начальник управления

            Начальник Управления.
          Драматическая пьеса.
Действующие лица:
Кулик Григорий Иванович – начальник Главного артиллерийского управления.
Токарев Федор Васильевич, конструктор стрелкового оружия.
Грабин Василий Гаврилович, конструктор артиллерийской техники.
Кузнецов Федор Исидорович, генерал – полковник.
Жуков Георгий Константинович, заместитель верховного главнокомандующего.
Гордов Василий Николаевич, генерал – полковник.
Рыбальченко Филипп Трофимович, генерал – майор.
Батов Павел Иванович, генерал – лейтенант.
Чепцов Александр Александрович, председатель Военной коллегии ВС СССР.
Следователь МГБ, лейтенант.
Майор МГБ, его начальник.
А. – заместитель Г.И. Кулика, военный инженер.
Б. – то же, специалист по порохам.
Ц. – то же, металлург по специальности.
Д. – то же, специалист по взрывателям.
Е. – военный инженер, специалист по взрывчатым веществам.
Ф. – близкая родственница Г.И. Кулика.
Ж. – давний знакомый Г.И. Кулика.
Н. – бывший офицер, заключенный ИТЛ.
И. – то же.
К. – сослуживец Г.И. Кулика по Гражданской войне.
     Действие первое (Москва, кабинет начальника ГАУ).
Кулик. Ну что товарищи, начнём. Главный вопрос – самозарядная винтовка. Товарищ Токарев, как ваша модель, готова?
Токарев. Так точно, Григорий Иванович. Все замечания учтены, недоделки исправлены. Ваши представители в курсе, у них претензий нет. Можно хоть завтра запустить в производство... если будет такой приказ.
Кулик. Приказ... приказ издать нетрудно... как бы потом отвечать не пришлось. Вы за каждую мелочь в ответе... тут тюрьма или ордена, так?
Токарев. Конечно, Григорий Иванович, само собой. Всё будет нормально, головой руча-юсь. Никаких ошибок уже быть не может.
Кулик. Ну ладно. А насчет АВС-36 что скажете? Только откровенно. Хуже она вашей СВТ или нет?
Токарев. Хуже, Григорий Иванович, нет спору. Потому что автомат. А под мощный пат-рон… типа трёхлинейного нашего, или германского… создать автоматическую винтовку невозможно. Ну, при разумном весе. Или же она будет очень ненадежной... максимум 80 – 100 выстрелов, и хана.
Кулик. А вот американцы под свой патрон… он еще мощнее… сделали самозарядку Гаранда. И хотят ей всю пехоту вооружить.
Токарев. Ну… хотеть что угодно можно, а в деле её никто еще не проверял. И очень дорогой образец, кстати, не то что наши. Да и пехоты у них… десять дивизий. Ну дюжина от силы. А немцы или французы, сколько с автоматами возятся, да всё без толку.
Кулик. Ладно, уговорили. А если эту АВС переделать в самозарядную?
Токарев. Можно, конечно. Получится хорошо, но время потеряем. Там подача патронов очень сложная... надо менять. И не только её.
Кулик. А самозарядка, по вашему, идеальное оружие? Даже лучше трёхлинейки?!
Токарев. Да нет, что вы, товарищ маршал. Любая самозарядка сложнее магазинки будет... и капризнее в обращении. Но это уже коренные недостатки такой системы. Идеального оружия нет... и быть не может. Вот максим... тяжелее ручника, и много больше, но даль-нобойнее и точнее. И темп стрельбы выше... пали хоть весь день, была бы вода.
Кулик. Во-во. Вот я и думаю – эти самозарядки вообще нужны? Какой-то гибрид винтов-ки с пулеметом... да еще очень легким. Тогда уж делали бы автомат Федорова, он полегче будет… и компактнее.
Токарев. Зато калибр нестандартный. В своё время решили, что слишком сложно разные патроны клепать. И тактические задачи у них почти что одинаковые. А так, в принципе... самозарядка полезная вещь. Не везде и не всегда, конечно. Но это уж пусть военные решают... строевые командиры – практики.
Кулик. Да уж... тут многое зависит не от нас. Я тоже считаю, что самозарядка полезна... в определенных условиях. Двух солдат с ручником одной гранатой уложишь... а отделение с самозарядками вряд ли.  Даже гренадер из альпийских стрелков не сдюжит. И по расе-янным целям стрелять удобнее. Так что надо утвердить все протоколы испытаний... напи-сать заключение... и оформлять заказ заводам на следующий год. Или даже на грядущее полугодие, если успеем. Все согласны?
Пауза. Присутствующие согласно кивают.
Ну что ж, раз все за, приступим. Передает бумаги помощнику, тот что-то пишет, затем уходит с документами в соседнюю комнату.
Кулик. Вот, кстати, а где Аркадьев, он же должен отчет по командировке представить? Ещё три дня назад?!
Ц. Арестован, товарищ маршал. Сразу, как вернулся. Связи с врагами народа... Тухачев-ский, Дыбенко... ещё кто-то там.
Кулик. Да быть того не может... чушь какая! Знаю его сто лет... и не только я. Честнейший человек, предан партии... ну осторожен чересчур, медлителен. Так это всё мелочи! Надо... что-то делать... так мы чёрти куда… можем прийти.
Д. (тихо, наклоняясь к Кулику). Товарищ маршал, тут Савченко просил вам передать… они с Павловым и Аллилуевым подготовили письмо... вот посмотрите. Только это сугубо лично… секретно и только вам.
Отходят с маршалом в сторону, что-то обсуждают вполголоса, Кулик читает бумагу, кивает головой и прячет ее в карман. Затем возвращается к столу.
Кулик. Хорошо, пошлём на завод комиссию... повторно. Там разберёмся. Теперь новые пороха, что с ними?
Б. Всё хорошо, товарищ маршал. Работа кипит, в Шостке через год запустят цех полно-стью. А в Казани проект почти готов, к новому году начнут строительство.
Кулик. Это точно? Прямо идиллия какая-то, даже не верится. Как у нас в селе на пасху... и горилки не надо.
А. Абсолютно точно, я там был неделю назад. Все работы идут по графику. И из Казани наши люди только что вернулись, всё проверили, и всё нормально.
Кулик. Ну слава богу. А хорошо бы пороху в запас наклепать... лет на сто эдак. А то вечно с ним проблемы...
А. Да он разложится раньше, товарищ маршал, все пороховые рецептуры хранятся плохо. Сколько ни бились, ничего придумать нельзя.
Кулик. Знаю, знаю, не учите. Ну лет 10 – 15 лежат же... даже самые капризные. Вот и ну-жен такой запас. Хотя бы!
Б. Если в гильзах, и десяти лет не пролежит, особенно  в старых, стрелянных.
Кулик. Зачем гильзы? Пусть лежит в заводской укупорке... распаковать всё же легче, чем варить заново. И гильзы, я знаю, перед перезарядкой моют и сушат. Так?
Б. Конечно, товарищ маршал. Но и в упаковке порох хранить сложно, такая капризная дрянь. Чуть что разлагается, портится, а то и горит, сволочь.
Кулик. Так нужны хорошие погреба, рассредоточенные по всем округам, с современным контролем. А то я вас знаю – раз в день зайдет воентех, поглядит на термометр, понюхает – кислым не пахнет, и хорошо. Автоматика нужна, как на линкорах.
Б. Так такие погреба дороже любых заводов выйдут... да ещё построят когда.
Кулик. Вы уверены? Вот посчитайте как следует, потом будем обсуждать. Ясно?
Б. Так точно, товарищ маршал.
Пауза.
А. Григорий Иванович, вот тут рапорт военпреда, завод 16/34-бис, просится в строй. Не могу, говорит, больше с этими шпаками ругаться, не моё это дело.
Кулик. Ругаться? Зачем ругаться?! Он что, фельдфебель... или баба базарная? Работать надо! Вишь, в строй захотел... крутить прицел-то легче. Нам что, легко тут?
Ц. Так может он совсем для тыла не годен, ну чистый строевик по натуре.
Кулик. Куда партия послала, там и работай! Не справится – снимем, а пока пусть пашет. Что у вас ещё?
А. Вроде бы всё, товарищ маршал.
Ц. Так точно, всё.
Кулик. Тогда все по местам, и за дела. Работы море, не сдюжим – всем тюрьма!
Попрощавшись с маршалом, А., Б. и Ц. выходят из кабинета.
     Действие второе (там же, через год – полтора).
Кулик. Ну что товарищи, начнём. Первый вопрос у нас – снарядная сталь. Что там?
Ц. Товарищ маршал, для осколочных и фугасных снарядов сталистый чугун идет в серию, всё отработано… результаты нормальные. И технология налажена.
Кулик. А этот чугун при разрыве в пыль не разлетится… убойные осколки-то будут?
Ц. Нет, что вы, нормальные осколки, не хуже стальных. Тут главное режим отжига выдер-жать, а это ещё в ту войну умели. Ну и состав металла… без вредных примесей.
Кулик. Умели да забыли… вообще те снаряды были французские, кажется. Или нет?
Д. В основном да, но и наши… освоили технологию. Несколько партий выпустили ещё в двадцатые, на разных заводах. Теперь можно и в серию запускать.
Кулик. А не осрамятся наши сталеплавильщики? Всё ли проверено и отработано?
