Губин свеча, зажженная в мире

эссе

 Я пастух, лук, краюха хлеба.
Молоко в сумках коров.
Всё мечтал подоить Небо
За сосцы дальних миров.
                Андрей Губин

   Эти строки я взял эпиграфом, потому что, на мой взгляд, они наиболее точно отражают душу и сущность Писателя Мира, казака, пастуха и Мастера слова Андрея Терентьевича Губина. Подоить Небо – ему удалось,  потому что он стал избранником Неба и, понимая свою миссию, нёс её до конца.
   Объять целиком его талант, тем более рассказать в небольшой статье о всех сторонах творческой составляющей писателя невозможно. Сегодня мне хочется поговорить только о поэтической грани нашего земляка. 
На мой взгляд, стихи Губина очень разные, есть немного наивные, когда это на бытовом уровне. Вот стихотворение, посвящённое сыну Андрею, не претендующее на высокий стиль.
   
Сыну
Милый сын мой, одуванчик!
Быстро годы пролетели,
Ты еще небесный мальчик,
Но уже с железом в теле.

Станешь ты атлетом позже,
За весной приходит лето…
Дай-то мира тебе, Боже,
Стих возьми мой амулетом.

Впереди – пустыня, битва
С человеческим вараном,
Да хранит тебя молитва,
Приложи ее ты к ранам.

Я вложил в нее желанье,
Не достигнутое мною,
Станет это упованье
Небом, парусом, весною…

   Стихи трогательны и своеобразны. Не хочется гармонию поверять алгеброй, но что имел в виду поэт, говоря: «…битва/ С человеческим вараном»?
   Возможно, варан ассоциируется с драконом – символом зла?
   И другие же его стихи для неискушённого читателя наверняка покажутся сверхсложными, «навороченными», «космическими», но такова особенность творчества нашего земляка, язык которого не спутаешь с другими.
   Его романы стали золотым наследием советской, русской литературы ХХ века, об этом уже написано в воспоминаниях, статьях его жены – Маргариты Губиной-Кузнецовой, в других исследованиях, а вот о поэтическом даре Губина, о его стихах сказано не так много, хотя он считал себя прежде всего поэтом, а уж потом прозаиком.
   Есть предположение, что писатель, начиная писать «Молоко волчицы», стоял перед дилеммой: писать свой труд в стихах или в прозе. Поначалу он просто делал некие поэтически рифмованные наброски о быте казаков, о кизиловых балках, синих и белых горах…
   Однако уже в «Левом колесе» романа он, словно определившись с формой, говорит: «А тут то баня, то охота, /то писк бездарных доброхотов - /Несли толпой благую весть: / Роман в стихах в России есть!/ Отбоя нет от добрых писем: /Роман в стихах давно написан! /Я отпустил крылатого коня, /Быков прозаика в арбе кнутом гоня» (курсив и выделения А. Губина и автора эссе – А. Г.).
   И эти стихотворные «заготовки», как жемчужины, вплетаются курсивом в текст романа. Размещены они не в столбец, а построчно, но в них легко угадывается рифма и стихотворный ритм. Это не «белые» стихи, поскольку «белые» не имеют рифмы. И не верлибр. Писатель, словно экономит площадь для повествования, представляя это, как лирическую прозу. Маленькое лукавство, которое читатель с удовольствием принимает. На самом деле, это и некий кульминационный момент, переход от повествования к поэтическому обобщению. В курсивных строчках собрана квинтэссенция поэтической составляющей отдельных его глав и всего романа.
   А вот казачьи песни, по признанию автора, напетые матерью Марией Васильевной Губиной, урождённой Тристан, названной им поэтически «свечой, зажженной в мире», приведены обычным способом, каким печатаются стихотворные строчки в книгах. Здесь он не экономит.
   В романе чувствуется трепетное отношение, и любовь к матери через это определение. Мне кажется, писатель и сам подпадает под такую категорию: «Свеча, зажженная в мире», но уже в другой ипостаси: красной нитью в его романах «Молоко волчицы», «Траншея» проходит идея защиты мира от Нейтронного меча. В это понятие он вкладывал предупреждение о гигантском скоплении современного вооружения – от «простых» ракет тактического назначения, до атомных ракет, бомб. В том числе и с сатанинской нейтронной начинкой, наносящей  минимальные разрушения инфраструктуре городов, но убивающей всё живое.
   Он зажёг свечу предостережения, свечу памяти по миллионам погибших до настоящего времени, чтобы не совершилось еще более страшной катастрофы вселенского масштаба.
   Огромное наследие писателя из романов, сценариев, пьес также ждёт своего часа. Только совсем недавно отыскались архивы Андрея Терентьевича. Они переданы в краевую Лермонтовскую библиотеку и сейчас идёт исследовательская работа по их систематизации, подготовке к публикации романов и других художественных произведений, как в целом и всего наследия гениального земляка.
   Но вернемся к поэтической составляющей нашего земляка. Мало кто из маститых публицистов, обозревателей творчества Губина доселе говорил всерьёз о его поэзии.
   Поэтический язык Губина действительно непрост, в некоторых местах он шероховат, встречаются перебои ритма, «заумные» рассуждения, философствования. Но вызывает восхищение эрудиция автора и, как минимум, уважение к умению и лёгкости плетения кружева стиха среди совсем нелёгких проблем, поднимаемых поэтом.
   Эта «небрежность» видна в ритмике стиха: «Зачем шёл я/ В ту ночь, не помню./ Видно, с хлебом/ Была задача всех дорог…». Перед словом «видно» явно напрашивается еще слог: «(И) видно, с хлебом…». Сбой ритма. Можно привести еще примеры.
   Иногда он небрежен с ударением в словах: «Возможно, что из нас не будут/ ЖарИть шашлык иль лыко драть…».  Азов по стихосложению он не проходил и, как у Есенина, у него проскальзывают сбои и инверсии.
   Почитатели таланта писателя надеются и верят, что настанет благословенное время, когда всё-таки будут изданы не только все его «12 камней на Млечном пути Вселенной» – цикл из 12 книг «Созвездия Ярлыги», но и поэтический сборник Андрея Губина, куда войдут лирические стихи и посвящения. Сборник займет своё желанное место в сердцах поклонников творчества поэта.
   Тогда можно будет предметнее говорить о его стихотворном творчестве, пока же мы можем о нём судить лишь по отдельно изданным стихам, разбросанным по газетным публикациям, напечатанным в разное время. 
   Хочется отметить положительную тенденцию в оживлении интереса к творчеству нашего земляка. В связи с 90-летием, по крайней мере, на малой родине писателя, в Ессентуках, прошли различные губинские мероприятия.
   Были проведены губинские чтения прямо в лечебном парке на центральной аллее в реставрированной беседке «Приходи ко мне», что недалеко от источника № 4.
   В дни празднования города: 24 августа 2017 года прошли чтения с участием творческого объединения «Синегорье» и группы «Резонанс». Звучали неизвестные ранее стихи Андрея Терентьевича в исполнении членов этих объединений, посвящения писателю, казачьи песни, как авторов этих объединений, так и давно полюбившиеся людям, часто звучащие среди казаков и на больших сценах.
   Проходившие мимо отдыхающие, случайные прохожие, задерживаясь и вслушиваясь в звучавшую музыку стихов, благодарили исполнителей аплодисментами.
   А на день Ставрополя (через месяц), были проведены вторые чтения, посвящённые творчеству Андрея Губина на том же месте, но в более удобное время, когда отдыхающих больше, когда они спешат «на водопой». Народу собралось больше, не смотря на то, что погода несколько подкачала…
   Решено сделать такие выступления ежегодной традицией. Стоит, однако, подумать о лучшей организации мероприятия, чтобы это было не стихийным событием, а подготовленным мероприятием, освещаемом СМИ.
   Возможно, стоит подумать о расширении городских рамок чтений до уровня краевых.   
   Подобные чтения прошли в школах города. Чествования писателя проходило непосредственно творческой организацией «Резонанс», проводимое в Предгорненской школе № 65, где по некоторым предположениям Андрей Губин учился в начальных классах. Проводились чтения и в ТО «Синегорье» на базе центральной городской библиотеки.
   В день рождения А. Губина прошел митинг на улице Фрунзе у дома №45, где Губин жил и двадцать лет писал «Молоко волчицы».
   Также был совершен выезд к месту родового захоронения на кладбище Франчиха. В этих мероприятиях приняли участие казаки, кадеты школ города, творческие люди, духовенство и все, кто любит и чтит наследие своего великого земляка Андрея Губина.

