СБ2. Глава 46. Шах и мат

Глава 46. Шах и мат

***
(Л е о н и д)

Все на месте. И Матросов, и Буторин. Прошелся я по своему кабинету. Еще шаг – и обмер, обернувшись к этим идиотам лицом. Оперся руками на стол. Уставил поочередно на каждого взгляд:
- Ну, б***ь… что делать будем?
- А что тут поделать можно? – тотчас взъерошил перья Петюня. – Ты, с*ка, не мог сразу всё разузнать про этого Рогожина? Кто, что, где и как им подмазан? Нет? Ладно Вольский. И то, б***ь, тот еще геморрой на мою голову! Но Мира?! Это же п**дец! Без меня, ребята! – развел руки, немного попятившись. – Я на такое д*рьмо не подписываюсь! Тут как бы… сейчас сухим из воды выйти. А ты, Жора? Чего молчишь? – уставился на своего родственника.
Скривился тот. Не ответил. Лишь только отвернулся.
Рассмеялся я, давясь желчью, осознавая, каких трусливых крыс пригрел под боком.
- А еще этот, с*ка, тварь, - вдруг продолжил Буторин. – Мазуров. Обещал же! Уверял же, что все будет гладко, что у него все решено с этим, с этой… конской **лупой. Что этот х*р не впишется. Ан нет! Выкуси! И что теперь? Сам смылся, - захохотал цинично, - а вы, б***ь, идиоты, расхлебывайте, так?
- Да что ты про прошлое всё ноешь?! Там всё шито-крыто. Про будущее надо думать. Как дожать этого щенка.
- Какое дожать?! КАКОЕ ДОЖАТЬ? Ты вообще о чем? Ты в своем уме?! БЕЗ МЕ-НЯ!.. Без меня, ребята! Я уже всё сказал. А про «шито-крыто»: ты не загоняйся. Расслабился он раньше времени. Ну-ну. Твоя хоть и дура, но знала на кого ставку делать. Как бы не догадалась, кто за всем этим стоит, и не сдала нас. А то нам, в отличие от ЭТОГО, - кивнул вбок головой, - бежать некуда. И все наши связи сюда сходятся, - ткнул пальцем на пол. – Да и родственники наши с Матросовым, как и твой папаня, – не всесильны. Да и на *** оно им надо? Рисковать своей головой ради нас, долбо**ов: сами зал*пнулись – значит, и нам отвечать.
Колкие мгновения тишины. Режущие, убийственные размышления.
Сдался. Сдался я.
Шумный вдох. Выровнялся, отвернулся к окну. Неуверенным в истинности произносимого, но приказным тоном:
- Да не сдаст! – Немного помолчав: – Если сами не засветимся, то никто ничего не просечет. И вообще, не *** ссать – мы тоже не пальцем деланы. Если что, ребят из столицы подключу. На каждого царя – есть свой палач. А я этой с*ке… ничего не спущу. Как она меня в грязь, так и я ее, вместе с ее е**рем, – по стене размажу.

***
(В а н е с с а)

- Простите, - обратилась я к воспитательнице, разувшись и пройдя уже в саму группу. Заглянула в санузел. – А я Федю своего что-то не вижу. С ним что-то случилось, он у медсестры, или где? – сердце загрохотало исступленно, предчувствуя беду.
И вот оно – гром и молния в одночасье:
- Так его папа забрал. Серебров Леонид. Он даже паспорт показал. Сказал, что вы просили…

***
Даже не поняла, как вылетела на улицу. Лихорадочные движения, пляс пальцев по кнопкам серебристой «раскладушки» - и дико, отчаянно завопила в трубку:
- Он его забрал! Забрал! Понимаешь?!! Забрал!!!
- Кто? Кого? – ошарашено вмиг перебил меня Рогожин.
- Серебров. Федьку моего. Забрал!