Д. Абсолютно всё… да и технология несложная, её на любом заводике можно внедрять. Даже самом мелком и примитивном. Да вот, спец по металлу, надеюсь, подтвердит.
Ц. Да, конечно, всё именно так. Теперь главная проблема – бронебойные болванки, они при малейших отклонениях становятся хрупкими и раскалываются при ударе.
Кулик. А с чем это связано? Сложная технология или чьё-то разгильдяйство?
Ц. Примесей много, особенно при плохом раскислении. Ферросилиция мало, вот его и экономят. Но главное – чрезмерная закалка, или плохой отжиг. Наши военпреды бракуют все плохие партии… но товар массовый, уследить трудно. Заводчане обещают за пол-года… ну может чуть больше, всё наладить. Уже мастеров готовят на спецкурсах, на все печи ставят новые КИП, отрабатывают процесс до мелочей, шлифуют технологию. Кое-где ведут реконструкцию, на старых заводах… особенно на Урале.
Кулик. Думаете, этого достаточно, от нас что-то надо?
Ц. Да нет, сами справятся, чай не маленькие. У нас забот хватает… более насущных.
Д. Товарищ маршал, нам пора в химпром… там у наркома совещание по оргстеклу… со всеми потрохами. Обязательно надо и нам там поприсутствовать.
Кулик. Да-да, конечно, не задерживайтесь. Ц и Д уходят, Кулик поворачивается к А.
Так, что там ещё осталось, по-моему какая-то мелочь.
А. Да, сталь для зенитных снарядов. Она высокого качества, и вечно её не хватает. Надо нажимать на металлургов, пусть расширяют производство.
Кулик. А никаких… подводных камней там нет?
Б. Совершенно нет, товарищ маршал. Всё давно отлажено и проверено, надо лишь увели-чивать объёмы производства. Особенно в такое тревожное время.
К Кулику подходит помощник, что-то говорит ему. Маршал раскланивается с А. и Б., они выходят из кабинета. Затем в кабинет заходит Грабин В.Г.
Кулик. Здравствуйте товарищ Грабин, присаживайтесь. Я слышал, вы за полтора месяца создали новую танковую пушку, да ещё большого калибра? Поздравляю!
Грабин. Спасибо, Григорий Иванович, мы старались. Дело-то важное… очень даже.
Кулик. Конечно, война на дворе. Пока не у нас… но зарекаться опасно. Так ведь?
Грабин. Конечно, именно так. Потом поздно будет, если что где случится.
Кулик. Вот именно. А как вы думаете (вполголоса) вот Маханова арестовали… за дело? Не может ли это быть ошибочным решением? Слишком невероятно как-то... не верится.
Грабин. Честно говоря, и мне странно... такого быть не может. Может можно... что-то поправить... хоть как-то? Письмо написать в ЦК... или на приём к ним записаться?
Кулик. Можно наверное... только боюсь, без толку. Попробуйте, Василий Гаврилович, у меня не вышло... в свое время. Ну, чего-то мы добились, но по мелочи... охохохо.
Грабин. Попробую... ведь хуже не будет. Двум смертям не бывать... как говорится.
Долгая пауза, собеседники вздыхают.
Кулик. Ладно, Василий Гаврилович, не переживайте... чему быть, того не миновать.
Грабин. Само собой, Григорий Иванович... но как-то всё это тревожно... и противно.
Кулик разводит руками, вздыхает, пауза.
Кулик. Да, товарищ Грабин, а как же с противотанковой пушкой, с новой? Ну, дально-бойная, калибром в четыре дюйма, или что-то вроде?
Грабин. Товарищ маршал, так сорокапятка большинство немецких танков берет... а других уж и нет. Ну в Европе, конечно, почти нет...
Кулик. Почти не считается. Они же всё время усиливают свои танки, новые пушки ставят. Скоро с версты стрелять будут, а то и дальше. И броню наращивают.
Грабин. Так есть же ещё дивизионка Ф-22, она на версту любой их танк пробьет. А их в западных округах около полутора тысяч, сколь я помню.
Кулик. Даже больше. Пока хватит, но жизнь-то идет. И жалуются на эту Ф-22, и в тылу, и в войсках. Дорогая в производстве, и капризная в эксплуатации. Дальнобойная конечно, и точная, но проблем море, всю пехоту ей не вооружить. При всем желании. Так?
Грабин. Конечно, товарищ маршал, но для дивизии уже УСВ пошла в серию, она легче и в производстве проще. И её мы намерены улучшать, через год доведем до совершенства. Будет лучшая дивизионка в мире... в своем калибре, вестимо.
Кулик. Это всё здорово, но и мощные противотанковые средства нужны. Вот-вот они понадобятся, и в большом числе. Как бы не опоздать.
Грабин. Да, мы уже запустили ЗИС-2, она любой танк пробьёт с гарантией. И калибр у неё умеренный, снаряды легкие... а я вам не докладывал?
Кулик. Ага, помню, 57 мм... но ствол шибко длинный. Смогут наши технари такую трубу нарезать?
Грабин. Смогут Григорий Иванович, уже делают. Оснастку заготовили с запасом, впрок, на год вперёд хватит. Инструмент есть, лекала заготовили.
Кулик. Это всё хорошо, но надо смотреть дальше. Нужна пушка ещё мощнее, миллимет-ров так сто – сто десять. Её уже проектируют на одном заводе, но... не знаю, осилят ли. Надо бы и вам подключиться!
Пауза.
Грабин. Хорошо, товарищ маршал. Сделаем! А... техзадание есть на неё?
Кулик. Есть конечно. Да вот... я вам экземплярчик припас. Читайте, думайте, проекти-руйте… запускайте в дело. Я на вас надеюсь!
Грабин. Спасибо товарищ маршал, будем стараться! Разрешите идти?
Кулик. Идите, всего хорошего. Успехов вам и всему коллективу!
Грабин благодарит маршала и выходит из кабинета.
     Действие третье (там же, через пять – шесть месяцев).
     Летняя ночь, участники какого-то совещания молчат после очередного выступления. Видно, что совещание идет давно и все уже порядком устали.
Ц. Товарищи, я думаю, что ничего путного мы уже не решим. Что могли – сделали, а перспективные варианты… ещё сто раз обдумать надо. Сейчас не до них.
Б. Да, думаю вопрос себя исчерпал. Григорий Иванович, вы согласны?
Кулик. Ну хорошо, общая ситуация понятна, а что там впереди… решать будем завтра... Ведь так? Прекращаем дискуссию, время деньги. Переходим к производственно – техно-логическим вопросам. Что сделано, что ещё планируется в ближайшее время... только конкретно. Поворачивается к А. Докладывайте, вы первый.
А. Товарищ маршал, обычную дистанционную трубку отработали до мелочей, всё что можно сделали. Разброс по времени срабатывания 0,2 сек, меньше сделать невозможно в принципе. Для более точного подрыва нужно использовать механику. Пружинный взры-ватель с часовым механизмом, серийный… вполне годный, но до высоты восемь км. И до скорости в 500 км в час, не больше. Ну пока, к счастью, больше нигде в мире и нет.
Кулик. Это пока. Скоро будут, война есть война! И что нам делать?!
А. Уже разработан новый вариант, скоро завершим испытания. И ещё работаем над радио-локационным взрывателем, но очень сложная штука. Надо привлекать моряков, у них по этому вопросу хорошие наработки.
Кулик. А сами не справитесь?
А. К сожалению, нет. Вот был бы жив Рдултовский, он бы смог.
Кулик. Ага, спохватились! На хрена он полез эту дрянь разряжать?! Воентехника рядом не нашлось… простого сержанта? Да?
Б. Так там был опытный образец, товарищ маршал. Очень сложный… он хотел лично понять, что там не так.
Кулик. Это что, был единственный экземпляр? Вряд ли. Взял бы новый, не снаряженный, всё проверил как надо… а этот надо было в яме подорвать. Согласно инструкции. Чего спешить, рисковать?! Теперь вот из-за этой железки куча проблем.
Б. Так то не первый раз… и говорили ему, что мол, нечего рисковать зазря. Да всё без толку. Человек пожилой, старой закалки… уже не переделать.
Кулик. Ладно. Теперь комплектация и сроки поставок. Поворачивается к Ц. Ваш выход, прошу на сцену.
Ц. Пружины к часовым механизмам… и все мелкие детали штампуем серийно. Процесс отлажен, отклонения в норме. Металл идет с «Электростали» и с ВИЗ-а, качество норма-льное. Теперь у нас главная проблема с корпусами.
Кулик. А кто их делает, самарский трубочный?
Д. Ага, в Куйбышеве. При поточной работе посадочные места под основные детали… гуляют. Немного, но приходится рихтовать и подгонять при сборке. Заводчане жалуются, что станки изношены, оснастки не хватает... оттого и брак идет.
Кулик. Странно всё же... огромный завод, старый, с отработанной технологией и опыт-ными кадрами. Сколько там зенитных трубок клепают... от общего их числа? Ведь не больше трети!
Д. Даже меньше, товарищ маршал, процентов двадцать. Не более того.
Кулик. Ну вот! Что, на всём заводе нет станков... для одного цеха? Они же должны пони-мать, что сейчас это важнейший момент... гвоздь программы.
