Сб2. Глава 45. Мама

Глава 45. «Мама»

***
Через каких-то своих старых знакомых нашел хорошего адвоката Рогожин. И вот оно, заседание. Я думала, что просто сойду с ума. Как кипел Серебров! Как его бомбило! Просто жуть. Ревность так и перла изо всех щелей, исходясь зловонием подбитой гордости. Федька же (Старший) напротив – держался хладнокровно, с откровенным цинизмом, что даже меня порой заражал своим «спокойствием», а где накатывала паника – тотчас любовь, ласка и поцелуи сразу возвращали всё на круги своя.

- Подумай о нашем будущем малыше, - сладким, нежным шепотом мне на ухо. - Не нервничай. Эта скотина ничего этого не заслуживает. Разведут вас – и все пройдет. Забудешь, как страшный сон.
- А Федька? – испуганно.
- А что Федька? Он наш пацан. И пусть даже не мылится – не отдадим. Да и… судья – не дура. Видит, к кому больше ребенок тянется, кто о нем сколько времени заботился. Да и после того случая, как он вас выгнал на голод и холод без копейки за душой, нет у него шансов. Просто – НЕТ.

Нет - то нет. Но… это травоядное явно, откровенно мне дало понять, что оно, он начал войну – и никого уже не пожалеет. Никого не пощадит. Даже собственного сына.

А там и вовсе нечто диковинное, жуткое случилось.
Я была на работе: дела, заботы. Голова забита черти чем – и вдруг. На пороге – явка нежданного гостя-налетчика.
Ошалела, оторопела я, забыв даже как дышать.
Цветы, коробка конфет. Подарок в блестящей упаковке – плоское, большое (как бы не ювелирка какая).
- Что ты здесь забыл? – бешенным гневом, едва хоть немного пришла в себя. Метнула на меня испуганный взор моя коллега. Спешные шаги – и скрылась учтиво за дверью. – ТЫ. что. здесь. забыл?! – мерно, ядом давясь, зарычала я, исходясь уже от ужаса. Страха. Конечности охватил лихорадочный пляс. По телу прошелся цепенящий мороз.
Что бы этот демон не задумал, я не дам сие воплотить: ни подвода для ревности Рогожин не получит, ни повод для радости этот мерзкий гад, Серебров, не обретет.
- ЧТО ТЕБЕ НАДО?! – бешено выпучив на него очи, повтором рявкнула я. Руки сжались в кулаки. Готова уже кинуться – и собственными руками удушить это исчадье ада, что вот так резво задумало испоганить мой рай, разрушить мою настоящую семью, идиллию.
- Поговорить, - милая, добрая, лживая улыбка.
- Мне не о чем с тобой разговаривать! И веник свой забирай! – махнула рукой, прогоняя. – Вместе со своим хламом! Ничего мне от тебя не надо! И Федьке не надо! Умер ты для нас! УМЕР! И не родившись.
Оскалилась, словно дикий зверь. Вот-вот кинусь, вопьюсь в глотку.
- Ванессочка, ты чего? – пожал плечами. – Зай, я просто поговорить хочу.
- Нет меня для тебя! Все разговоры в суде! ЯСНО?!
- Малыш, ну…
Полосонул словом по душе, резанул по ушам.
- Не была я для тебя никогда «малышом» и не буду! И не надо мне тут… свои дифирамбы заливать! НЕ НАДО! – откровенно дерзко, грубо. Унижая, добивая собеседника. – Пока я тут всё не облевала!
- Что ты несёшь?! За языком следи, а?! – резкое, разъяренное в ответ. Наконец-то искреннее. Правдивое. Настоящее. – Ты посмотри, в кого ты превратилась? С тобой человек пришел поговорить. Душу, может, открыть. А ты? Что собака с цепи сорвалась.
- Да, я собака. И что? ЧТО? А про твое «может» - это ты прав. Действительно. Ибо не было такого, и никогда не будет! Даже ты сам, нагло заливая мне в уши, не веришь себе! Не веришь, что это когда-либо будет возможным! Да и не надо оно! Слишком поздно! Если вообще когда-то было впору! Так что забирай – и уходи! - кивнула на его подачки. – Увидимся на заседании!
- Да уж… хорошо на тебя твой зек влияет. А что будет потом? А с нашим сыном? Ты хоть еще помнишь, что он у тебя есть? Или вы там, прям при нем… тр*хаетесь?
- А тебе бы только знать, как я с ним сплю. Не твое дело! И Федьку не трогай! Мы его любим и тебе не отдадим! Это - наш сын!
- Вот родишь ему, - едко, – и будет ваш. А это – МОЙ. ПОНЯЛА? – не менее дерзостно, нежели «гопник» из подворотни.
- И рожу. Не переживай. Скоро – рожу.
Гневом, выстрелом. Добивая жертву.

