Сон

Мне часто снятся сны. Обычные. Но так бывает не всегда. Бывает, приходит кошмар. Всегда один и тот же, он будто преследует меня. Я вижу его в чёрно-белом цвете, в мельчайших деталях. Он терзает моё сознание, беспокоит мою душу. Кошмар, посреди которого я просыпаюсь в холодном поту, испытывая ужас и непреодолимое чувство паники. Этот сон обрывается всегда на одном и том же месте – меня кусает шмель. Он подлетает ко мне со спины, залетает за ворот и кусает в область лопатки. Я никогда не вижу его, разве что замечаю краем глаза размытое чёрное пятно, больше похожее на мимолётную тень. Замечаю на мгновение, но я точно знаю, что – это он: огромный, свирепый шмель, прилетевший именно для того, чтобы укусить.

Во сне я вижу обрывок дня. Не знаю, можно ли считать тот день счастливым или же всё-таки злополучным – судите сами. В том сне мне восемнадцать лет и я на войне. Это Вторая Чеченская кампания, середина февраля, мы на полуразрушенном Чечено-Ингушском цементном заводе. Последние группы головорезов отступили, бросив тяжёлое оружие. По данным разведки, они скрылись в Аргунском ущелье и растворились в горах. После того, как наша рота разминировала завод, от командования поступает приказ: «Оборудовать пункт временной дислокации на занятой территории». И вот уже в сотый раз я вспоминаю тот самый день в мельчайших подробностях: полуразрушенный завод, мокрый снег, грязь под ногами, запах сырой земли и вылазку в Чири-Юрт. Смешно сказать – поехали за досками.

Согласно Боевому уставу, основные силы нашей роты были брошены к обустройству территории для ведения круговой обороны, параллельно мы заняли два полуразрушенных здания. В одноэтажное – разгрузили боекомплект, в двухэтажном – расположились сами. Выбрали комнаты, которые можно было обжить. Прибрали их от обломков и гильз, сколотили оконные и дверные рамы, поставили буржуйки. Оставалось дело за малым – сколотить стол и кровати. Проблема была в строительном материале, точнее, в его отсутствии.

Контрактник по прозвищу Бек предложил съездить за досками в опустевший и полуразрушенный  посёлок Чири-Юрт. Когда его зачищали от боевиков, Бек заприметил штабеля досок на одной брошенной базе в промзоне. Ротный дал добро. В кабину бортового «УРАЛа» сели трое – это были контрактники, или проще говоря – контрабасы. Контрабасами прозвали всех, кто служит в Чечне по контракту. В кузов запрыгнули трое срочников, я среди них.
 
Посёлок зачищен, добираться до склада пару-тройку километров, на всё про всё ушло бы не больше полутора-двух часов, поэтому решили выдвигаться, как говорится – налегке. У каждого АКМ на плече и по спарке магазинов к нему. Плюс к автоматам – у контрабасов разгрузочные жилеты с пятком гранат для подствольного гранатомёта, на нас бронежилеты и каски. Погрузились, поехали.

Несмотря на то, что была зима, а в феврале на Кавказе, куда ни взгляни – всюду непролазная грязь, сырость и талый снег. Когда наш «УРАЛ» наконец-то тронулся, дёргаясь, фыркая и выплёвывая клубы сизого дыма, то под его брезентом поднялось такое облако пыли, что хоть выпрыгивай. Мы приоткрыли завесу и все трое вынырнули на свежий воздух. Так и ехали до самого склада, высунувшись из-под брезента. Долго мыкались по посёлку, плутая то в одну сторону, то в другую. Видимо, Бек не мог вспомнить, где расположена территория склада. Зачищая посёлок, наша рота заходила со стороны Дуба-Юрта, каждый взвод шёл строго по отведённой улице, а теперь мы въезжали со стороны завода, и понятно, что контрабасы не сразу сообразили, где что находится.

Наконец-то приехали. Машина остановилась, мы повыпрыгивали из кузова. Бек осмотрелся, сдал задним ходом поближе к штабелям и заглушил мотор. Мы тоже немного огляделись и стали отряхиваться от пыли.

Нас, восемнадцатилетних салаг, на этой войне берегли. Контрабасы всегда шли первыми. Не важно, какая стоит задача: зачистка селения или разминирование дорог, более опытные всегда впереди. Этот раз так же не стал исключением. Контрабасы, прихватив АКМы, отправились осмотреть штабеля и склад на наличие растяжек, а нам велели оставаться и грузить доски. Закончив осмотр, они вышли с территории и скрылись за складом. Мы поснимали с себя каски, приставили к колесу автоматы и приступили к погрузке.