***
- Котенок, пожалуйста, успокойся, - отчаянно сжимал мои руки в своих ладонях Рожа. Пристальный, молящий взор в лицо. – Мы его найдем. Непременно найдем. Да и не сделает Он ему ничего. Это его сын. Потому зверствовать не станет.
В момент вперила в Федю я взгляд:
- Он меня ненавидит. Он ко мне мириться приходил – а его откровенно послала. Унизила, как и он нас всегда унижал. Вот и мстит. Это - дикий, больной на всю голову, зверь. В нем ничего святого! Федя! ФЕДЯ, ЧТО ДЕЛАТЬ?!
- Успокойся, Малыш. Потерпи. Сейчас милиция приедет – и со всем разберется. Найдем мы его. А обувь где твоя? – нахмурился. Взор по сторонам.
- А? – вторю ему невольно, смотрю на свои ноги, что в одних лишь носках. Поджала стыдливо под лавочку ступни. Виновато спрятала очи, скривившись. – Не знаю.
- Да в группе. Вроде, это ваше, не наше, - кисло улыбнулась Воспитательница, что учтиво все это время находилась рядом со мной (пока за малышами няня присматривала), дабы вместе дождаться того, кто иной сможет за мной проследить и помочь, если что. Если мне еще хуже станет.

***
- Ну… это же отец, - развел руки в стороны прибывший участковый. – Что можем сделать? Он же не лишен родительских прав?
- Нет, - отчаянно качая головой, хриплю. – Но он нас выгнал, понимаете? – вперила пронзающий взгляд в мужчину. – Выгнал, на улицу, без копейки. Вещи за двери – и знать не знает. Отказался, а теперь… теперь просто пришел и забрал его. Он украл его. Из мести. УКРАЛ! И неизвестно, что ждет теперь ребенка. Он ему не надо. Никогда не был нужен. И сейчас ни к чему, кроме как сделать мне больно.
- Ну, это понятно, - скривился, отвернувшись в сторону. – Но вы… попытайтесь снова к нему дозвониться, или к его родственникам. Хотя бы просто поговорить.
- Да я пыталась! ПЫТАЛАСЬ! Вон все докажут! И ни с одного номера уже набирали – не берет. Он объявил войну.  Только жертва здесь не я! Не только я…

***
Чем больше на часах наматывали круги стрелки, а за окном нашей квартиры темнело – тем сильнее начинало меня трясти. Тянул уже внизу живот. В голове – сплошной дурман. Задыхаюсь.
- Малыш, я тебя умоляю. Ради нашего будущего ребенка: успокойся! Потерпи! Его ищут!
- Он его забрал! А они отказались помогать! – реву взахлеб, давясь кислородом, будто разъедающим изнутри всю меня газом.
- Я понимаю, Ванечка, - сильнее прижимает меня к себе. – Но я уже своих подтянул. Там не взять буквой закона – другими путями надавим. Малыш, котенок, очень прошу, успокойся.
- Я не могу! Я не могу! Он у него! Он его забрал! Забрал моего Федю! Понимаешь?! – вонзила убийственный взгляд, моля докричаться хоть до кого-то.
- Понимаю, солнышко. Понимаю.

***
- Ванечка, пусть тебя доктор осмотрит? – несмело, ласково прошептал Рогожин, присев на корточки напротив меня.
- А? – нервно дернулась я от него, вырываясь из плена шальных мыслей, что и как может произойти дальше. Куда тот мог его увезти. И когда, через сколько лет, и смогу ли вообще… я увидеть своего сына. Сына, которому душу в свое время отдала. Который, как оказалось, для меня значит гораздо больше, чем могу и могла себе вообразить.
- Тетя укольчик сделает – и тебе легче станет.
- Не надо, - силой оттолкнула от себя Федора. – Я беременна! Мне нельзя! – дико вытаращила я очи.
- Она знает. Она в курсе, - как ребенку, причитает, разжевывает мой благодетель. – Просто даст успокоительное.
- Я не хочу, не хочу спать! – задергалась в ужасе на месте, давясь изумлением.
- Да никто не уснет! – раздался внезапно чужой, колкий женский голос. – Просто чуть-чуть расслабитесь. А то так и до выкидыша недалеко. Вы на себя посмотрите – вас всю трясет.