Видела. Всё видела: выбросил букет и конфеты в ближайшую мусорку, а вот подарок забрал: конечно, чего добру пропадать? Небось, продумал всё и чек сохранил. Сдаст - драгоценные денюжки свои вернет и пойдет обдумывать новый план… как испоганить мне жизнь. Как добить то, что не удалось сломать, разгромить, уничтожить… Надеялся, что, выгоняя меня (нас) из дома, я размозжусь и больше не поднимусь? Выжила. Назло всем вам – ВЫЖИЛА. И счастлива. Со своими двумя Федьками – я счастлива, и этого вам не отобрать.

***
Такого поворота событий… даже я не ожидала.
Нет, я была уверенна, что Серебров не упустит возможности нагадить нам в наш «семейный пирог счастья», но чтоб… до такого опуститься – это было выше моих сил. И выше моего понимания.
Если бы не успокоительные, что мне любезно прописал гинеколог, я бы точно рехнулась.
Мама! Моя «дорогая», «горячо любимая», маман примчалась. Якобы профилактическое обследование в больнице (ежегодное), вот только в этот раз… уж слишком сложно (здоровье уже не то), тяжело морально и физически, ей так часто мотаться туда, к себе в районный город, и сюда, в областной центр, дабы сдать все анализы и пройти необходимых врачей. А потому… ТА-ДАМ! Она останется у нас с Рогожиным… ненадолго, может, на пару-тройку недель пожить. Человек, у которого за душой никаких особых затрат, столько недвижимости, которую сдает в аренду, у которого… денег мама не горюй, нет… она не может позволить себе не только снять номер в гостинице или квартиру, нанять такси или еще что (ведь не каждый день-то ходить), вдруг решила резко сэкономить, да заодно возобновить давно утерянные родственные связи. Внука знать не знала, а то прям подарками задарила. Притащила и мне платья (на два размера меньше – за что я получила порицание, что «разжирела, как бочка» (цитата), и что пора думать, что и сколько ем). Ну а мой «сожитель» (и вновь цитата, яд в сторону Рогожина) – ее откровенно раздражал, хотя всячески терпела, рисуя вежливость и учтивость. Да только той жеманности хватало ровно настолько, что едва Федька за порог, как тотчас плотину прорывало - и такие помои оттуда лились, что даже бы бобры захлебнулись.
Я пыталась. Искренне пыталась ее игнорировать. Пыталась терпеть и понять, а после просто стала грубо обрывать, едва заводилась шарманка. Как и Федя, старалась лишний час где по улице побродить (с ребенком на детской площадке посидеть), чем возвращаться в родные пенаты. А та не спешила – ой, как не спешила обратно, домой. То еще что-то вдруг понадобилось пройти, то еще…
А затем и с Рогожиным уже даже стали цапаться. Да так жутко, что страшно становится. А Федька терпит. Сквозь зубы отвечает, но терпит. А та только – давит и давит. Добавляет, да так, что уже и я готова на нее кинуться. А Рожа – молодец: держит себя в руках. А если и передозировка – то, хлопнув дверью, просто уходит в спальню (в зал, где мы втроем, с ребенком, нынче и разместились). Телевизор на повышенную громкость – и давай тонуть в колючих мыслях, пытаясь уснуть.

