Пути и траншеи к точке возврата

               
С романом калужского писателя и врача Андрея Убого «Доктор» я познакомилась при посредничестве его издателя Вадима Наговицына: сначала с журнальным вариантом («Золотая Ока»), потом с книжным (издательство «Золотая Русь», Калуга, 2012 год). 
Знакомство было не простым. Сюжет романа меня не заинтересовал. И читать его я не хотела. С этого тройного «не» и началось моё знакомство с книгой.
Я не люблю читать про босяков (бомжей), но люблю читать, как и многие, про путников, странников, авантюристов, путешественников, искателей, бродяг-романтиков …
К тому же о босяках и так написано в классической русской литературе достаточно. О них писали Горький и Гиляровский. Челкаш и трущобные люди – это герои не моего романа. Искать романтику в помойках? Там её не может быть, как не бывает роз, растущих на пепле. А вдруг может…? Может быть, на пепле и растут самые роскошные розы?
В России возможно всё. В России всё особенное, самобытное, не как везде.
И я решила роман всё-таки прочитать. Что же меня подвигло? Стараясь от него отделаться, я дала его почитать знакомым дамам. Дамы пришли от него в восторг. Они захотели его обсудить со мной. Так и состоялось знакомство.
Книгу я прочитала три раза. Прежде чем, она мне «открылась». Кстати, я всегда помню, что так у  меня было с «Доктором Живаго», «Мастером и Маргаритой», мемуарной прозой Аксакова, лирикой Рубцова и вторым томом «Мёртвых душ». Все эти легендарные классические создания русского гения давались мне с большим трудом. Приходилось овладевать культурно-историческим материалом, чтобы понять, о чём, вообще, пишут авторы.
Скажу сразу, без обиняков. Если в России и не появился в лице Андрея Убого второй Чехов, поскольку второй Чехов просто невозможен, как невозможны вторые Пушкин и Гоголь, появился замечательный писатель, вставший в когорту русских писателей-врачей. Во всяком случае, Андрей Убогий ничуть не хуже Вересаева.
Космос «Доктора» потребовал от меня духовных и нравственных поисков для проникновения в свои глубины. В одну парадигму с ним встали Гоголь и Зюскинд. И, пожалуй, Руссо.Аксиома, что литературные произведения так же взаимоотносятся друг с другом, как и всё в органическом мире. Книги не существуют сами по себе, обособленно, они находятся в контакте с другими книгами, их авторами и читателями. Теперь это называется интертекстуальной связью.
Мои отношения складывались с «Доктором» так долго, что роман стать «жить» в моём собственном космосе уже объективно, помимо моих собственных желаний. 
Сначала я не хотела «Доктора» читать, потом я не хотела писать рецензию на него. И мне было стыдно перед Наговицыным, которому я обещала её написать.
И рецензия стала рождаться сама, мучительно, но естественно. Началось с того, что обычный эпизод, случившийся в моей жизни, и стал началом работы.
Я просто шла по центру Москвы, мимо уличного музыканта, который очень живо и современно, исполнял знаменитую песню Цоя из фильма «Асса». Музыкант был молод. Когда эту песню пел Цой, он, пожалуй, только что родился. Накануне в Интернете я прочитала, что, якобы, Цой был завербован ЦРУ во время поездки в Соединённые Штаты и песни свои последние писал по заказу оттуда. Цоя я люблю. Но почему-то мелькнула мысль: во благо или нет появилась на свет эта песня-требование «Перемен!» знаменитого красного рокера?
Был чудный майский вечер, на газонах цвели цветы. На мне было новое не очень скромное итальянское платье в стиле итальянского же кинореализма 50-60 годов прошлого века.
И ко мне привязался мужик. Моего возраста. Начал он с фразы: «Помнишь, когда Советский Союз разрушали, эту песню играли?» Я внутренне вздрогнула. Это была мистика. Он, словно, читал мои мысли. Я шла вперёд, а мужик шёл за мной, не собираясь отвязываться. Я молчала, вежливо улыбаясь, а он зачем-то начал мне рассказывать про какую-то свою женщину, которую он любил в те далёкие времена, а она была роковая, и у неё, кроме него, было семь мужчин.  (Синяя борода в юбке!)  И один из этих семи хотел его убить из ревности. Но потом передумал, и сам ему об этом рассказал.
Мой, назовём его так, современник, невольно этим рассказом привлёк к себе моё драгоценное внимание, и я, исподтишка, стала его изучать. Мужик был с большой толстовской бородой, в шляпе и малиновом (!) пиджаке. И у него были необыкновенно красивые глаза – синие и глубокие, как озёра с чистейшей водой.