***
Поддаться уговорам – и снова затеряться в сдержанной панике и ужасе. Сгорала. Я заживо сгорала от ужаса и откровенного психоза. Рехнусь. Если не уже, то скоро… точно рехнусь: ОН ЕГО ЗАБРАЛ.

- Ванесса, Ваня! – неожиданно позвал меня кто-то незнакомый. Навести фокус и уставиться в странное, пугающее своим видом, и пусть даже с доброй улыбкой на устах, лицо. Золотые коронки зубов в довершение рождали во мне еще больший ком тревоги. – Ты меня слышишь?
Молча, несмело кивнула я головой.
- Мы ищем. Его, их – ищем. Но будет быстрее, если дашь наводки. По адресам – малыша нет.
Очередной волной слезы тотчас хлынули из глаз.
Вдруг движение – и присел рядом, обнял меня мужчина, прижал к себе, сдавив в своей дюжей, цепкой хватке.
- Дочка, успокойся. Все будет хорошо. У меня… твоего возраста – шпендик тот еще. Тоже… любовь-морковь, а потом - прибегает. Вся соплях и слезах: «Папа, папа! Он их забрал». Так двое детей. Близняшки. И ниче – нашли. И даже этого вон, перевоспитали. А «твой» – не тронет он Малого. И потому что сын его, да и так: знаю я этого Сереброва.
В ужасе провернулась, вперила взгляд в незнакомца – до неприличия близко вышло, но ни я, ни он не отстраняемся.
- Ну так, - ехидная улыбка. – Земля – шарик маленький. Да и город – не так, чтобы Москва. Хотя и там – «деревня». На одном конце мотылек пукнул – а на втором уже все обо всем знают. Так что найдем. Не переживай. Лучше этого побереги. А то такой же, - вдруг разворот и залился иронической ухмылкой; вторю ему – взор на Федора, - нервный вырастет, как и папаня его. Хватит нам и одного Рожи… Пусть лучше будет здоровее да умнее. А ты думай, - и снова взгляд обрушил на меня – виновато опустила голову. – Куда мог увезти? Может, загородный дом какой, дача? Санаторий, где друзья, и можно втихую, без прописки. Не оставляя следов.
- Матросов, друг.
- Да этого… - раздраженно скривился, - сразу проверили. И родственника его, да прочую шелуху.
- Дача, - будто молнией меня пронзила мысль. Уставилась на мужчину вновь. – У его родителей есть за городом дача. Она не на них, на друзей записана – всё семейство там часто отдыхает. И даже Федьку возили.
- Адрес знаешь, покажешь?
- Адрес знаю, но не покажу. Я туда ни разу не ездила, - взволнованно.
- Ну хоть что-то, - закивал головой.
- Ладно, Вольский, - вдруг рявкнул Рогожин и подошел к нам ближе. - Харе обнимать мою жену. Дача, так дача. Поехали.
- Можно я с вами? – отчаянно я.
- Ну, а куда ж ты денешься? – улыбнулся мужчина.

***
(Л е о н и д)

Не успел я зайти в дом, разуться, не успел даже справиться у няньки, как обстоят дела (что там ребенок), как вдруг следом - звонок.
Настороженные шаги ближе. Не менее настороженный взгляд в глазок – побелел я от ужаса.
И снова настырное нажатие на кнопку. Следом, будто гром, заколотили в дверь.
Провернуть барашек замка, дернуть на себя стальное полотно:
- А-альберт… К-константинович, - заикаясь. – К-какими судьбами? – попятился я назад.
- А то ты не знаешь… - циничное.

…
Увидел. А после и вовсе увидел в окно: и этого… ее хахаля е**чего, и саму с*ку, что около машины истерики свои устраивала – все сюда, в дом рвалась.
Шумный вздох смертника – обернулся я к гостю. Махнул рукой, приглашая:
- В кабинет?