Д. Да у них нынче вся программа такая... жутко напряженная. Завод перегружен, надо бы им помочь. Есть заявка на оборудование и сортовой металл, два месяца по инстанциям ходит. Я её смотрел... кое-что можно сократить... около половины, даже чуть больше. Но остальное заводу необходимо... крайне необходимо. Надо помочь.
Кулик. Хорошо… бумаги готовы?
Д. Да, вот они. Письмо в Госплан, в министерство, в комиссию ЦК по оборонке... может сразу в Политбюро написать?
Кулик. Нет, зачем же... надеюсь, и так поймут. Всё же начальник артуправления... не хрен собачачий. Давайте сюда.
Читает поданные бумаги, подписывает, передаёт помощнику. Некоторое время все молчат.
Кулик. Да, ещё вот... Когда же все капсюля с нержавеющим составом будут?
Е. Для неоржавляющих составов азид свинца нужен, товарищ маршал, а его мало, про-мышленность не справляется. Натрий нужен, амид – очень сложные технологии.
Кулик. Да этот натрий разве в Чирчике не делают? Или всё собираются... третий год? И амид этот тоже ведь... вполне серийный продукт?
Е. Да, его в органическом синтезе используют... красители, то да сё. Но мало, очень мало, крайне дефицитный продукт.
Кулик. Ну, надо второй завод строить, третий... или старые расширять. Всё проще, чем с нуля шарашить. И спешно, это наша главная задача! На сегодня! Ртутные взрыватели старье, вчерашний день, срочно надо менять. Да оно и дешевле – сто тонн свинца по стране мелочь, а сто тонн ртути... сами понимаете, уже деньги. Большие деньги!
Е. Будет сделано, товарищ маршал, все силы приложим. Завтра же.
Кулик. Завтра воскресенье... черт, уже сегодня! Тогда прямо завтра, не мешкая.
А что у нас по тротилу… какие там проблемы?
Е. Главная проблема – сырья мало. Производство толуола почти не растёт, особенно в Кузбассе. Тамошний уголь при перегонке плохую смолу дает… почти без толуола. Вся надежда на нефтехимиков. В Саратове скоро сдадут цех каталитического крекинга... там толуол основной продукт. Затем ещё четыре таких цеха в Поволжье введём.
Кулик. А хватит? И когда их построят?
Е. Не скоро... боюсь через пару лет. Или позже. Но увы... да и по другому не получится. Мы долго думали, всё обсудили, это самое простое решение. И самое эффективное.
Кулик. Ну угледобыча же растёт, и коксование. И толуола будет больше... с годами.
Д. Это всё очень медленно. Какой-то прирост будет, но нефтехимия гораздо лучше.
Кулик. А вот хозяйственники жалуются, что при пиролизе керосина выход толуола мал, а большая часть дает всякие газы… они и на топливо не шибко пригодны.
Ц. Так это при термическом крекинге, а мы сейчас каталитический внедряем… там керо-син не нужен, просто лёгкая фракция нефти в дело идёт. И толуола куда больше выходит.
Кулик. А откуда такие данные, у нас же сей процесс пока что нигде не используется?
Д. Американцы уже лет восемь так работают, и всё отлично. Всё отработали до мелочей.
Кулик. Американцы… где-то я слышал что это наш брат русак придумал. Белоэмигрант.
Е. Ну да, инженер Ипатьев… только он не белогвардеец, при Советской власти долго работал. Потом уехал, но по личным причинам, и никогда против нас не выступал. Очень дельный мужик, отличный химик… вообще все его данные достойны полного доверия.
Кулик. Ладно, уговорили. А кислоты для нитрации хватает?
Е. Пока да. В Кемерово расширяем нужный цех, в Чирчике стройка заканчивается... бук-вально дни остались. Может даже часы. Химпром собирается еще две установки строить, в Дзержинске и Березниках. Но некоторые... там, в наркомате... считают, что лучше их соорудить в Сталиногорске. Там мол, сырьевая база солиднее.
Кулик. Ну, нам ещё их проблемы решать! А какие есть мнения?
Ц. Я думаю, Сталиногорск хуже всего. Сырье дело десятое, нам ведь не кислота вообще нужна, а безводная, концентрированная. А это процесс сложный, капризный... нужны опытные кадры и точное оборудование, кислотоупорные сплавы, особая керамика. На Урале это всё рядом... а Дзержинск вообще лидер этих технологий. Лучше не рисковать.
Кулик. Резонно. Все согласны? Тогда стоим насмерть... пусть уж тульские алхимики не обижаются. А как дела... с «чистоганом», он пошел на поток?
Е. Да, давно уже... но только на одном заводе. В Охте.
Кулик. Опять Охта. Там же места нет... большой город рядом. Что, такое сложное дело?
Е. Да, технология сложная, и очень опасная... нужна высокая культура производства. Ис-ходный уротропин должен быть чистым, приходится самим получать. Пока кроме Охты никто не справляется. Надеюсь, через полгода – год Сергиевский и Свердлова наладят производство... если всё будет нормально.
Кулик. Ну это уж от вас зависит… хотя и не только. Жаль, хорошая штука. Хотя, скажу вам, мелинит тоже не плох. Такие разрывы дает... загляденье, всё вокруг в клочья. И дыма меньше, чем от тротила... намного меньше.
Е. Так гексоген еще мощнее, товарищ маршал, и дыма почти нет. А по опасности они при-мерно схожи... зато пикринка дает соли с металлами, страшная вещь. У японцев снаряды иногда прямо в стволе рвались... ну, ещё в ту войну.
Кулик. Зато ту войну они всё же выиграли. Ладно, картина ясна, пойдем дальше. Пауза, некоторое время все молчат. Затем Кулик поворачивается к Ц. Так, у вас там что?
Ц. На заводе Калинина новую трубку соорудили... зенитную дистанционную. Вроде она дешевле всех других, а конструктивно идентична серийной. Надо бы проверить.
Кулик. Чего там, на этом заводишке, могут путного придумать?! Одни бракоделы, зенит-ный автомат собирают три дня. Вы уверены, что надо их слушать?
Ц. Надо попробовать, сперва малую серию. Так снарядов по 50 – 100, семьдесят шесть и восемьдесят пять. А там посмотрим.
Кулик. Ну ладно, под вашу личную ответственность.
Звонит телефон. Маршал слушает, говорит в ответ что-то невнятное, кладет трубку. Выходит в соседнюю комнату с военным в высоком чине, возвращается в кабинет и быс-тро закрывает совещание. Все торопливо расходятся.
     Действие четвёртое (Таманский п-ов, армейский командный пункт).
Кулик. Фффууу, едва добрался. Сверху бомбят, дорогу обстреливают... тяжёлыми, правда издалека, и совсем неприцельно. Что же, у вас совсем зениток не осталось?
Кузнецов. Исправных десяток пушек, и пулемётов... столько же. Все на переправе, причалы прикрывают. Ежели их разбомбят, нам тут крышка.
Кулик. Да, ситуация... в дивизиях по триста – пятьсот бойцов осталось. А всего сколько?
Кузнецов. Не более пятнадцати тысяч, товарищ маршал. А реально, без раненных, боль-ных и безоружных – ближе к десяти. Танков нет, артиллерии мало, и снаряды на исходе. Многие босиком, от Ак-Моная пришли.
Кулик. Да, со снабжением крышка, в штабе фронта обещали что-то подкинуть через два - три дня, и то крохи. А так через неделю.
Кузнецов. Через неделю впору гробы везти... а не снаряды.
Пауза.
Кулик. Да, положение отчаянное. Здесь ловить нечего... а помереть ещё успеем. Надо переправляться на Тамань... пока не поздно. Там даже десять тысяч, плюс моряки, всё же сила. Пока немцы подготовят переправу... три дня возиться будут, а то и больше. Отроем окопы, пополнения подойдут... минимум два полка. У флотилии по берегу огневые точки кое-где, да наши пушки окопаем... с подбитых кораблей снимем ДШК, десятка два  будет, да скорострелок дюжина. Должны выстоять, до подмоги. А тут нас скинут в море, про-падём ни за грош. И дорога на Кавказ будет открыта... иди как на параде.
Кузнецов. Всё так, всё верно, конечно... а вот по шапке не дадут?
Кулик. Ну, тебя с командарма снимут, за отступление, это точно... кто-то же должен отве-чать. Но без последствий, надеюсь. Через месяц – другой опять назначат, не горюй. Ну а переправа... это уж моё дело. Надеюсь, там поймут, что по-другому нельзя. Никак.
Кузнецов. А если нет?
Кулик. Ну... не убьют же. Отвечать не впервой... в тридцать седьмом же выжил, авось и сейчас обойдется. Опять же война... должны же они понять, что без офицеров армии нет.
Кузнецов. Это смотря кто, товарищ маршал. Свои да, а смершовцы или энкеведешники... у них другие задачи... и цели, и логика совсем не та.
Кулик. Логика... у них одна логика – сажать и вешать!
Кузнецов. (шепотом). Григорий Иванович... да вы что... услышат!
Кулик. (понизив голос). А, брось, в этой дыре... и слухача посадить негде. А диктофону там… или другой фигне электроток нужен, хоть малая батарейка, а откуда её здесь взять?
Кузнецов. Вы правы, всё так... но как-то боязно. Всё равно страшно.
Кулик. Охохо, страшно... да всем теперь страшно. На войне всё же проще, можно помереть достойно. А вот в тылу... с голоду дохнуть... не приведи господь.