- Ты мне только правду скажи, - громом огорошил меня Рогожин, едва мы отвели Федьку в садик, и остались на улице вдвоем, без лишних свидетелей.
- Что? – испуганно шепнула я, поежившись. Чувствую жуткое, неладное.
- Это мой ребенок? Тот, которого ты сейчас носишь. Я не хочу считать, или выпытывать, - поморщился от боли. – Один раз. Один вопрос – один ответ. Только скажи правду. Прощу всё. И буду любить как родного. Но только сейчас. Соврешь – узнаю: не прощу. Никогда. И это уже будет твоя вина. Настоящая.
Обомлела я от заявленной жути. Очи округлились. Волосы зашевелились на голове.
- Ну? – откровенным требованием.
- К-конечно, твой! – взрывом. – Федька! Ты что? – еще сильнее вытаращила я на него очи. – Это что, она? Это моя мать тебе такое наплела? Или что? Та откуда ей вообще что-то обо мне знать! Я когда к ней приезжала – она меня выгнала! Федя! – отчаянно. - Помнишь, нашу встречу, когда ты ко мне приехал? Квартиру еще ограбили?
Молчит. Изучает взглядом. Жует взволнованно эмоции, мысли.
- Так вот, - поспешно продолжила я. – Это был последний раз… с ним. Он тогда… Он, - спрятала виновато, пристыжено взгляд. – В общем, он узнал… и был скандал. Черти что, в общем, творилось, - зажмурилась от страха. – И то там… не то, чтоб...  И всё, сколько еще месячных после того прошло! Да и таблетки противозачаточные я после него пила! А ты… та наша встреча. Судя по подсчетам моим и гинеколога, ты как вышел из СИЗО… Тогда, в тот день, когда мы друг от друга почти целый день не отрывались! И это уже через несколько месяцев после того, как он меня выгнал. Лишь тогда я залетела. От тебя… - несмело кольнула его взглядом (чуть проще стало его выражение лица, напряжение спало, хотя все еще хмурится; боль искажает уста). – А «от тебя» я таблетки не пила. Мы и так предохранялись. А лишней перестраховки… я не делала. Ты можешь злиться на меня, - стыдливо прячу очи. – Но…  в душе, на самом деле, хотела всего этого. Не так скоро, конечно, но… очень хотела. Потому… если судьба, то судьба. И так вышло.
Вдруг движение – и притянул к себе. Короткий поцелуй в губы – обнял, крепко сжал в своих объятиях.
- Я люблю. Люблю вас всех троих.
- Я знаю, Федь. Знаю, а потому безумно благодарна за все. И очень… очень я, мы, и Федька, любим тебя. Ты для нас – всё. Я никогда не стану тебя обманывать, или предавать. Честно… - обмерла, стыдясь. Резанули лезвия воспоминаний душу и плоть изнутри. – Честно, я Его так ненавидела. Сереброва, что хотела аборт от него сделать. И даже пошла. Но… в последний момент отговорили. Я очень. Очень-очень рада, что в моей жизни есть Федька, мой сынок. Но всё бы отдала, лишь бы он был бы от тебя. Да невозможно… Уж как есть…  А второго, еще одного… от этого демона рожать? Нет, не смогла бы. Фу, - поморщилась. - Не напоминай.  Я так рада, что вырвалась из того ада. Ты даже не представляешь, как... Он омерзителен. Он всегда был для меня омерзителен. Федечка, - силой отстраняю. Глаза в глаза. – Это твой ребенок. Однозначно твой. Я тебе клянусь.
- Не надо, - злобно. Обнял, прижал к себе обратно – невольно уткнулась носом. – Прости меня… прости, что сомневался. Что поддался на тот берд.
- Я тебя люблю. И не предам.
- Я тоже тебя люблю, Ванюш. – Шумный вздох. – Скорее бы уже вас развели, да всё то дерьмо закончилось. Забыли мы всё.
- И я этого хочу, Федь. Безумно хочу. А мать – не обращай на нее внимания. Не выгнать же ее? Я надеюсь, скоро доделает свои дела – и уедет к себе домой обратно. Она хоть и… но все же мать. Не могу я ее так – пинок под задницу.
- Да я понимаю, - рассмеялся вдруг (хоть и не без печали) Рогожин. – И ничего такого не говорю. Не прошу.
Отстранил меня от себя. Взор в очи. Ответила участием.
- Ну что?  За продуктами на рынок, завезем домой, а потом – по делам: ты к себе на работу, а я – к себе?
- Давай, - радостно улыбнулась я, невольно шмыгнув носом.
Стер с моих щек слезы.
- Не расстраивайся. Я тебе верю. А то так: допилила - вот и сорвался.