…
- Ну, ты же понимаешь, - искренне завел Вольский, едва мы скрылись за дубовой, резной дверью. – Мне на эту вашу… «ситуацию», - повел пальцем около, - пое**ть. – Глаза в глаза со мной. Замерли посреди кабинета. Не дышу. - НО… - продолжил, - этот человечек, - кивнул на выход головой, - который со мной пришел, Федор Рогожин. Если ты еще не в курсе, то он уже родственник Мире: вон как… наш молодец за него всем *опы рвал. И вот Его уже – я расстраивать не хочу. Давай по-нормальному: отдавай пацана – и разойдемся… подобру-поздорову.
- Мне Мира не указ, - отчаянно, на грани откровенной паники.
- Да ты что? – сарказмом. – И давно? – ядовитая ухмылка.
- Я буду судиться, - сдержанно, тихо.
- Да пожалуйста, – лукавая усмешка. –  Только учти… не стоит копать там, где не готов смириться с тем, что отроешь.

***
(В а н е с с а)

Суд.
Очередное заседание. И снова из пустого в порожнее: я от всего отказываюсь, от любого раздела имущества – всё принадлежит Сереброву, и не рассчитываю ровным счетом ни на что, вплоть до алиментов – ни копейки не надо. Как ранее говорила, так и сейчас твержу: только Федьку мне отдайте. Раз и навсегда – провести черту, за которой окажемся мы с ребенком, уйдя от семейства Серебровых строго в противоположную сторону.

И пусть уже прошло больше двух недель с того жуткого дня, когда я чуть двоих детей не потеряла, и чуть с ума не сошла, до сих пор от ужаса трясет, от одной только мысли, что в километре окажусь от этого чудовища. Монстра, который ничего и никого не щадит.

И вроде все было, как всегда, ничего нового, да только чуяло мое сердце – грянет гром. И вот оно – разразились небеса: втайне от меня, так что не только у Сереброва эта новость выбила почву из-под ног, адвокат наш с Рогожиным предоставил судье на общем собрании иные документы – тест ДНК. Тест, который четко дает понять, что с 99,9% вероятностью отцом Федора Леонидовича Сереброва является ни кто иной, как Рогожин Федор Романович, а не записанный в свидетельство о рождении Леонид Серебров. Да и иные факты говорят в пользу этого положения вещей: отношения между гражданкой Серебровой (до замужества – Соколовой) Ванессой и гражданином Рогожиным Федором носят долгий, неоднозначный, но откровенно выказывающий симпатию друг к другу характер (в том числе, очередная такая их (наша) встреча, вызвала разлад в семье Серебровых, отчего Леонид Владимирович и выгнал из дому в холод и голод свою законную жену и ребенка (которого, кстати, до сегодняшнего момента, искренне считал своим). И несмотря на то, что предположительно настоящий, биологический отец Маленького Федора в тот период, когда предположительно был зачат ребенок, находился под заключением, есть свидетели их публичной встречи, что, в принципе, может даже служить доказательством, по крайней мерее более подтверждает, нежели исключает, последующую их встречу в более уеденной обстановке. А все тот же Рогожин Федор намерен оспаривать в судебном порядке отцовство ребенка и добиваться признания его родительских прав относительно малыша. И мы, а вернее я, Ванесса (пока все еще Сереброва), заодно требую лишения родительских прав относительно Сереброва Леонида Владимировича, что, в принципе, должно упростить и разрешить наконец-то спор и дать оформить развод между этими двумя гражданами, то бишь нами с Лёней.

- Как, Федь?! – изумленно прошептала я ему на ухо, утопая в жарких, нежных объятиях Рогожина, едва закончился весь этот ад, и мы вышли из здания суда на улицу.
- Не здесь, котенок. Не здесь…

***
И снова отложили дело. А адвокат взялся исполнять все, что заявил на прежнем заседании. И опять время. И опять нервы.