Кузнецов. Да, это точно. Лучше уж под вражью пулю попасть. На фронте.
Кулик. Ну вот, договорились. Я пишу приказ на отход, а ты думай, как нам быстрее от немца оторваться... и переплыть на Кавказ с наименьшими потерями. Как надумал – сразу конкретные указания в дивизии и полки, не медля. Где у нас самое узкое место?
Кузнецов. Артиллерия и обозы, лошадей очень мало. И бензина осталось на сутки… если только машин не убыло с утра.
Кулик. Ну ночи слава богу длинные… пехота своим ходом дойдёт. Успеет. А технику вывозить любой ценой, всех больных и убогих – на перевозку и погрузку. И тылы тоже… всех собрать, кроме самых незаменимых. Связь с флотилией есть?
Кузнецов. Да, связь устойчивая.
Кулик. Отправлю им указание – срочно собирать все плавсредства, способные пересечь пролив, для эвакуации. Народ там боевой, надеюсь, не подкачает. Пошли в аппаратную.
Оба выходят в соседнюю каморку, оттуда слышится невнятный разговор, стук и треск телеграфа, отдельные команды. Потом слышен спор, но слов разобрать нельзя. Через 5 – 6 минут оба командующих возвращаются в первую комнату.
Кулик. Ну вроде всё… ничего не забыли, никого не оставили?
Кузнецов. Точно так, всё проверено, ждем донесений. А утром можно в войска.
Кулик. Ну что ж, с богом! Можно и соснуть часок… если немчура позволит. А на сон грядущий давайте примем… за успех нашего дела. И за победу.
Адъютант Кулика достает бутылки с коньяком, закуску, кто-то ставит стаканы на стол. Наполняют посуду, молча чокаются, закусывают. Доливают стаканы, затем ещё раз, и допивают остатки. Адъютант уносит посуду, очищает стол. Все расходятся. 
     Действие пятое (командный пункт Степного фронта).
Жуков. Григорий Иванович, тут на тебя жалобы – армией хреново командуешь, тактиче-ская подготовка плохая, снабжение не на уровне, оперативных планов нет.
Кулик. Да какие планы, мы же в резерве округа. Что прикажут, то и сделаем. Снабжение плохое, точно, но все разнарядки же сверху идут. Видно, кому-то нужнее. А подготовка... какая уж тактика, когда окопы роем день и ночь, дороги чиним, склады-блиндажи строим? И народ нестроевой... прямо скажем, старики да сопляки, под лопатой падают.
Жуков. Дааа, прямо трудовая армия какая-то... двадцатого года. Но и трудоармейцы, даже в разруху, всё же тренировались. В стрельбе хотя бы. А твои?
Кулик. Ну, трехлинейку все знают, худо-бедно. А автоматов на всю армию сотни три.  Да мы вообще тыловики... большой стройбат. Немец до нас не дойдет... и за год.
Жуков. Ну а как дойдет? Раздраконят вас к чёртовой матери. Честно говоря, паршивый ты командарм, Григорий Иванович. Шёл бы уж в отставку, по тихому, пока не приключи-лось чего. От греха подальше.
Кулик. Ага, в отставку... я бы с радостью, да не нам решать. Вот после Крыма – думал всё, отвоевался. Три месяца сидел в тылу, никому не мешал. Ан нет, хватай мешки и впе-рёд. И когда в 38 начальником ГАУ ставили, я отказывался. Да всем было насрать. Партия мол, приказала, а ты выполняй, и не рыпайся.
Жуков. А в двадцатых, когда первый раз АУ возглавил, не возражал?
Кулик. Нет, не возражал. Тогда совсем другое дело – управление маленькое, техника вся старая, танков, самолетов нет... Ну есть, но мало то есть, и им пушки не нужны, старыми пулемётами обходились. Патронов трехлинейных с войны навалом осталось, и новых заводов не строили. Да и кадров обученных не было, Кулик на общем фоне смотрелся не хуже других. Ведь так, Георгий Константинович?
Жуков. Да вроде бы так. И в Крыму, мне кажется, ты всё правильно делал… но вот не все так считают. Зато на Волхове напортачил дай бог… в 54 армии. Ведь так?!
Кулик вздыхает, разводит руками. Пауза.
Кулик. Ну… кто ж не без греха. Каюсь. Дело прошлое… слава Богу, всё обошлось.
Жуков. Ну да, будем считать обошлось. Хотя, смотря для кого.
Кулик. Да, могло быть и хуже, и очень просто. Вполголоса. Вы же знаете, как там Воро-шилов воевал… ведь именно вам расхлебывать пришлось там после него. Эту кашу.
Жуков. Давай-ка, Григорий Иванович, обойдёмся без сантиментов. Нам этот… вечер воспоминаний сейчас ни к чему.
Кулик. Конечно, Георгий Константинович, это я так... к слову пришлось.
Жуков. Ладно, хорошо. Но армию всё же подтяни, не дай бог какие проверяльщики наг-рянут. Да и с немцем... рано ли, поздно, а столкнуться придётся. Целую армию, даже такую плёвую, надолго в тылу не оставят, и не надейся.
Кулик. Всё сделаем, не волнуйтесь. Отработаем по полной программе.
Жуков. Ну-ну, посмотрим. Смотри не осрамись, потом некому защищать будет. И так уж не первый случай... а там и до последнего недалеко.
Кулик. Вас понял... не хотите закусить на дорожку? Коньяк есть, армянский... просто замечательный сорт. А вон и жратвы маленько (кивает в угол, на стоящий там стол).
Жуков. (присмотревшись, усмехается). Да, от голода ты, Григорий Иванович, не пом-рёшь... при всём желании. Да и от жажды, надо полагать.
Кулик. Да это наследственность такая... хохлятская запасливость, никуда не денешься.
Жуков. Ну что ж, давай, приступим, коль уж к столу позвал.
Садятся за стол, едят. Затем выпивают и закусывают, и так несколько раз.
     Действие шестое (Москва, квартира Г.И. Кулика).
Гордов. Ну что господа енералы, начнём?
Рыбальченко. Давно пора, а то горилка скиснет.
Усмехаются, наливают стаканы, выпивают, закусывают солеными помидорами и огур-цами, мочёными яблоками.
Кулик. Да, были енералы, и в маршалы пытались пролезть, а теперь... отставной чурбан ты, Гриша. Эх, звали меня на гражданку, в Кузбасс, горным инженером. Где-то году в двадцать третьем. Ща бы начальником главка был.
Гордов. Ага, министром. Загребли бы тебя в тридцать седьмом, и хана. А так хоть живой, водку пьёшь... в приятной компании.
Кулик. Да уж Василий, тут ты прав. Давно мы так не сидели спокойно... без комиссаров, особистов, без всяких членов разных советов.
Рыбальченко. Даааа, бюрократии развели... при царе такого не снилось. Вот в сорок третьем – четвёртом кучу новых областей настрогали – а зачем? Ещё война в разгаре, а тут… э, а не повторить ли нам?
Наливают, пьют, заедают холодцом из говядины.
Гордов. А насчет чинуш, Филипп, ты совершенно прав, я тогда даже не поверил. А ещё народная власть! Народ на фронте дохнет, а они дюжину обкомов себе организовали. И ладно близ фронта, там мол разруха, кадров нет, работы полно, диверсанты рыщут… а то в Средней Азии, в Поволжье, в Сибири.
Кулик. Ну и на западе накропали прилично – Новгородская, Псковская, Великолукская… в Белоруссии пару или тройку. А что тут странного? Комиссаров упразднили… в который раз, а куда их девать – в строй, под пули? Это знаете ли, как-то неприятно. А так все при деле, и довольны родной властью.
Гордов. Да всё это ясно, мы ж не психологию бюрократов изучаем, а их кроем. Матом. Причем за дело. И не один раз. А уж в партию берут всех подряд, так что скоро ещё куча тёплых мест потребуется.
Кулик. Ну, это давно началось. Вот Ленин умер, и двести тыщ рабочих за четыре месяца взяли в партию. Что, все они были идейные? А попал в ряды – плати взносы, сиди на собрании, с комсомольцами да пионерами возись. И всё за так?
Рыбальченко. Ну да, за партмаксимум. И так все жили бедно, а тут ещё на мировую революцию вкалывай.
Кулик. Во-во, точно. А как какая дискуссия – голосуй, будь любезен, за тех или других. Это теперь формальность, а тогда всё серьезно – нынче этот вождь в оппозиции, а завтра может быть у руля. А где ответственность, там и права должны быть, верно? Иной за лишним рублем и не гнался, а уж власть свою проявить – святое дело.
Рыбальченко. Это точно. И с каждым годом таких было всё больше.
Гордов. Ну тогда хоть был какой-то костяк, старые большевики. Хорошие ли, плохие, но в массе своей дело знали. И воровали мало… всё ж большинство из них были порядоч-ными, или просто честными людьми. Да и контроль за аппаратом хоть какой-то был, не давали ведь чиновникам особо наглеть. А кто из них уцелел, из стариков?
Рыбальченко. Ну как же, Молотов, Каганович, Микоян... вот ещё Щаденко.
Все смеются.
Кулик. Щаденко-то, говорят, совсем сбрендил. Клубнику на даче растит, потом на рынке торгует. И деньги где-то дома прячет, сберкассам не доверяет.