И я представила, как хорош он был в молодости. И поняла, что это герой романа «Доктор». Ибо роман этот наполнен множеством молчаливых и незримых фигур, кроме персонажей говорящих и действующих.
Да и возраста он такого же, как доктор Днепров. Доктор Днепров с замечательным русским отчеством  - «Александрыч»… 
Что же интересное произошло с Днепровым в романе? Произошло, что реально и бывает в жизни – родился, женился, работал, овдовел, страстно увлёкся молоденькой замужней коллегой Ольгой, преступил заповедь, и жизнь понеслась, как взбесившаяся, сошедшая с правильной колеи лошадь. 
Перипетии романа довольно заурядные, но в том-то и мастерство писателя, как учил Гоголь – сделать из ничего, из самого обычного случая, называвшегося тогда «анекдотом», шедевр.
Обаяние «Доктора» призрачное и почти неуловимое. Книга на любителя, изобилующая множеством эпизодов, связанных с болезнями и больницей, «бытом» бомжей. Оказывается, у бомжей тоже есть быт! Но пикантность в том, что реализм романа символический, поэтому можно и нужно читать его между строк, понимать как притчу.
Будет и соответствующий жанру символического реализма хэппи энд: герой поворачивается лицом к Природе, Вере, получая за это в награду душевный покой и смерть в стенах православного монастыря в средней полосе России.
Очень органично в «Докторе» роман «производственный» перетекает в роман «деревенский». При этом являясь сугубо постмодернистским.
«Постмодернистский» - это не ругательство. Это похвала. Литература постмодернизма является литературой интеллектуальной. Вот и «Доктор» соткан  из множества нитей-мотивов: есть и от Гоголя, и от Руссо, и от Томаса Манна.
Очень филигранно и стильно написана одна из главных сюжетных линий – любовь Днепрова и Милы - танцовщицы с примесью восточной крови, с которой Днепров случайно «познакомился» на улице, точнее, подобрал её, загибающуюся от «передозы». Местная цыганка, случившаяся в момент первой «встречи» героев рядом сними, рассказала Днепрову, кто эта девушка и где живёт.
И он отнёс её на руках в запущенную квартиру в старом, начала прошлого века доме, который стоит на берегу оврага в городе, который никак не обозначен. В девятнадцатом веке обычно в романах это называлось «город эн».
И они стали жить, как муж и жена, под мелодию одной из самых любимых народом песен Высоцкого:

Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живёшь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.

Пусть черёмухи сохнут бельём на ветру,
Пусть дождём опадают сирени –
Всё равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели.

Песню Высоцкого автор не упоминает. Это моя фантазия, но тон сцен в доме Милы ей созвучен. Вот цитата: «Один англичанин, не помню, кто именно, сказал: «Рай – это постель в библиотеке с окнами в сад».
Так вот и моя жизнь в доме Милы поначалу казалась райской. Постели было хоть отбавляй – до сих пор поражаюсь: откуда в нас, умиравших, бралось столько прыти? – любимые книги для чтения у меня теперь тоже были, а райский сад мне вполне заменял удивительный мир оврага.
К тому же и осень в тот год была золотая. По утрам на траве возле дома лежал сахарный иней; лучи восходящего солнца быстро слизывали его с ещё зелёной травы …
Разве мог я в такие утра сидеть дома? Пока Мила спала, я шёл погулять, полюбоваться на золото и синеву. Проулки и улочки приовражья, и сам удивительный этот овраг, что врезался в старинный центр города…» 
У Высоцкого в песне атмосфера тревожной весны, в «Докторе» - светлой, умиротворённой осени.
А что касается оврага… Топография понятна тем, кто живёт или бывал в Калуге. В числе любимых книг доктора Днепрова значатся «Мёртвые души». Имя Гоголя приросло к Калуге «самой смертной связью».
В Калуге в загородном доме губернатора Гоголь читал второй том «Мёртвых душ». Во втором томе, оболганном и преданном забвению, есть много сцен недосягаемой лирической высоты. Особенно хороши те, где Гоголь описывает дружеские посиделки.
Например, эта: «Когда потом поместились они все в маленькой, уютной комнатке, озарённой свечками, насупротив балконной стеклянной двери наместо окна, Чичикову сделалось так приютно, как не бывало давно….
