Золото, гл. 8
Апрель 1911 года
Лисицкий не верил своим глазам! На судне обнаружились две пастушьи собаки – кобель и сучка, два кота, три холмогорских коровы, бык, два вола, отара овец из десятка голов, запасы продуктов, инструменты, семена ячменя и ржи. А далее находки посыпались, словно из рога изобилия! Астролябия, телескоп, две подзорные трубы, самовар, строительный и огородный инструмент, рыболовные сети. С таким хозяйством, да ещё с двумя парами крепких и умелых рук в придачу, они за лето не только обновят дом, но и построят баню и другие хозяйственные постройки, вспашут поле и засеют его ячменем и рожью. Наловят и заготовят впрок рыбу и набьют зверя.
Когда первые порывы радости от неожиданных находок прошли, Василий Лаптев вдруг сделал унылую мину на и без того суровом лице и сел на палубу, прислонившись к пеньку, оставшемуся от срубленной во время шторма мачты.
- Ты что закручинился, Василий?! – Лисицкий, напротив, был весел и полон энергии. – Мы ведь сможем жить теперь, припеваючи!
- Да?! – голос Василия был глух. – Тогда скажи мне, брат мой во Христе, как мы все это добро, Господом нам дарованное, на берег доставим?
- Эка печаль! – рассмеялся Лисицкий. – После полудня, ближе к сумеркам начнется прилив. Вода поднимется на пару саженей, и с моря пойдет сильное приливное течение. Надеюсь, что оно снимет судно с мели и выбросит на берег во-он под той скалой. Нам останется дождаться рассвета, когда начнется отлив, взломать борт, чтобы вскрыть трюм, благо инструмент для этого есть, и вывести через пролом скотину. Так что, нет причины для кручины, Василий!
Никола вдруг тронул его за рукав матросского бушлата, в который Лисицкий облачился, сменив свои промокшие и изрядно износившиеся за зиму одежды на теплую и удобную робу моряка.
- Скажи, благодетель, как мне величать тебя? Неудобно получается как-то – ты знаешь, что я Никола, отец – Василий, а к тебе нам как обращаться?
Время, проведенное на пустынном бреге в полном одиночестве, и невзгоды, закалившие тело и душу, в общем-то сбили с Сергея Лисицкого его дворянскую спесь, но теперь… Теперь у него были слуги, а значит, он по-прежнему дворянин и для них - барин!
- Зови меня барином, Никола! – сказал Лисицкий. – Ибо я принадлежу к старинному дворянскому роду, и здесь, на острове я для тебя барин, и по-иному тебе не следует ко мне обращаться. Как и тебе, Василий!
Лисицкий повернул голову в сторону Василия Лаптева и наткнулся на его твердый, почти ненавидящий взгляд.
- А мы, барин, в общинах своих все равны! – сказал Василий. – Нет у нас ни бар, ни рабов. Только Господь наш, суще в небеси, волен казнить на земле рабов своих и миловать. Человеку не дано право сие! И тебе следует придерживаться наших канонов, поскольку нас двое, а ты – один! Для нас ты ровня, а не барин. Ежели желаешь, будь с нами вровне. Ежели тебя это не устраивает, не по гордыне твоей сие, то изволь, мы тебя не неволим! Корову дадим, пару овец дадим, остальное бери сам, что пожелаешь! Но живи отдельно от нас! Вот так-то, … барин!
Лисицкий пристально посмотрел в глаза старовера, но ничего не сказал. Он знал, где искать то, что ему нужно, и отправился на нижнюю палубу.
Ружейную комнату отставной поручик нашел быстро. Взяв с пожарного щита лом, он взломал дверь, обитую жестью, и вошел внутрь… Сердце бывшего военного снайпера возрадовалось! Во-первых, он обнаружил 7,92-мм винтовку Маузера образца 1898 года с пятикратным прицелом берлинской фирмы Р.Р.Фус. Лисицкому во время службы доводилось стрелять из подобной винтовки. Он пробовал ее и на 500 метров, даже без оптики укладывая десять пуль в мишень диаметром 50 сантиметров, и на 1200 метров, уверенно поражая прямоугольник размерами 180 на 90 сантиметров. Во-вторых, он обнаружил десять пачек патронов к винтовке, по пятьдесят штук в каждой. Промысловые ружья не заинтересовали его, но вот патроны для его револьвера, которые он изрядно поизрасходовал за зиму, оказались весьма кстати.