Рыбальченко. Ему что, пенсии мало? Жена ещё работает, детей нет… точно сбрендил.
Гордов. А может просто нравится старику в земле копаться.
Кулик. Ага, с утра до вечера. И с рынка домой пешком возвращается, для экономии.
Гордов. Нда, черти что. А Мехлис что, в госконтроле?
Кулик. Ну да, с взяточниками, говорят, борется… вроде в Закавказье. Только безуспешно.
Рыбальченко. Пусть борется, лишь бы от армии подальше. Дикий тип, совершенно нено-рмальный. Хотя говорят, и честный. И лично храбрый.
Гордов. Да, темная личность. И что странно – при царе шесть лет служил, в артиллерии… старший унтер-офицер. И элементарных вещей понять не может.
Кулик. А может, просто не хочет?
Гордов. Не знаю… но мне кажется, всё же не может. Что-то в мозгу заело.
Рыбальченко. Да таких щас море, нормальных почти нет. Жукова сняли, Рокоссовского сослали к полякам, Яковлев сидит, Новиков тоже. Кузнецова сняли, трёх адмиралов посадили... хорошо хоть Булганина убрали. А уж отставных и разжалованных… хоть жопой жуй. Скоро одни замполиты останутся.
Кулик. Да, с кадрами совсем плохо... давайте ещё по одной.
Рыбальченко. Аааа.... по паре, чего уж там.
Выпивают по стакану, закусывают. Потом выпивают по второму, разливают борщ и съедают по тарелке.
Кулик. Эх хорошо, много ли надо отставным воякам – выпить вволю, да закусить вкусно, да поболтать вволю. А кстати, ты что-то про ту поездку хотел рассказать? Ну, когда депу-татом был… по округу вроде ездил.
Гордов. Ну да, с той поездки всё и началось. То есть и раньше я знал, что не всё у нас здо-рово… да как и все. Но там насмотрелся такого… не приведи господь. Наши колхозники хуже дикарей живут… в норах каких-то, в ямах. А ещё за права негров боремся!
Рыбальченко. Да у нас полстраны живут хуже негров. А уж сельское хозяйство – прямо позор. Раньше хлебом торговали по всей Европе, а теперь самим жрать нечего.
Гордов. Ведь половина анекдотов про колхозы. Вот как стала большая тройка встречать-ся, сразу анекдот... даже серия. Мол, что-то или кто-то им мешают, эти, Рузвельт с Черчилем, грозятся, ругаются, а всем хоть бы хны. А Сталин шепнул что-то на ухо, и нед-ругов этих как х..м сбрило. Ну буржуи спрашивают, как мол так, а наш и отвечает – я, мол, пригрозил их в колхоз отправить. Такой вот печальный юмор.
Кулик. Я конечно простой солдат, не философ... но Маркс писал вроде, что людям надо есть, пить, одеваться, жить где-то... а уж потом умничать, всякую фигню изобретать. Ежели единоличники кормили всю страну, сырьём снабжали, и налоги платили исправно, на хрена их в артели сгонять? Какая этакая... объективная необходимость была?! Потребкооперация есть, оптовый сбыт есть, промтовары через госторговлю идут. Потом трактора бы в аренду пошли, сноповязалки... глядишь, потом и комбайны. Чего же ещё?
Гордов. Всё верно Григорий Иваныч, поспешили... преступно поспешили! Вот как Буха-рин с Рыковым предлагали, так и надо было делать... постепенно, без диких этих скачков. Маркс ещё кстати писал, как про нас – никакой, мол, способ производства не отмирает, не исчерпав все возможности. А Ильич что говорил? Что Россия, мол, больше страдает не от капитализма, а от его нехватки. А эти козлы совхозы насаждать стали, понимаешь... аж в киргиз – кайсацких степях!
Кулик. Ты совершенно прав, Николаич, но давай-ка без личностей... У МГБ уши длин-ные, эти особисты в любую дырку пролезут.
Рыбальченко. Да кому мы нужны, старперы... брось! А захотят шлёпнуть – и шлёпнут, хоть кричи с утра до вечера слава КПСС. Или за Родину, за Сталина. Это как волки, кого поймают, всех сожрут... а не сожрут, так разорвут, на всякий случай. Про запас.
Гордов. Вестимо так! Давайте ещё по маленькой, а то совсем тошно. На душе собаки скребутся.
Рыбальченко. Да уж, чего там. Сегодня нажраться сам Бог велел.
Выпивают по стакану, закусывают, доедают борщ.
Рыбальченко. Эх, борщец славный. Да с такой сметаной, с чесночком! Так вот поешь, выпьешь, и вроде всё нормально. В Багдаде всё спокойно, как пишут классики!
Кулик. Да если бы... Вот, говорят, на Чукотку два корпуса перебрасывают... все корабли во Владике мобилизовали. Зачем, Аляску захватывать? На хера она кому нужна.
Гордов. Последняя война с империализьмом, надо полагать. День и ночь готовимся, без продыху. А там, на Севере, вроде как с тылу ударим... непонятно куда.
Кулик. Ну может быть, перед таким-то побоищем, перестанут наконец-то кадры трясти? Хоть ненадолго... а там и помереть можно.
Гордов. Ну да, разбежался. В тридцать седьмом до войны тоже три года осталось... ну от силы четыре. И кого это е.ло? Главное – чтоб верхушке было спокойно, а дураков на фронт всегда найдут. Только вот чем они воевать собрались, полстраны в руинах, жрать нечего, в столице и то свет отключают кажный день.
Рыбальченко. Ну, вот на это им глубоко насрать. Народу много, трупами завалим всю Аляску... а потом других буржуев.
Кулик. Официально, в основном, хозяйство вроде восстановили. В основном...
Рыбальченко. Во-во, в основном и главном. Металла на танки и снаряды хватает, дюраль  на самолеты есть. а народ потерпит, ему не привыкать. Жить-то стало лучше и веселее.
Гордов. Ага, в который раз. Пропаганда наша совсем говно, обнаглели, на пустом месте врут. Кому, зачем? А ещё за бугор вещают, всякую х..ню. Курам на смех.
Рыбальченко. Так у них зарплата повремённая, главное пришел вовремя и сиди, штаны протирай. А что он там насочиняет, никого не трогает. Всё равно не поверят.
Кулик. Однако же есть такие, что верят. Иным мозги запудрить нетрудно.
Гордов. Это точно. А другим верить выгодно – активист или передовик какой получает тайком конвертик, или кулек жратвы. А иным слава нужна – пусть в районной газете, да хвалят, а там глядишь, и выше пойдет. Любит наша власть карьеристов всяких ползучих… а они – её. Обожают. Прямо до слёз иной раз.
Кулик. Ох, что-то уже в сон клонит. Старость не радость, давайте допьём что ли?
Рыбальченко. Да, пора, и по хатам. А то мы тут и задрыхнем.
Допивают остаток и расходятся.
     Действие седьмое (Москва, кабинет сотрудника МГБ).
Майор. Здравствуйте, гражданин Батов, заходите, не стесняйтесь. Присаживайтесь… вот сюда, к столу, тут вам будет удобнее.
Батов. Спасибо, а можно сюда, у окошка?
Майор. Ну мы же не дети, на окне пальцем каракули выводить… а на бумаге удобнее за столом писать. Не возражаете?
Батов. Да нет… а что, много писать придется? Я знаете, как-то не по этой части, простой солдат. Может кто другой сподручнее?
Майор. Вы что-то много вопросов задаёте, гражданин Батов, а здесь вопросы надлежит задавать мне! И чем точнее и подробнее вы на них ответите, тем меньше будет писанины. По крайней мере, у вас – мы сами оформим всё что надо. И как надо.
Батов. Вы меня… в чём-то подозреваете?
Майор. Нет, пока вы просто свидетель. Итак, начнем. Вы были назначены командующим 51 армией в ноябре 41 года, так?
Батов. Так точно.
Майор. А руководил всеми силами в Крыму тогда Кулик Г. И., представитель ставки?
Батов. Так точно, он. Только я не помню, он был представителем ставки, или фронта, или командующего юго-западным направлением. Как-то выпало из памяти.
Майор. Ну, это мелочи. Конечно, тот кто его направил, допустил ошибку, а кто это был персонально, мы уточним. Как только возникнет необходимость. А как по вашему, реше-ние Кулика бросить Крым и уходить на Кавказ было правильным?
Батов. Думаю да, товарищ майор. Сил было мало, снаряды на исходе, и местность для обороны совершенно непригодная. А на Таманском полуострове линия обороны короче и куда более удобная для обороны… а с флангов нас прикрывала Азовская флотилия. Да и немцам переправиться через пролив было трудно. Кулик, правда, совершал ошибки… и командовал не всегда удачно… за что был понижен в звании. Но в целом, особенно в такой обстановке, он действовал правильно.
Майор. Неужели? Как у вас всё просто – коль немцы сильнее, так будем драпать, пока не надоест. Страна большая, земли хватит. Вы знаете, какой приказ Кулик получил перед отъездом в Крым? Остановить немцев любой ценой.
Батов. Не знаю, приказа не видел. Кулик говорил, что ему приказали… в первую очередь не допустить прорыва немцев на Кавказ. Любой ценой… что он и делал.
