Любовь, приди! Глава 1

  Утром 1-го января 1976 года на улице одного приморского города, как ни странно, была капель, вполне гармонировавшая со сраной жизнью, в которой уже уложенная в постель девушка говорит твёрдое «Нет!». Тогда зачем же позволять себя раздевать и щупать с головы до ног? Или это обязательное упражнение в программе университетской Евы, а он - просто удачно подвернувшийся тренажёр? Одни после таких обломов брюзжат, другие бьют рыло всем подряд,  а Серёжа впал в транс…
  ….За огромным вахтёрским столом, таким же монументальным, как и их сдвоенная девятиэтажная общага, сидит Шура Конкин, или Конь, - похожий на нахохлившегося гуся, пьяный и с початой бутылкой шампанского под рукой. Бутылка, нагло попирающая полированную поверхность КПП, тоже из абсурдного ряда, где с крыш капает в январе. В броне Серёжиного транса образуется трещина, в которую и вламывается Конь. Он раскинул руки и пытается перегнуться через стол с твёрдым намерением обнять кореша. Это Серёжа ему позволил.
  Конь принял прежнее положение, а Серёжа остался безучастно стоять с шапкой в руке, пальто нараспашку и со взглядом, устремлённым вдаль, - туда, наверное, где раздевание девушки означает твёрдое «да» и где весна начинается точно в  марте.
  - Се-ерый! – почти поёт Конь. Сережа вокалист в институтском ВИА, его все знают. Для Коня он звезда. – Шампунь будешь?
  Серёжа молча прошёл за стол и сел на уступленное ему место. Конь наполнил извлечённый из стола стакан. Серёжа молча выпил. Конь приобнял его за плечи.
  - Се-ерый! – Доброта из него так и прёт. Серёжа стряхивает руки Коня. Тот не обижается. Он никогда не обижается. – Толпа интересовалась, куда ты подевался, - говорит он и дурашливо улыбается. – Такой мутный стал!..
  Шампанское ударило Серёже в голову и его будто погрузили в аквариум, тёплый и безопасный. Он колышется в волнах собственного кайфа, глядит в одну точку и никак не откликается на лёгкое приятельское тормошение.
  Опрокинули ещё по стакану.
  Конь было исчез, оставив Серёжу с необременительным бесчувствием аквариумной жизни, но через некоторое время привёл всю кодлу во главе с пританцовывавшим Плисочкой, и Серёжу уволокли наверх.
  …В тесной комнате народу больше, чем места. Середину занимает стол, не убиравшийся с прошлого года – то есть со вчера.
  Серёжа устроился на кровати, привалясь к стенке, между Конём, который обнимает размалёванную как Арлекино, Дочу и Надькой-Метёлкой. Склонясь к Серёже, Метла шепчет.
  - Серенький, кто тебя обидел? Серенький, ты что, а?..
  У Метлы мощные формы, а также неискоренимая тяга к рифмоплётству, вранью и истерическим выходкам по пьяни. Она никак не желает смириться с загадочным молчанием Серенького – он здесь около часа, а не сказал ещё ни единого слова – и пытается растормошить своего тайного кумира. Остальные уже плюнули на это и продолжают похмеляться, одна Метла не сдаётся: она прижимается к Серёже всей мощью нестеснённых лифчиком грудей и шепчет в щёку: - Серенький, ну Серенький, ну что ты?..
  Но Серёжа вылезать из своего аквариума не собирается. Между тем Метла шепчет: - Хочу тебя! – и рукой шарит ниже ватерлинии. – Пойдём ко мне…
   Ну, пойдём, так пойдём.
   Метла выволакивает Серёжу из комнаты, на прощание обозвав всех козлами, и, словно раненого с поля боя, тащит по пустынному коридору.
  На повороте из холла в коридор смежного корпуса они чуть не сшибают Симу – девушку, то-ли с цыганским, то-ли с кавказским, - обличьем. Та брезгливо сторонится, пропуская парочку.
  В институте есть несколько девушек, которых Серёжа боится. Сима из их числа. Сима ему нравится. Ей ничего не стоит выудить его из аквариума, но часа два назад он расстался с девушкой из той же серии… Нет. Ни к чему не обязывающая Надька-Метла – вот идеал момента.
  Надькина комната вовсе не пуста. Среди ребят в морских форменках, окруживших стол с аккуратными салатиками и бутылками сухого вина, две девчонки: домовитая пампушка Валька (она живёт вместе с Надькой) и Дочина подруга Юлька. Глядя на ввалившуюся парочку, Юлька поправляет очки и начинает смеяться.
  Надька матом сгоняет гостей со своей кровати и заваливается туда с Серёжей. – Одеяло дайте! – орёт она.
  Валька растерянно кудахчет, но одеяло подаёт.
  - Уматывайте! – командует Метла, потом укрывается с головой и, тесно прижавшись, начинает трепаться о любви. Вспомнив о главном, пыхтя и сопя, пробует освободить его от одежды. Но на Серёже наверчено до фига, процесс требует усилий и вскоре под одеялом становится, как в хорошо прогретом курятнике.
  Серёжа лежит потный и равнодушный, но высокая отрешённость его понемногу оставляет.
  События в комнате тоже не стоят на месте. Ребята-морячки смущаются, Валька растеряна, инициативу берёт в свои руки Юлька. Она садится в ноги шебуршащемуся дуэту и берёт Надьку за плечо:    
  - Метла, а, Метла…
  - Идите все на х…!
  - Не будь свиньёй, Метла.
  Надька пробует лягаться, но Юлька придерживает её ноги.
  - Завтра же жалеть будешь.
  - Отвали!
  - Опять будешь истерики закатывать, седуксен глотать...
  - Пошла вон, овца, твою мать! – рычит Метла и тут же начинает шептать Серёже: - Любимый!.. – Ему становится смешно. Он выныривает из своего аквариума, откидывает одеяло и встаёт.
  - Серенький! - орёт Метла. – Чего ты?
  Юлька смотрит на него с укором.
  - Серёжка, скажи ей, - просит Валька. Серёжа заправляет выбившуюся рубаху. – Что – «Скажи»?
  - Ну, что она как шлюха…
  Серёжа пытается стянуть с Метлы одеяло. Та, сопротивляясь, заматывается в него, как в кокон, и начинает выть. Это её знаменитый на всю общагу плач.
  - Началось, - говорит Валька.
  Курсанты ёрзают.
  - Дай воды, - советует Юлька. – Метла!..
  Вой становится громче.
  - Ну, это надолго, - вздыхает Валька.
  - Ладно, я – ушёл, - говорит Серёжа.