* * *
Со времени празднования 90-летней даты А. Т. Губина в 2017 году и помещения данного материала на страницы этого эссе, прошло три года. Давно отгремели дежурные фанфары, промелькнули мероприятия, спущенные чиновниками от культуры сверху местным чиновникам, и наступила устойчивая тишина в отношении местного «Шолохова», как называют Губина на родине.
   Да и с самим Михаилом Александровичем Шолоховым в этом юбилейном году (115 лет со дня рождения) обошлись, на мой взгляд, не совсем неподобающе. Почему-то не нашлось времени отдать дань памяти автору великой эпопеи «Тихий Дон», в свое время признанном, экранизируемом творении певца донских историй.
   Среди бесчисленных шоу на ТВ, на которых полощут грязное белье наших, так называемых, «звезд» эстрады и кино, на канале «Культура» я не заметил в мае (или они так скромно промелькнули…) никаких обсуждений в связи с этой датой. Что уж говорить о его талантливом «двойнике» Андрее Губине…
   Не хочется заканчивать эссе на минорной ноте, но это стало тенденцией современного отношения к советским, и не только, кумирам миллионов. Все измельчало, другие божки  завладели умами современников. Теперь писателей больше, чем читателей, а прошлые ценности подвергаются остракизму и переоценке: в какой мере «уместны» ныне те или иные властители дум – тот же Шолохов, Губин или «неудобный» ныне Маяковский, другие кумиры, некогда поражавшие умы и сердца людей.
   На родине, особенно старшее поколение, помнит, любит и перечитывает классиков, мастеров слова Шолохова и Губина.
   Произведения их бессмертны. В истории так бывало уже не раз: то возвеличивают до небес, то забывают надолго. Потом снова «открывают» и возрождают. Подождем…
                март, 2020 г.