***
Почти все, как договорились. Только если Рогожин поехал к себе в магазин (единственный, который остался и пытался все еще реанимировать), то я задержалась дома.
На кухню – и вперила в нее взгляд:
- И что это было? – грубо. Откровенно. Не церемонясь.
- Что? – округлила на меня очи мать, дожевывая бутерброд.
- Что ты лезешь в нашу жизнь? Что ты ему наплела? Зачем… зачем ты начала его убеждать, что это не его ребенок?
- Значит, все-таки беременна, - ухмыльнулась та. - Не показалось. Ну-ну, и какой срок? Леня знает?
- Да причем тут Леня?! – рявкнула я. – Он никто для меня!.. Был, есть и будет!
- Он – твой муж! А этот – так, хахаль! Чл*н, который еще чуть-чуть – и надоест. Насытишься и задумаешься, с кем тебе на самом деле лучше. Хорошо. В тепле. В заботе. В уюте – или здесь, как псина бродячая, по съемным квартирам. А дальше что вас ждет? По помойкам пойдете?!
- Уже ходили, - гневно перебиваю. – С подачи твоего горячо любимого Ленечки! С протянутой рукой! Побирались! Да и по твоей доброй воле! По вокзалам, да по чужим квартирам! Нет уж! Хватит! Я вами наелась досыта! А меня Федя – спас! От себя отказался – а меня, нас с Малым спас! Так что… НЕТ, мама! Рогожин, Федор – мой муж! А Серебров – жуткое, гадкое, ненавистное мне недоразумение! И скоро я исправлю это всё! А ребенок, которого сейчас жду, - РО-ГО-ЖИ-НА! И надо будет – еще нарожаю! Не ваше дело! Не лезьте в мою жизнь! Любишь так Ленечку?! Вон, - кивнула головой, - разведусь – выходи замуж и холь, лелей своего героя недотепанного! А меня в это дерьмо назад - не заталкивай! Хватит с меня! ХВАТИТ!

***
Но лучше не стало. Нет, пара дней передышки все же была. Но дальше… видимо, вновь что-то за кадром произошло. Если на меня она уже не осмеливалась давить и, как и прежде, оды петь в сторону Сереброва, то там… видимо, вновь случилась потасовка. И я, курица, все пропустила. А выспросить и не у кого: нет больше пытливых ушей Клавдии или Лиды. А Федьку… хоть клещами пытай - не сознается.

Стал задерживаться на работе Рогожин. А то… и вовсе пару раз не пришел ночевать. Сказал, что много документов и товар новый завезли, мелочевки, – невпроворот работы. Останется спать в офисе, дабы до открытия успеть.
Верю, конечно, верю своему любимому, но…
Змея, змея не без помощи радетельной все той же моей матери, стала душу язвить.

