, посольские дочери уже получили свою порцию восторгов, и большая часть из них даже уверена в искренности этих слов.
  По сторонам стояли крепкие длинные столы, за которыми пировали гости, и свободным оставалось достаточно обширное пространство. "Станцуй, порадуй меня", - услышала я голос брата где-то внутри моей головы. Это всего лишь моё воображение, но по его лицу я вижу - он хочет увидеть, как я танцую. Я повела рукой, тонкая ткань рукава очертила золотистый полукруг. Зазвучали флейты, и вслед за музыкой я сделала шаг, потом другой, и завертелась волчком, окруженная золотистым вихрем тканей... Окончив танец, я низко поклонилась Артену. Гости замерли, затаив дыхание, ожидая, видимо, что стены замка и бархат ночи снаружи рухнут, обнажив яркое тёплое небо беспредельного, чистого мира, которое я только что им показала. Король поднялся с кресла, трижды сдержанно хлопнув в ладоши. Он сошёл со ступеней возвышения и взял меня за руку.
  - Не правда ли, моя сестра похожа на золотой рассвет над снежной равниной? - улыбаясь, громко спросил брат.
  - Она похожа на золотой ветер, звенящий в полуденных травах, - громко ответили ему из-за одного из столов, и тут же загремели аплодисменты, поскольку гости запоздало решили заглушить прозвучавшую реплику.
  Я взглянула на брата. Глаза его едва заметно потеплели.
  - Жаль, я никогда не видел полуденных трав, - тихо вздохнул Артен.
  - Будет день, когда мы увидим их вместе, - улыбнулась я, а он отвёл меня на место, откуда мне предстояло наблюдать за всеобщим весельем.
  Совсем юные девушки создавали музыкальный фон, играя на цитрах. Мои прелестные фрейлины танцевали, и только поздней ночью брат обратился ко мне с просьбой сыграть на арфе. Я надеялась, что он забыл.
  Казалось, мои пальцы сейчас отломятся и останутся на струнах огромной золотой арфы, сработанной одним из наших братьев специально для меня. Я оторвала взгляд от струн и страдающих пальцев, чтобы оглядеть гостей. Брат улыбался, он гордился мной, как всегда. Менестрель смотрел на меня широко раскрытыми глазами, держа в руке кубок с вином и забыв отпить из него. От его взгляда меня передёрнуло, и я едва не сбилась, поэтому снова уткнулась в струны и доиграла до конца.
  Брат поцеловал мою руку в благодарность за развлечение и метнул на музыканта взгляд, быстрый, как молния.
  - Один из вас, уважаемые господа, менестрель. Я не знаю, кто, но вы пьёте наше вино и едите наш хлеб, - произнёс он доброжелательно. - Заплатите нам за них песней.
  Музыкант встал, непритворно смутившись, даже щёки у него вспыхнули алым. Инструмент для него достали где-то за считанные секунды и пригласили в другой зал к горящему камину. Голос у него был таким мягким, что песня сама собой окружала слушателей со всех сторон и вплеталась в ход мыслей. Никогда не слышала таких голосов.
  На рассвете брат явился в мои покои. Сидя у камина и постукивая зубами от холода, я вышивала полог кроватки для новорождённого внука Наставника и размышляла над подслушанными за столом разговорами послов. Как он вошёл, не услышала, вообще только государь может обмануть мой слух и зачастую пользуется этим, чтобы незаметно подкрадываться. Артен взялся за мои плечи твёрдыми пальцами и обнял. На сей раз он тёплый и пахнет ванилью, а кожа у него гладкая и мягкая, как шёлк.
  - Очень холодно, - вздохнул брат. - Наша страна такая холодная, Арьен не стоит проводить здесь зимы.
  Я усмехнулась. Он отправил жену подальше только для того, чтобы вот так приходить сюда ночью. Брат понял, чему я усмехаюсь, и уткнулся носом в моё плечо. Ему плохо, тоскливо. Это слышно даже по тому, как он дышит. Он слабеет с приходом тьмы, и ночью я люблю его ещё больше, и мне кажется, что он любит меня.
  - Как это пережить? - спросил Артен тихо. - Куда бежать?
  - В нашем положении можно только терпеть и ждать. - Я уколола палец иголкой и посмотрела в потолок, сдержав ругательство.
  Он уселся рядом со мной на полу и развернул уже вышитую ткань. На ней резвились олени с рогами, завитыми спиралью и птицы с распростёртыми крыльями и роскошными хвостами. Брат провёл пальцами по выпуклому узору и о чём-то задумался.