Но главная находка ожидала его впереди… Взломав замки на широком шкафу, Лисицкий распахнул дверцу и его цепкий взгляд наткнулся на знакомую коробку полированного орехового дерева. Он много раз видел такие коробки в своей офицерской жизни. Сердце гулко забилось в груди.
- Не может быть! – только и смог сказать он, дрожащими пальцами отбрасывая защелки, удерживающие крышку коробки.
Да! В коробке матово поблескивал вороненой сталью столь привычный его руке и родной до боли револьвер «Наган»… Лисицкий взял револьвер из коробки и бережно, двумя руками прижал его к сердцу.
- Вот уж подарок, так подарок! – растроганно произнес отставной поручик. – Слава тебе, Господи!
Поручик Лисицкий, в бытность свою в полку, церковь посещал по необходимости, ибо так предписывал армейский распорядок. Шибко верующим он не был, хотя существование Бога признавал. Но сейчас… Он истово трижды осенил себя крестным знамением, и даже, пребывая в благоговейном состоянии души, подумал простить Василия Лаптева и не чинить ему зла…
Лисицкий вынул из коробки кобуру и шейный пас и немедленно водрузил револьвер на широкий матросский ремень. Он не считал пачки с патронами, - просто сгреб их все в найденный здесь же, в ружейной комнате мешок. Туда же он сбросил масленки и принадлежности для чистки оружия.
Подумав, Лисицкий все же взял одно промысловое ружье, рассудив, что если он научит Николу метко стрелять, то охотиться с ним будет проще.
Но реакция Лаптевых на оружие оказалась непредсказуемой. Любой мужчина, вооружившись, испытал бы подлинную радость, но не Лаптевы…
Едва завидев Лисицкого с оружием, Никола присел на корточки и закрыл лицо руками…
- Эй, барин, ты это брось! – крикнул Василий и стал отступать, пятясь задом. – От беса сие неподобство! Господь не дозволяет нам к оружью даже кончиком перста прикасаться!
- Ну, так я вам его и не дам! – спокойно произнес Лисицкий. – Но сам оружие из рук не выпущу, знайте!
- Тогда нам не по пути с тобой! Я посчитал сперва, что Господь тебя для спасенья нашего сподобил, но теперь вижу, что ты отнюдь не добрый ангел, а воздаяние за грехи наши! Держись от нас подальше!
Лисицкий, вторично столкнувшись со словесным неповиновением Лаптева-старшего, снова счел за благо промолчать и не вступать в перепалку, чтобы не накалять обстановку до опасного предела. Ему нужны были рабочие руки, и он не хотел их терять. Еще будет у него время обуздать строптивца, а сейчас нужно было просто дождаться приливной волны и доставить на берег столь необходимые для жизни припасы и скотину.
- Ждем прилива, господа! – бросил он Лаптевым. – Будьте готовы!
И ушел на нос судна…
Лисицкий не ошибся в своих расчетах. Приливное течение и поднявшаяся до трех с половиной метров волна со страшным скрежетом протащили судно по камням и сорвали его с мели. Расстояние до берега доблестный «Илья Муромец» преодолевал, буквально разваливаясь на ходу. И если бы берег оказался хотя бы на десяток метров дальше, судно бы не дошло до него…
«Илья Муромец» глухо ткнулся носом в скалу и здесь уже полностью развалился на части.
В быстро надвигающихся сумерках островитяне ловили на мелководье перепуганную живность и отводили ее подальше от полосы прибоя, оставив Николу у прибрежной рощи приглядывать за скотиной, чтобы поутру не искать ее по всему берегу. Когда уже совсем стемнело, Лисицкий и Василий Лаптев притащили на веревке последнее животное - упирающегося и отчаянно ревущего быка. Привязав быка к кривому стволу березы, оба упали на камни, вконец обессиленные…
Совместный труд сближает, и за время, проведенное за разборкой припасов и собирании стада, ни Лаптев, ни Лисицкий не возвращались к щекотливой теме. А может быть, просто времени для этого не было?..
Немного отдохнув и подкрепив свои силы сухарями, взятыми с борта корабля, островитяне крепко-накрепко привязали каждое животное к деревьям и отправились в хижину.
Четыре дня ушло у них на то, чтобы перетаскать с берега к хижине припасы и инструменты. Работали от зари и до темна, стремясь спасти от морских волн бесценное для них добро. Никола больше молчал, а Лаптев и Лисицкий изредка перебрасывались несколькими словами, но только по бытовым вопросам…
Продолжение следует -
Свидетельство о публикации №217100200606
Альф Омегин 15.10.2017 13:14 Заявить о нарушении