Вся складская территория была огорожена двухметровым забором из бетонных плит. Почти половину всей этой территории занимал одноэтажный кирпичный склад. К зданию склада был пристроен небольшой навес, к этому навесу примыкали штабеля из досок, нагромождённых почти до самой крыши. Бек припарковался очень удачно, практически вплотную к штабелям, так сказать – на расстоянии вытянутой руки.  Доску брали самую ходовую – пятидесятку. Из такой и кровати, и столы, и укрытие соорудить можно. Погрузку закончили минут через пятнадцать. Присели перекурить. Неожиданно тишину прервал взрыв! Затем раздались короткие автоматные очереди!

Первая мысль, которая у меня промелькнула: «Контрабасы попали в засаду!» Я крикнул: «К бою!» Мы побросали сигареты, мгновенно похватали автоматы и уже на ходу передёргивали затворы. Рассредоточились как-то машинально. Димка залёг тут же, прямо в мокрый снег, под колёса нашего «УРАЛа» и мгновенно направил ствол автомата к выходу с территории. Серёга побежал в открытые ворота склада и спрятался за колонной. Я запрыгнул на штабеля, затем на навес и уже с него перебежал на крышу складского помещения.

Пока я преодолевал полосу препятствий, прогремел ещё один взрыв, после чего всё стихло. Я пригнувшись добежал до противоположного края, залёг, осмотрелся. Сердце билось просто бешено! Каким-то замыленным взглядом я шарил по дворам и пытался разглядеть наших! А они – вот! Под самым носом лежат!

Контрабасы лежали возле самой дороги, по которой мы заезжали, примерно в пятидесяти метрах от склада. Все трое, рядышком, никто не шевелился. Я не знал, живы ли они. Не знал, что предпринять! До меня как-то смутно дошло, что нужно обнаружить засаду, постараться вычислить, откуда стреляли. Я лежал на прежнем месте и лихорадочно озирался по сторонам. Я бы так и лежал, теряясь в догадках, но боевики не заставили себя ждать. В тишине прогремела пулемётная очередь!
Сначала раздалась одна очередь, затем вторая – стреляли из дома в ста метрах от контрабасов. Стреляли по ним, не давая поднять головы и выстрелить в ответ. Все трое оказались живы! Я не сразу заметил, но когда пули стали ложиться рядом с ними, парни невольно вздрагивали и ёжились. Получилось так, что они залегли в ложбинку на обочине и пули не могли их достать, – они либо перелетали, либо бились о дорогу и рикошетом отскакивали вверх.

Мне понадобилось ещё какое-то время, чтобы сообразить, что я могу предпринять. Решение пришло само собой – нужно прикрыть отход наших. Трудно сказать, размышлял я секунды или минуты. Время само по себе перестало для меня существовать. Так бывает, когда ты максимально собран и сфокусирован на своём деле, мимо может и час пролететь, не заметишь. Когда я всё-таки решился открыть огонь, моё волнение и страх испарились. Вокруг меня появилась какая-то особая аура, чувство паники и нерешимости переросли в чувство максимальной собранности. Для меня всё происходило как будто в замедленной съёмке.

Я приподнял голову, встал на локти, направил ствол автомата в сторону окна, прицелился и нажал на курок. Нет, я не видел стрелявшего, скорее его силуэт или даже тень, и целился я вовсе не в эту самую тень, а просто в окно на втором этаже. Я не думал об убийстве, не ставил себе задачу – подавить пулемётную точку. Ликвидация стрелявшего, конечно, предполагалась, но, в первую очередь, я думал о том, как выиграть время для отхода наших. Задача стояла – пресечь огонь, возможно – перенаправить его на себя. Но вышло иначе – я попал. На тот момент я не знал – убил или ранил, но пулемётная очередь оборвалась. Пулемёт как-то некрасиво упал на подоконник, а потом и вовсе вывалился на улицу. Я заорал контрабасам: «Бегите! Чисто – бегите!» И они, воспользовавшись затишьем, что было сил, рванули за склад.

Через пару минут из того самого дома, с которого вёл огонь пулемётчик, выбежали трое. Они рассредоточились вдоль кирпичного забора, по переднему краю двора, а я зачем-то разглядывал, кто они и что намерены предпринять. Лежал и разглядывал, когда свободно мог вести прицельный огонь. В следующее мгновение раздались характерные хлопки. В тот момент, когда прозвучали выстрелы из подствольных гранатомётов, во двор выбежали ещё двое. В этот раз я не растерялся, прицелился и нажал на курок. Короткая очередь прозвучала в тандем с разрывами гранат, но я безбожно мазал. Ещё секунда – и мой автомат замолчал. Продолжая давить на курок, я, если честно, даже не сразу понял, что у меня закончились патроны. Осколки гранат тоже свистели в пустоту, не найдя себе жертву. Контрабасы уже скрылись за угол склада.