- Ну-ну, недолго музыка играла: небось, из-за беременности врач запретила интим, да? – кивнула на меня моя личная кара в лице прямой родственницы. – Сбежал кобель? На стороне нашел более сговорчивую? Но ничего, не переживай. Пройдет. Как родишь, пройдет. Все мы это проходили. Пузатые, капризные, с целой вереницей запретов и догм. Такая уж у них порода. Завоеванный трофей… больше не влечет охотника. То ли дело… нечто новое. Это гены, инстинкты. И нечего на них обижаться.

Казалось, в этот миг от ее яда… я удавлюсь.
Сдержалась. С последних сил – сдержалась.
Разворот и, лишь кинувшись за порог, скрывшись за дверями, на лестничной площадке, залилась горькими слезами.
Помчала. Стремглав… помчала.

***
На автовокзал – а там билет.
Ничего уже не хочу. Ничего. Да и не выдержу. Не железная я! Не железная! Обещания, человечность, понимание – само собой, но уж… без меня.
Всё это – выше моих сил. Выше, чем я могу выдержать.

***
- Вот, - живо влетела я на кухню (не разуваясь). Кинула ей на стол, на ее любимый журнал со сканвордами (что та сутками их разгадывала), заодно отрывая оную от ретивого дела.
- Что это? – округлила очи та. Барская манерность, сдержанность. Интеллигентка чертова. Лучше бы человечности хоть чуток, чем эта ее расписная, лживая вежливость, учтивость.
- Билет. Домой. И те деньги, которые ты мне тогда дала взаймы, когда с Федькой пришли просить приютить. Мне кажется, ма-ма, - откровенно язвительно на последнем слове, - тебе пора. Там уже тебя заждались.
Обмерла, затаив дыхание. Боится и моргнуть. Но минуты моей твердости в решении, велении – и сдалась:
- Так вот оно, да? Это и есть твоя благодарность матери? Помощь, когда так сильно та в том нуждается?
- Обо мне отец всю жизнь заботился, - откровенным гневом. Сегодня я с ней наравне. После всего… что она мне сделала, пыталась и нынче пытается сделать – отныне мы – наравне. И нет там уважения. - Он меня воспитал. А вот ты, что ТЫ для меня такого неоцененного сделала? Когда меня муж выгнал из дома, на порог не пустила? Это? К этому зверю назад погнала? Собственных дочь и внука бомжами по свету пустила? Так что да. Не мать ты мне. И ничем не лучше той же Аннет.
- Я тебя девять месяцев выносила! Родила! Сколько сил и здоровья угробила! А ты… - бешено.
- И то, кесаревым! Ну, хорошо. Как будешь тоже в таком же беспомощном состоянии, как и я тогда, – не боись, заберу к себе и буду заботиться. И не девять месяцев. А сколько придется. Я – не ты. Во мне еще есть… что-то человеческое.

***
Собрала. Быстро собрала все свои вещи – и с присущей ей манерой, гордо задрав нос, удалилась прочь, на прощание напомнив мне, что я «истинная дочь того травоядного, что и копейки в благодарность не оставил».

А я – я, предупредив напарницу, что и к вечеру не смогу явиться, - на остановку. В автобус – и к Феде. На работу.

***
К охраннику – со своими глупыми, постыдными вопросами, сгорая от волнения. И самое страшно другое. И веришь человеку, и любишь, а жуткие слова того жуткого аспида все же ударили по больному. Когда Леня гулял – мне было все равно. Хотя давно догадывалась. Давно.
А тут…
Нет. Я знаю, Федя любит меня, ради нас старается, но все же…
По крайней мере, Господи, лишь бы я не узнала. Лишь бы не узнала то, что разорвет меня, раскромсает и сердце, и душу.