Майор. Ну это всё отговорки, пустые формальности. Пытаетесь скрыться за букву устава, за инструкцию... приказа, мол, не видел и не слышал. А как русский офицер, советский человек, как большевик, что вы скажете? Только откровенно, как перед парткомиссией во время чистки партии. От троцкистов и бухаринцев.
Батов. Да так и скажу, как и раньше. Ну не было никакой, даже самой малой, возможно-сти тогда удержать Керчь. Особенно с теми войсками... и наличными силами. Да и зачем? Они... ну то есть немцы, тогда по всему полуострову раскинулись, и нигде прочной оборо-ны создать ещё не успели. Ведь через месяц мы отбили и Керчь, и Феодосию... да и весь Керченский выступ. А ежели противник высадился бы на Тамани, десант в Керчь был бы невозможен. Ну, с теми средствами и силами, что реально участвовали в деле. Пришлось бы большие корабли привлекать, а их и на Феодосию едва хватило.
Майор. Как-то странно у вас выходит – чем дальше немцы пройдут, чем больше земли захватят, тем легче их будет потом разбить. Где же логика? И был ведь приказ Ставки, ни шагу назад. А приказы надо выполнять, так? Об этом мы вроде уже договорились...
Батов. Так точно, товарищ майор. Но тот приказ вышел уже в сорок втором, в другой обс-тановке... когда условия войны резко изменились. Мы же уже сравнялись с гитлеровцами по производству основных видов оружия... командиры всех рангов и степеней приобрели необходимый опыт. И армия в целом... стала, как бы это сказать... современнее и соли-днее. А тогда, в ноябре 41-го, всё было совсем не так. Скорее даже, как в 812 году, в начале той войны. Кутузов тоже ведь отступал, причем без боев... месяцами. А потом собрался с силами, раз-два – и прогнал Бонапарта... почти мгновенно.
Майор. Так то Кутузов с Багратионом, а не Кулик с Батовым. Вообразили себя Ермо-ловыми, да Кутайсовыми... а сами и на Беннигсена не тянете. В общем, это всё пустая болтовня, не будем отвлекаться. Вы согласны, что в ноябре-декабре 41 года Кулик Г. И. был снят с должности и понижен в звании заслуженно, в связи с грубыми ошибками, допущенными при обороне Керчи?
Батов. Так точно, согласен.
Майор. Ну вот и пишите. Я мол, Батов Павел Иванович, как непосредственный участник событий, подтверждаю, что в такое-то время маршал Кулик Г. И. допустил такие-то и такие-то ошибки… за что и был наказан так-то и так-то. Всё понятно? Приступайте.
Батов пишет примерно полстраницы текста, подписывается, ставит дату. Майор читает, утвердительно кивает головой. Подписывает пропуск, указывает на дверь, и Батов, попрощавшись, выходит из комнаты.
     Действие восьмое (Москва, следственная часть МГБ).
Следователь МГБ долго листает дело, задумчиво смотрит в угол комнаты. Потом медленно оборачивается к Кулику.
Следователь. Конармеец, значит? Сперва скромным был, а потом вишь, вверх потянуло. Чинов и званий захотелось, хохлятская морда?
Кулик. Сам не рвался ни разу... никогда. Не отказывался... грешен, и других не отгова-ривал. А кто тогда был лучше?
Следователь. Из вашей компании конечно, все сволочи. Спрятались за Ежова, а как он вакансий наплодил, давай занимать места.
Кулик. При Ежове я тише всех сидел... боялся что кокнут.
Следователь. Жалко не кокнули, возись вот теперь с тобой. То есть при Ежове боялся, а потом осмелел… баб завёл кучу. Со шпионками  любовью баловался.
Кулик. Да какие шпионки, вы о чём? Не было такого!
Следователь. Было-было, не увиливай. Вот ещё в Крыму своровал добра кучу, жратвы. Коньяку на сто тыщ… как стоко выпить-то можно? Неее понимаю…
Кулик. Так по вашему, командарм должен впроголодь жить? Шарить по сусекам кусок хлеба… а кто командовать будет?
Следователь. Ха, кусок хлеба! Генеральского пайка мало было? А как другие обходи-лись? И ведь поболе тебя в чинах были, да и в заслугах.
Кулик. Да так же, как и я. Тащили, что плохо лежит. А так бы это врагу досталось… мы же брали то, что гражданские власти бросили. В прифронтовой полосе.
Следователь. Надо было отправлять в тыл… или в общий котел. И сообщать про такие власти, что народное добро бросали, куда надо. В органы. А с генералами, что тащили всё подряд, ещё разберемся. Крюкова вон посадили, и других сцапаем. Только вот, гражданин Кулик, в твоём деле воровство – дело десятое, есть обвинения поважнее. Антисоветская пропаганда, клевета на народную власть, борьба с колхозным строем и кадровой полити-кой партии. Вот так вот, что скажешь?
Кулик. Да какая ж это пропаганда… ну ругался спьяну… на отдельные недостатки, не имеющие принципиального характера.
Следователь. Ну конечно! А распустить колхозы кто предлагал? И ругался, что мол, всех подряд в отставку шлют, сажают почём зря… а на ответственные посты всякую шваль ставят, политруков недорезанных?
Кулик. Против колхозов никогда не говорил… критиковал уравниловку… что ещё не везде реально платят по труду. И всё. И по кадровым вопросам… выразил несогласие с отставкой отдельных лиц. Кои, по моему мнению, ещё могли быть полезны в войсках. И кое-кто мог бы работать на более высоких постах… чем сейчас. Вот и всё.
Следователь. Ну, на вышку и этого хватит. Уразумел?
Кулик. Да как же так… за что?
Следователь. За красивые глаза! Но у тебя есть шанс – расскажи нам о своих подельни-ках, раскрой всю организацию, покажи, кто вами руководил. И это зачтётся на суде.
Кулик. Да какая организация… сидели дома три старпера, водку пили и болтали. Всякую ерунду. Я эти разговоры и всерьёз-то не принимал.
Следователь. Не принимал, как же… это сейчас ты дурачком прикинулся, а тогда? Что же вы часами сидели, о чём шушукались? Не о бабах же… сам говоришь, старперы. Вам бабы уже ни к чему… да и водки много не выпить. Значит, заговорщики.
Кулик. Ну это вы зря… за всех не скажу, а сам лично большой охотник. И до баб, и до водки… и до жратвы. Вот и по виду мужик крепкий… шестидесяти ещё нет. Это же не я… сочиняю, все так говорят. Ну, многие… даже вот совсем незнакомые порой.
Следователь. Ага, крепкий! Лучше скажи толстый. И до шестидесяти осталось с гулькин нос. Так что не придуряйся, пиши что знаешь, про всех и про всё. Пока жив.
Кулик. Да я уже всё сказал… Каюсь, болтал лишнее, но прошу снисхождения… готов искупить свою вину. На любом посту… хоть простым солдатом. Или рабочим.
Следователь. Простым зеком, ежли повезёт. Очень. В общем, тебе десять минут на раз-думья… я выйду по делу, а ты тут соображай. Зовет кого-то из коридора. Вот, посиди с подследственным, и чтоб всё было в норме. Я скоро вернусь. Выходит из помещения.
Кулик. (про себя, шепотом) Сволочи, христопродавцы… за что? Господи, что же будет? Неужели конец? Ничего святого у них нет, гады. Зверьё, черти немытые. Да что я… делают, что прикажут… рыба тухнет с головы. Но не все же такие! Что же делать… как быть?! Башка трещит, ничего не пойму… страшно. Кладет голову на колени, обхватив её руками, и замолкает. Потом слышатся глухие звуки, похожие на стон или плач.
     Действие девятое (Москва, Военная коллегия верховного суда СССР).
Чепцов. Добрый день товарищи, проходите, садитесь. Не волнуйтесь, чувствуйте себя как дома. Мы вас вызвали по поводу реабилитации, можно сказать даже... что с вами?
Ф. Ох, извините... никак не ожидала... чуть не разревелась. Так это неожиданно...
К. Да, знаете... как-то непривычно. До того сюда ведь вызывали совсем за другим.
Чепцов. Ну, эти времена прошли... к счастью. И надеюсь, что навсегда. Вы не предста-вляете, какие бывали моменты! Вот например, в 41-ом году, летом... заметьте, уже вовсю война шла. Так вот, судили мы Михаила Кедрова, старого большевика, соратника Дзержи-нского. Он уже сидел полгода... или больше, но никаких обвинений ему не предъявляли... или ничего доказать не смогли. И вот теперь суд. Все обвинения были нелепы и бездо-казательны... просто голословны. Вы понимаете, во всём деле ни одного доказательства вины, самого завалящего! И военная коллегия его оправдала... единогласно. А потом Берия приказал его убить... втихаря. Мол, война всё спишет. И ведь всё так и вышло –  расстреляли совершенно невинного человека, и никто и пикнуть не посмел.
К. Да уж... просто ужас. А вы нас вызвали случаем не из-за Григория Ивановича Кулика?
Чепцов. Именно из-за него, родимого. Недавно Верховный суд пересмотрел дело Кулика Г.И. Все выдвигавшиеся ранее против него обвинения... не подтвердились, и признаны ложными и недействительными. Посему приговор в отношении Григория Ивановича отменен - в связи с отсутствием состава преступления. То есть товарищ Кулик полностью реабилитирован, о чём вам и сообщаю... вполне официально. Примите мои поздравления. Жаль конечно, что реабилитация посмертная, очень жаль... но делать нечего. Тут мы, увы, ни в чём не властны.