Есть для всякого человека такие речи, которые как бы ближе и родственней ему других речей. И часто неожиданно, в глухом, забытом захолустье, на безлюдье безлюдном, встретишь человека, которого греющая беседа заставит позабыть тебя и бездорожье дороги и бесприютность ночлегов…»
В «Докторе», как и в любом русском романе, очень много говорят. Говорят, главным образом, на вечные русские темы: кто виноват и что делать. Например, бомжи, живущие на городской свалке, к которым судьба прибила Днепрова, тоскуют о развале СССР:
«По вечерам у костра собиралась вся наша компания. Николай, Фёдор, Тамара и Рыжая, чей живот рос на глазах – все садились в кружок, ожидая, пока испечётся картошка. Если просили спеть песню, то Рыжая… тут же затягивала «Лучинушку» или «Рябину»…
- Давно поёшь?
- С детства: у бабки училась. Потом, когда на заводе работала, в заводском хоре солисткой была…
- Ну вот… А как завод остановился, так никому наши песни оказались и не нужны. С покойницей-матушкой только, бывало, и пели: вечерами на кухне, под рюмку наливки…
- Что завод?! – вдруг вскакивал Николай. – Тут, понимаешь, страна – псу под хвост, весь наш любимый Советский Союз!
- Что жалко? – с ехидцей спрашивала Тамара.
- А то! Вы, бабы, народ бестолковый, вам  всё едино, а мне – ох как мне за державу обидно! Я ж её, понимаешь, от края до края объездил: и в Самарканде был, и в Кишинёве, и в Алма-Ате…»
Советского Союза, конечно, жаль. Но, как было сказано одним, из современных наших политиков: «Кому не жаль СССР, у того нет сердца, а, кто думает, что его можно восстановить, у того нет ума».
В конце романа появляется древняя старушка, похожая на Бабу-Ягу: «У меня было странное чувство, что я давно знаю эту старуху и знаю людей, о которых она говорит. И даже деревня, в которой я никогда не бывал, казалась знакомой…
Я не могу на словах передать то огромное, важное, что я чувствовал в это ясное утро на окраине солнечной, тающей в дымке деревни – но в душе моей произошла глубочайшая перемена. Может быть, ради именно этого утра, ради этих вот мыслей и чувств совершалось всё то, что случилось со мной. Я тогда в первый раз ощутил: если в мире есть Бог – значит, в нём есть и я. И моё пребывание в мире – не просто случайность, не просто каприз своевольной судьбы; нет, во всём, что случилось со мной, несомненно, содержится некий таинственный смысл…
В тот же день, к вечеру, вышел к монастырю».
Приходом героя в монастырь роман и заканчивается. Там он работает истопником, неся вахту у котлов. И в этом факте есть сермяжная русская правда. На закате советской власти некоторые интеллигенты, потерявшие жизненные ориентиры, становились кочегарами.
В Санкт-Петербурге даже музей открыли – «Камчатка», в котельной, где трудились Цой, Шевчук и другие. Кстати, очень ответственная и требующая определённых технических знаний работа.
А, что касается Цоя, то последний его альбом вполне русский, и нет в нём ничего американского.
Роман Андрея Убогого известен калужским читателям. Видимо, он приобретает и более широкую известность. В одном из московских Интернет-изданий появилась рецензия на «Доктора». Автор  (дама) утверждает, что Андрей Убогий нашёл рукопись (дневник врача), и ей очень активно воспользовался.
Это уже похоже на славу. Ведь до сих пор есть мнение, что Шолохов «списал» «Тихий Дон» с дневника белогвардейского офицера. Аналогия с Шолоховым - не мало для того, чтобы назвать «Доктора» литературным явлением.
Конечно же, автор «Доктора» не списывал с чужого дневника. У него есть запас собственных душевных и жизненных сил для создания полнокровных литературных творений.
Мы проходим с доктором Днепровым тернистый путь.
Но люди, как писал Гоголь в первом томе «Мёртвых душ», почему-то всегда уклоняются с прямой дороги, на которую, кстати, указывает Евангелие, а выбирают для движения окольные пути и кривые дороги (траншеи).
И всё же, как пишет Гоголь во втором томе «Мёртвых душ»: «Кто идёт – нельзя, чтоб не пришёл».
И в завершение ещё одна теза: я увидела в «Докторе» скрытую полемику с «Парфюмером» Зюскинда, значит, вечное противостояние России с западным миром. Там обильно пользуются духами, у нас ходят в парилку… Там маргиналы ведут себя, как дикари в «Робинзоне Крузо», у нас – оказавшись даже на самом дне общества, стараются спасти свою Душу.