- А где ж ему еще быть? – тихо, добро рассмеялся пожилой мужчина. Закрутил шаловливо свой ус и вперил в меня пристальный взгляд. – Ох, уж эти жены! Все для вас стараешься, стараешься, а как надумаете – так хоть романы пиши! И днем и ночью, сидит над накладными и договорами. Или вон, с ребятами в зале, если кто вдруг заболел или отлучиться надо. Первый раз такого хозяина вижу. Сразу понятно - работяга, от Бога быть хорошим начальником дано.
Смущенно улыбнулась я, спрятав взгляд.
- Там вон, в офисе. Идите. Обрадуется, небось. А то устал. Всё переживал, как бы вас не расстраивать. А товара, и вправду, в этот раз много пришло, а наши – едва ли не половина заболела: кондиционер, называется, починили.

***
- Федя... мама уехала, - выпалила я с порога, едва зашла в кабинет. Беглый взор по сторонам, изучая обстановку.
Резво оторвал взгляд от своих бумаг. Уставился на меня, наверняка, все еще не веря своим глазам, ушам.
- Возвращайся домой, - отчаянно продолжила я. - Пожалуйста…
Немая пауза, сражаясь с шоком. И вдруг взрывом. Тотчас сорвался с места, бросив ручку на стол.
- Котенок! – шаги ближе - и обнял, прижал силой к себе. Поцелуй в висок - и зарылся носом в волосы. – Вань, ты чего? - Обмерла я, наслаждаясь сладким, безумно приятным, родным ароматом, теплом. - Ну я же тебя безумно люблю. Куда я от тебя денусь? Я никуда не уходил. Просто работа. Я же объяснял!
- Пожалуйста, Федь. Нам тебя очень не хватает. Пожалуйста… - вцепилась я в его руки.
И снова колкая тишина, прокручивая, осознавая услышанное. Происходящее вокруг. Творящееся в моей голове.
Торопко отстранился. Присел на корточки – бережный, нежный поцелуй в живот. Неспешно выровнялся. Как-то странно, пугающе уставился мне в глаза. Еще мгновение изучающего взгляда - и резво, с напором, властью впился поцелуем мне в губы. Откровенная ласка - и уже сама не поняла, как оказалась у его стола. Сгреб все в сторону - и усадил меня на столешницу. Сцепились взоры.
- Родная моя. Я никогда... Слышишь? Никогда вас не брошу. И даже не думай. И не проси, - улыбнулся доброй, нежной, своей озорной улыбкой, которая с первой нашей встречи меня поработила. - Ты - моя жена. И скоро это даже на бумаге будет. А другого не надо. И не бери в голову глупости. А то, что я тут сижу... ну, всем проще, и полезнее. Я рад, что она уехала. Не скрываю, но все же... Это не значит, что я от тебя бегал. Или от Федьки. Ни в коем случае. Поняла?
Киваю головой, заливаясь улыбкой в ответ. Чувствую, как жаром обдает щеки.
- Я тебя очень люблю. И очень жду еще одного нашего малыша. Ну а пока... - вдруг коварство блеснуло в его глазах. Обмерла я в непонимании. - Можно попрактиковаться, на будущее, чтоб не забыли, как оно делается.
- Забудет он! - рассмеялась невольно, на нервах звонко.
Отстранилась, подалась спиной немного назад - удержал. Силой притиснул к себе обратно. Сжал в сладких объятиях. Губы к губам. Сердце к сердцу.
Ловкие движения, жгучая ласка, терзающая жажда - и стала его. Вновь стала его... и телом, и душой.
Всё, как должно быть. Всё, как и будет.

Ночь провел дома. И даже на обед, если выпадала возможность, вновь стал заскакивать (когда я выходная). А там, там... вместо котлет, и другое, что в меню не было, нагло требовал - и искренне, счастливо "шеф-повар" исполнял заказ. Али, вернее, принимал участие, в "поедании" очередного сверх-вкусного, приятного "блюда".