Прошло несколько недель. Уже и пузо мое добротно округлилось. И отдышка вовсю. Тяжело, лень было вообще двигаться, а не то, чтоб на работу ходить. И Федя давно уже уговаривал бросить эту лихую затею, да только я не могла.
Узнала, узнала какой ценой всё это нам обошлось. Сколько денег на этот «трюк» ушло. Да мало всего этого. Мало… подтасовать результат. Самое страшное еще впереди… когда Серебров не поверит и примется с удвоенной силой и рвением перепроверять. И хоть Рогожин меня свято уверял, что всё схвачено, было до одури страшно. И жутко.
Федя всё продал, почти весь свой (еще не успевший толком возродиться) бизнес. Нет, конечно, главным управляющим в том магазине Рогожин так и остался (куда найти лучший вариант? что им, что нам), однако… уже появились «партнеры», если не сказать точнее – хозяева.
А потому – терплю. Дополнительная копейка явно лишней не будет. А там - осталось совсем немного – и уже скоро выйду в декрет. Хоть какая-никакая, да помощь. Гинеколог обещала подсобить – и на сохранение положить немного раньше, а то и так… все очень с натяжкой. Нервы, все эти суды, переживания – все сказалось на мне и на ходе беременности. И пусть Федя сдувает с меня пылинки, я-то уже… не фонтан. Тащу всё, как могу. Как получается. А получается – не очень.

***
Черт. Всё как-то жутко с самого утра. Живот ноет, ребенок неспокойно себя ведет. Голова гудит – наверно, опять давление.
В общем, еле добрела до работы. А там еще напарница отлучилась – стою, глажу постельное белье, гружусь всем этим. Хорошо, что Федька в обед обещал заглянуть – а значит, уже не всё так плохо.
Резко отлетела дверь – вихрем ввалился демон, дико вытаращив очи. Только и обронила я утюг на доску – попятилась в ужасе, предчувствуя собственную смерть.

- Ты! Ты! С*ка ты ушлая! Ш*лава мерзкая! Тогда, еще тогда ты мне с ним изменила! – тычет, лихорадочно тряся, какую бумажку мне в лицо. – От этого с*киного сына ублюдка родила! И еще мне, МНЕ лапшу на уши вешала! А я! А я вас содержал! Терпел! Да я! Да я вас обоих удушу! Чтоб и следа, и места мокрого не осталось! На заборе разопну, гн*ды вы е**чие!
Резво кинулся ко мне – еще сильнее скрутилась, забилась я в угол, прикрываясь машинально руками.
Окоченел, сверлит взглядом.
- Ты че, б***ь?! - бешено.
Поддаюсь, устремляю на него испуганный взгляд.
Побелел тот от прозрения:
- Реально?! Реально от него еще одну мр*зь ждешь?! Да я ж… да я ж тебя на куски сейчас порву! Заживо его достану и разорву!

И сама не поняла, как машинально кинулась вбок, смертником навстречу. Тотчас ухватила утюг и на него – отдернулся в ужасе.
- Это я! Я тебя убью! – дико завопила я, черной яростью давясь. Глаза затянуло поволокой. – Только шаг ступи – убью!

…
Влетел (как он влетел вовремя, даже спустя недели, а то и месяцы осознания всего того, что там было, – не знаю, кому молиться и кого благодарить). Влетел мой Рогожин.
Да вмиг к этому травоядному – удар в лицо, да так, что тот тотчас и грохнулся на пол. Да только уже Федьке было все равно: в сознании тот, или уже давно не в себе. Жутко, адски метелил его. И кинулась я спасать – не так ублюдка, как Рогожина, что наделает сейчас делов, подписав нам очередной приговор, да только уже не слышал, не видел – и меня раз едва не задел. Вбежали работники детсада – дворник и разнорабочий. Силой оттащили от полуживого Сереброва.
- Еще, еще раз, - задыхаясь, завопил Федя, - приблизишься к моей семье – ЧЕТВЕРТУЮ, ТВАРЬ!