Ф. Ох, слава Богу! Наконец-то. Вы не поверите, я два года этого дня ждала... даже больше. Как отменили дело врачей... и их всех выпустили, я и решила... про себя, что и Григория простят. Вот и дождалась, слава Богу! Даже не верится...
К. Да, как всё здорово вышло. Но ведь Григория Ивановича обвиняли и до ареста... что-то там на Волховском фронте было, осенью 41-го? Кажется… в октябре. И с выходом из окружения, ну летом 41-го, были проблемы...
Чепцов. Ну, во-первых, Кулика не простили, а реабилитировали, его просто не за что прощать. Согласитесь, это разные вещи. При отступлении, по словам некоторых товари-щей, маршал якобы переоделся в крестьянскую одежду и спрятал документы подальше. Но мы же не знаем, в каких условиях они выходили из окружения... может, по-другому было просто нельзя. И в любом случае, это не криминал. И про Волховский фронт. Да, Георгий Константинович Жуков считал, что маршал Кулик медлил с наступлением, дей-ствовал нерешительно, и порой неумело. Но это были упреки и разговоры... так сказать, частные мысли. И никаких оргвыводов сделано не было. Ведь официально Григория Ивановича перевели в Крым не в качестве наказания, а так сказать рабочим порядком... то есть это была обычная перестановка кадров. Одна из очень многих.
К. Но ведь за Крым он как раз пострадал? В звании понизили, хотели вроде в отставку отправить... чуть не посадили.
Чепцов. Надо сказать, что в Крыму Григорий Иванович действовал в общем правильно, хотя и ошибался порой. Но в столь сложной обстановке сие неизбежно. Недавно мы зап-росили сотрудников Генштаба, и они подтвердили, что удержать полуостров было нельзя. Ну, с теми силами и средствами, кои были в распоряжении маршала. Причём прислали официальное заключение. А вот если бы в Крыму наших грохнули, то немцы легко бы высадились на Тамань. А в то время это привело бы к катастрофическим последствиям... всё было бы куда хуже, чем в 42-ом году. Что собственно Григорий Иванович и написал весной сорок второго... когда от него потребовали отчёта. И вот теперь, к счастью, под-твердилось, что в этом деле он был совершенно прав.
Ф. Ну слава богу... я всегда почему-то считала, что он невиновен.
Ж. То есть выходит, что Григорий всё делал правильно?
Чепцов. Да нет, что вы. Ошибок было море, и неправильных решений уйма. И прибара-хлился он на казенный счёт изрядно... вообще, откровенно говоря, Григорий Иванович был плохой полководец... хотя хороший организатор, волевой человек, не уклонялся от ответственности. Но, по гамбургскому счету, кто из наших вояк не ошибался... иной раз невольно? А Ворошилов с Будённым, например... ещё хуже. А главное, судили-то его, и его подельников, совсем за другое. Якобы за антисоветскую пропаганду, клевету на КПСС и охаивание кадровой политики партии. И ещё за призывы распустить колхозы.
Ф. А что там было... на самом деле?
Чепцов. Да ничего особенного. Они с Рыбальченко и Гордовым критиковали реальные ошибки и извращения... ленинской линии, особенно в кооперации. Ну говорили спорные вещи... иногда явно неверные. Но согласитесь, это ж не повод ставить людей под наган. Тем паче, что сие были чисто приватные разговоры... дома, за стаканом водки, в очень уз-ком кругу. Никакой пропагандой там никогда и не пахло... за обеденным-то столом.
Ж. Да уж... но при Берии бывало и за меньшие огрехи людей стреляли. А уж при Ежове...
Ф. Ой не говорите, даже вспоминать страшно. Сколько людей пострадало...
Чепцов. Так мы над этим и работаем. Не одного ведь Кулика реабилитировали, уже мно-гих. И работы впереди непочатый край. Но надеюсь... законность восторжествует. И все невинно осужденные выйдут на свободу... а остальных реабилитируем посмертно. К вели-кому сожалению… но увы. Мертвых не вернуть.
Ф. Дай-то Бог... огромное вам спасибо! За всё... ну и за Григория в частности.
Чепцов. Не стоит благодарности, право. Это наш долг. Честно говоря, не очень приятно копаться в таких делах, но надо. А официальную справку о реабилитации вы можете получить у моего зама, это в соседней комнате. Все бумаги уже готовы.
Ж. Спасибо... тогда мы не будем вас больше задерживать. Всего хорошего!
Чепцов. До свидания. И если узнаете еще о каких-то нарушениях, немедленно к нам. Всё рассмотрим и проверим, никого в беде не оставим. Всего хорошего!
Посетители жмут руку Чепцову и гуськом выходят из кабинета.
     Действие десятое (окрестности Котласа, барак Котласского ИТЛ).
Н. Здорово дружище, новость слыхал?
И. Какую это новость? Баланду гуще сварили?
Н. Да не… Кулика, говорят, реабилитировали, с ним вместе ещё кучу военных, кого-то выпустили... маршала Яковлева в том числе. Может и до нас дойдёт?
И. А чёрт его знает... Яковлева-то и адмиралов выпустили сразу, как усатый сдох, и врачей тогда же. И Галлера, Льва Михалыча, простили с ними же. А теперь, вишь, не торопятся. С Куликом вот два года возились... если не больше, когда-то до нас дойдут.
Н. Может быть... хотя чем дальше, тем быстрее. И усатого хвалить перестали вовсе, и про культ личности говорят, про нарушения соцзаконности на каждом шагу... как будто у нас когда-то где-то законность была. В Рассее-то матушке.
И. Ну, в двадцатые годы... до шахтинского дела, всё же лучше было. Судили хоть как-то, вину доказывали, причём каждого подозреваемого индивидуально. Были, конечно, экс-цессы, даже в мирное время, но редко. Про каждый такой случай разговоров было на месяц. А в 32-ом перемерла куча народа, и всем плевать. А чем дальше, тем больше.
Н. Не говори! И при царе... пусть военно-полевой суд, но всё же суд. Офицер свидетелей слушал, подсудимого допрашивал, улики смотрел. А большую часть старались всё же судить нормальным порядком. Да вот народники, что царя убили... их же поймали с по-личным, и вину никто не отрицал, улик было море. А судили их три дня, да ещё потом че-тверо суток ждали – пока, мол, приговор утвердят, пока они завещания свои напишут, покаются принародно… может, попу ручку поцелуют, расплачутся.
И. Да, Вышинского с Ульрихом бы туда... да ещё во главе с Ежовым. Впрочем, и без него обошлись бы за полчаса... ну за час-другой-третий. Их всё же пятеро было, одной писа-нины... минимум минут на сорок. А уж местная тройка-то за час бы управилась.
Н. Во-во, не говори. Только их шестеро было, одна молодуха оказалась в положении. Ну и решили её посадить, мол вешать как-то неприлично. Пусть посидит в каземате, пока не поумнеет. Или уж сиди до смерти... при плохом-то раскладе.
И. Дааа, народ-то какой сентиментальный был. Сидеть-то сподручнее... чем висеть, и лес валить их не заставляли. А там глядишь и помилуют, цари тоже не вечны.
Н. Как и генсеки... к счастью. А то совсем бы народу не осталось, на воле. Появился бы какой-нибудь Союз советских соцлагерей. Или Российская федеративная зона.
Оба усмехаются. Затем И. подходит к двери, приглядывается и принюхивается.
И. Ты знаешь, вроде как доппаек готовят. И правда пожрём погуще.
Н. Ну и отлично! Знаешь, иногда так наешься, что и на волю не хочется. Там самому за себя отвечать придется... а тут сидишь себе на казённых харчах. И работа последнее время сносная вполне... а то и ваще её нет. Как на курорте.
И. Неее, ну ты загнул, курорт тут вишь нашелся. Мы же не на общих работах, иной раз кишки сводит… на пустом месте. А что до войны было, помнишь? Бараками мерли, даже зонами. Это хорошо, что немец так сильно попёр, хлопка не было, из ёлок целлюлозу для пороха добывать пришлось. И всё равно, дохли как мухи, не считая обслуги. Только через полтора года стало полегче, и то ненадолго. Потом ведь власовцы появились, всякие бандеровцы-полещуки… Ну и прибалты. А нафига мы в эту Прибалтику полезли?
Н. Ну, там морские базы удобные, мол, всё море под контролем будет. И ещё считалось, что сие укрепит обороноспособность Союза. Мол, пока немцы эти республики захватят, мы оборону укрепим, как никогда. А там и покажем им кузькину мать.
И. Ну да, показали... только они нам. За две недели всё там захватили, кроме Таллина. Да ещё местные за них пошли. А были бы отдельные страны, так воевали б за нас. Не рабо-чий полк вшивый Таллин бы защищал, а вся эстонская армия. Да и Ригу пару недель бы удержали... а то и месяц. А потом партизанили б по лесам, назло фрицам.
Н. Ну да, верно гутаришь. Нахапали сдуру, всё что могли, да всё бестолку. Лучше бы сажали да стреляли поменьше, не пришлось бы до Москвы драпать, в сорок первом.
И. Вот именно. А как ты думаешь, Тухачевского тоже реабилитируют?