Я отполз в глубь крыши, скорее, даже не отполз, а откатился на ледяной корке и собственных гильзах. Перевернул спарку, передёрнул затворную раму и снова подполз на край, но не на прежнее место, а чуть левее. Во дворе уже никого не было. Точнее, они укрылись, я это чувствовал. Скрылись за забором и выжидали.
Я тоже ждал, держа двор на прицеле. Воцарилась какая-то непонятная тишина. Тишина, пропитанная тревогой. И вроде бы ты готов ко всему, но всё равно не знаешь, чего ожидать. Только длилась она недолго, стоило мне об этом подумать, как воздух разрезал хлёсткий щелчок, и одновременно я ощутил сильное жжение в области левой лопатки. Краем глаза я видел, как ко мне летела какая-то маленькая тень. Промелькнула мысль: «Оса или шмель», – хотя откуда бы им взяться среди зимы? Короткое жужжание вперемежку со свистом – и тут же укус в спину. Укус нереальной силы!

В ту паузу, в те минуты затишья, когда я лежал на крыше и выжидал, гадая, что предпримут боевики, меня вычислил снайпер. Я не видел, откуда он стрелял. Я не видел, что происходило во дворе дальше, потому что был ранен и тут же отполз от края. Я слышал выстрел и одновременно увидел пролетающую тень. Тень на доли секунды, а потом ощутил жжение – это была пуля. Она прожужжала в нескольких сантиметрах от моей головы, распорола лямку бронежилета, впилась под бушлат и китель, после чего, резанув мне спину по касательной, снова зарылась в бронежилет.

Я не сразу, но сообразил, что произошло, и не стал испытывать судьбу. Ползком пересёк крышу, спустился тем же способом, как и забирался. Обсудив с контрабасами обстановку, мы решили не нападать, а обороняться. Точное количество боевиков нам было не известно, связь отсутствовала, патронов мало, решись мы на контратаку, могли запросто угодить в ловушку.

Сколько бы нам пришлось сидеть на этом складе – неизвестно. Но мы рассчитывали, что нас хватятся или кто-нибудь услышит выстрелы. Расчёт был верен, и к нам на выручку подоспела полковая разведка. На ближайшем к селению блок -посту услышали звуки завязавшегося боя, доложили в штаб, и нам в помощь выдвинулись две БМП. Боевики скрылись, бросив убитого пулемётчика в доме. Я об этом узнал после зачистки, но лучше бы так и оставался в неведении. Лучше бы не знал!

И вот прошло много лет, а я всякий раз вскакиваю посреди ночи, оглядываюсь и пытаюсь понять, где же всё-таки нахожусь. Не сразу приходит осознание того, что мне ничего не угрожает. И, наверное, я ещё что-то бормочу в эти секунды. Лишь спустя минуту страх и напряжение отступают, остаётся только ноющая боль в области левой лопатки. Я привычным движением пододвигаюсь ко краю кровати и свешиваю ноги. Так я сижу минут пять, размышляя и выискивая причину тревоги у себя в голове, а потом гоню мысли прочь и безуспешно стараюсь уснуть.

У каждого своё мнение о Боге, кто-то верит, кто-то нет. Я не хожу в церковь, не читаю молитв. Я ни о чём не прошу, но почему-то всё чаще о Нём задумываюсь. Уже не раз, сидя на краю кровати, мысленно я обращал свой взор к небу. Уже не раз, разминая онемевшую руку и растирая ноющий шрам на плече, я задумывался о том, что, может, это не тело болит, а душа. Может быть, кошмары по ночам и ноющее плечо, это напоминание о совершённом преступлении?

Кто-то скажет: «Убивать непозволительно, но истреблять неприятеля на войне и законно, и достойно. Случившееся нужно расценивать, как спасение товарищей». А кто-то скажет: «Это не суд Божий. Ты мысленно чинишь себе препятствия, а потом страдаешь. Нет там никого на небесах! Одни только звёзды да и те всё время падают». А я со всеми соглашусь. Да, на войне законы мирной жизни переворачиваются. И можно конечно постараться не думать об этом, отмахнуться. Только сон не зависит от моего сознания, он существует сам по себе.

Так пройдёт полгода, год и я снова проснусь от кошмара, в холодном поту, испытывая ужас и острую боль в области левой лопатки.