Н. Да наверняка. Человек замминистра был, и польстился на копейки? Тем паче, он с эти-ми немцами воевал, бежал из плена, достиг всего, что хотел. И пошёл продаваться? Эти наши энкеведешники и соврать-то складно не могли... совсем умишком убоги. Наняли бы кого, чай, писателей в стране много... или арестованных привлекли бы, совсем задаром.
И. А им и так хорошо. Х..ли думать, трясти надо, как в анекдоте. А что-то там сочинять, придумывать – лишние хлопоты. Проще посадить, всех, кто не поверит... да хоть всю страну. Им же, так сказать, за вал платят... а на ассортимент наплевать.
Н. Да им на всё наплевать, лишь бы жратва была, водка да бабы... и всё в избытке. Вон охраны сколько, и у всех повышенная зарплата, льготы, доппайки, ни один лагерь себя не окупает. Даже Норильск, представляешь? Копают там уйму всего, говорят, платину добы-вают тоннами, и всё коту под хвост. Ну, в смысле на прокорм этих дармоедов.
И. Ага. А наш маршал-то против колхозов выступал, крыл их матом. Да ещё что-то по кадрам прошёлся, замполитов обложил. За что в итоге и поплатился.
Н. Ну и правильно. Колхоз та же зона, ну... особо мягкого режима. Никому результат не нужен, были бы бумажки в порядке, да план выполнен... формально. А откуда эти цифры взялись, и что там в заготзерно послали – всем пох.ю. А железа-то им наклепали всякого, на сто лет вперёд. Урожай должен раза в три взлететь... если не больше. И где оно?!
И. В п..де, как обычно. Однако пора жрать идти, заболтались мы с тобой, всё простынет.
Н. Точно, соловья баснями не кормят. Пошли поскорей.
Оба торопливо выходят из барака.
     Действие одиннадцатое (Москва, комната в квартире К.).
  За небольшим, но хорошо сервированным столом сидят Д., Ф., Ж., Н. и К.
К. Итак, нашего Ивана Семёныча уже не существует. Всё, что было у него хорошего… то и пропало, не помню точнее. Всё забывать стал. Даже любимого К. Пруткова.
Ж. Что это вы вдруг? В литературу ударились…
К. Да так… вспомнилось. Сегодня маршалу было бы семьдесят. Быстро время бежит.
Ф. Да не очень. Десять лет только прошло, а как всё поменялось! Даже не верится.
Ж. Да, чуть-чуть бы они поостереглись, пару – тройку лет, авось и пронесло бы.
Н. Кто знает… Сталин был злопамятен, и упрям. За три года кого хошь прибил бы, ежели было бы желание. Григорий ведь последний остался из той четвёрки, что в 38 году письмо написали… ну, в защиту военных. А это, знаете ли, советскому человеку не к лицу… особенно генералу. А тем паче маршалу, хоть и бывшему. А кстати, тот Кулик, который Тунгусский метеорит изучал, и погиб в плену, ему не родственник ли?
Ф. Нет, совсем посторонний. Да это частая фамилия, писатель ещё такой был… вот как звали, не помню. И воевало много Куликов, Григорий еще хвалился, что героев Союза было однофамильцев четыре или пять. У этого… метеоритчика был ещё брат, геолог… вроде бы он умер в блокаду… в сорок втором. И еще колхозница эта, с под Одессы.
К. Ага, которая по тридцать це с га собрала когда-то чего-то съестного?
Н. Ну да, именно. Странно всё же – у буржуев собрал фермер больше всех и нормально, через год другой обгонит. А у нас чуть что, сразу ордена, почести, шум поднимут. И всё равно жратвы мало. Они всё же правы были, когда материли колхозы.
Ж. Это когда они спьяну с Гордовым и Рыбальченко болтали?
Н. Спьяну ли нет, один чёрт. Главное, вот поняли люди, а чего наверху простых вещей понять не могут? Или просто не хотят, так им проще.
Ф. Так кем они руководить будут, ежли все всё сами станут делать?
К. Ну что вы, не так уж плоха наша власть. Вот видите, культ разоблачили, всех из лагерей выпустили… дома теперь строят везде. Надеюсь, жизнь наладится.
Ф. Блажен, кто верует… я тоже надеюсь. Но как-то боязно. А вы что скажете?
Д. Честно говоря, и я боюсь. Всё это хорошо, насчет домов и культа, но ведь хозяйство всё старое осталось. Никто не знает цен и затрат, чего где надо, и когда. Министерств куча, Госплан, Госстрой, Госкомтруд какой-то придумали, Гостехнадзор… обкомы – райкомы по всей земле, а толку? Директор огромного завода без спроса лишней бочки купить не может, и продать. Всё в руках чиновников, а они ничего не знают и не умеют. А главное – и ничего не хотят. Пальцем не пошевелят без приказа, да ещё собираться будут неделю.
Ф. Да-да… сильно сказано. Но в основном верно… мне кажется.
К. А мне не кажется. Это всё болезни роста, надеюсь. Кстати, давайте по маленькой… чтоб жизнь наладилась надолго, без войны, без культа и без разрухи с голодухой.
Все охотно поднимают рюмки с коньяком, чокаются, закусывают.
Н. Наверно да, я тоже надеюсь на лучшее. Главное, демократия и законность, сможем мы их развить и укрепить, потихоньку всё наладится. А экономика… есть-пить людям надо, одеваться, на работу ездить. Жизнь сама все лишнее сметёт, так уже было.
Д. Вашими бы устами да мёд хлебать. Вот в Сибири какую-то нефть открыли, в Поволжье её полно. Как бы нам не стать нефтяным придатком Европы, лет через 15 – 20.
Н. Да этой нефти по свету пруд пруди, местами вода дороже.
Д. Ну, это в пустыне… а вот арабы с евреями подерутся как следует, сократят поставки и цену взвинтят. Тут наши и пойдут качать, почём зря. А потом остановиться трудно будет, лёгкие деньги прилипчивы. И покупать на эти средства готовое ведь легче, чем со своим возиться. Особенно при наших работниках… и методах управления хозяйством.
Ж. Может быть… не дай Бог, конечно. чёрт его знает, как всё сложится.
К. Да уж… знал бы прикуп, не работал.
Ф. Эх, знал бы… у нас заранее ничего узнать нельзя. К сожалению. Видно, страна такая.
Н. Ладно, не убивайтесь уж так. Давайте выпьем, за упокой души Григория Иваныча.
Д. Давайте, с удовольствием! Мне кстати всё время казалось, что он в глубине души был верующим... не шибко убеждённым, но какое-то уважение к религии у него было всегда.
Ф. Ой, это точно! Он, знаете, как Чапаев в романе у Фурманова, особо не верил… в чудеса и таинства, но старался верующих не обижать. И к священникам всегда относился уважи-тельно, мол, они крестьян учили, помогали им как могли, порой и заступались за них перед помещиками. Так что давайте, за упокой его грешной души.
Все пьют не чокаясь, закусывают, некоторое время молчат, задумавшись.
Н. Да, это сложное дело – вера, неверие, безверие. У всех по-разному, многие по любому пустяку боженьку молят, а иного как жизнь не крутит, он сам по себе. Мне, мол, эта туфта неинтересна, её попы придумали для своей выгоды. А как на самом деле? Не знаю.
Ф. Да, всё это сложно… но мне кажется, что-то над нами есть. Да и священники наши – сама скромность. Это до революции они позволяли себе излишества… да и то не все.
К. Это точно. Мой брат был в Загорске, зашёл в семинарию, а там список отчисленных студентов на стене висит. За пьянство, неуспеваемость, недостойное поведение… ну, в общем, полный набор. Брат хохочет, вот мол, какие пастыри нынче падкие на соблазны. А я отвечаю, что это прекрасно, что у них так строго. Это в наших институтах – списал на троечку, и нормально, а если комсомольский активист, так можно вовсе не учиться… и не работать потом. А тут люди стараются марку держать, тем паче они у всех на виду.
Д. Да, они молодцы. Живут под надзором… под прессом, можно, сказать, но дело своё знают, и делают хорошо. Нашим партийцам бы у них поучиться.
Н. Да им-то зачем? Кабы были другие партии, тогда да. А так… монополия. Ведь если на западе партия правит лет… этак пятнадцать, даже десять, считается, что она загнила, всюду коррупция, взяточники и кумовство, никакой инициативы, всё плохо. А что же тогда о нас говорить? Иногда в местные советы не выберут какого-то идиота, совсем уж дрянного, или алкаша совсем запойного, так на перевыборах в списках опять он, и никого боле. Ну народ плюнет и дома сидит… а бюллетени-то за них бросят, есть кому.
Д. Ага. Ой, вы знаете, я тут принёс книжку про Трумена… оттуда привёз один друг. Так вот его крыли у нас, а он вполне умный политик оказывается. Ошибался… но редко.
Н. Да кто бы сомневался. Да, он злопамятен и упрям, но не дурак. Рузвельт при любом раскладе идиота себе в замы не взял бы. А можно её поглядеть?
Д. Конечно… давайте я выдержки переведу, а то язык сложный, со словарём еле понял.
Ф. Конечно, давайте! Я думаю, час – полтора всем будет интересно, правда?
Присутствующие согласно кивают. Д. приносит книгу и начинает чтение.
   Конец пьесы.