Дерево и камень. Глава 6. Яма

Звонкий девичий смех прорезал тишину и болью отозвался в ушах. Итше поморщился и ускорил шаг. Забитая доверху телега казалась предательски легкой. В первый день мен он не продал ничего. Плохой знак. Итше не соглашался снижать цену, и с ним быстро переставали торговаться. До полудня трое пытались забрать его обувь за гроши и ушли ни с чем. После полудня к нему перестали подходить вовсе.
На пороге его дома сидела Анн, что-то неторопливо зашивая, рядом с ней – сарга, чьего имени он не знал. На коленях, одетых в лохмотья, она держала дорогой платок – несомненно, краденый.
– Прочь!
Итше бросил телегу и подошел к крыльцу, намереваясь сбросить с него воришку, но Анн нарочно подвернулась под руку.
– Что на тебя нашло?! – прошипела она, загораживая Камал.
– Ты должна работать, а не болтать! – Итше схватил Анн за голову и потянул внутрь дома. Анн обхватила его запястье, чтобы не лишиться волос, и поспешила следом, запинаясь о ступени.
Законченная работа лежала на своих местах. В растерянности Итше ослабил хватку.
– Кто дал тебе право так со мной обращаться? – гневно спросила Анн, расправляя волосы пальцами. Ее глаза покраснели, от боли проступили слезы, губы сжались в тонкую ниточку. Она сунула в руки Итше свое шитье – его рабочие штаны, расползшиеся по швам, которые давно пора было починить, – подхватила кувшин и вышла в ночь. – Принесу воды к ужину.
В свете масляных ламп город преобразился и казался незнакомым. Анн прижимала к себе холодный кувшин и опасалась, что заблудилась. Ее дорога лежала в сторону Обители: несколько ручейков стекали с горных вершин в купальню, но бедняков туда не пускали, им приходилось брать воду из стоков.
До слуха Анн донесся женский плач. Свернув в соседний проулок, она услышала голоса: мужчина пытался овладеть рабыней и обещал обвинить ее в воровстве, если та закричит. Выглянув из-за угла, Анн увидела лежащий на земле платок, осыпанный звездами.
Анн почувствовала свою вину в том, что Камал попала в беду: нужно было проводить ее. Кувшин опустился на гальку с легким шуршанием. Анн вытащила кинжал, спрятанный за голенищем сапога. Страж-ваду был слишком занят уговорами и не заметил ее приближения, пока лезвие не коснулось его шеи.
– Отпусти ее.
Камал в ужасе подняла глаза и тут же от стыда закрыла лицо руками. Страж недовольно цокнул языком и отступил. Анн двинулась вместе с ним и кивнула Камал. Забыв про платок, та бросилась бежать.
– И что теперь? – спросил мужчина с легкой досадой, провожая рабыню взглядом. Лишь оказавшись один на один с противником намного сильнее ее, Анн поняла, насколько опрометчиво поступила.
Она решила попробовать ускользнуть, на бегу столкнула кувшин под ноги преследователя, и это помогло, но ненадолго: на соседней улице ждали остальные стражи.
– Стой!
Ваду обернулись на крик и выставили копья. Анн резко затормозила и попала прямиком в руки насильника.
– Ты не дала мне поиграть с рабыней! Теперь я поиграю с тобой!
Почувствовав прикосновение под платьем, Анн дернулась, но не смогла вырваться. Помощи ждать было неоткуда: стражи стояли и смотрели, как их друг забавляется с пойманной девушкой, как будто все так и должно быть.
Думая лишь о чужих руках на своем теле, Анн всадила нож в бедро стража, тот закричал и выпустил ее, но Анн все равно не удалось уйти.
– Держите крепче! – мужчина опрометчиво выдернул нож и двинулся к Анн.
– Если сейчас же не поторопишься к имга, то до рассвета не доживешь!
Кровь насквозь пропитала одежду. Анн знала, куда бьет.
– Она права. Тебе нужно к имга, – мужчина с седыми висками приказал увести раненого. – Спасла рабыню, значит, – он хмыкнул и с интересом посмотрел на Анн. – Твое лицо мне знакомо. Не ты ли сегодня столкнулась с Красной Матерью в саду?
Анн промолчала.
– Можешь не отвечать. Я узнал тебя. Идем. Красная Мать решит, что с тобой делать.
На поверку Обитель Матерей оказалась безжизненным местом: бесконечные коридоры пустовали, высокие потолки сливались в огромное беззвездное небо. Единственные обитатели собрались в залитой светом зале, спрятавшись от посторонних глаз.
Страж оставил Анн с другими ваду и остановился в проеме, низко поклонившись. Его появление заставило разговоры утихнуть.
– Я привел женщину. Она вступилась за рабыню и ранила стража.
Кратко, без лишних подробностей. Никого не волновало, что произошло с безымянной рабыней.
– Я не знаю, как с ней поступить, и прошу вашего совета.
Мужской голос ответил первым:
– Она сарга?
– Нет, отец.
– Знатная?
Страж задумался и выдержал паузу:
– Одета небогато.
– Брось в яму.
– Но…
Высокий женский голос вмешался в разговор:
– Она напала на стража! За этим следует наказание! Люди должны знать свое место.
– Остуди свой огонь, солнцеликая Летсатси, – Анн узнала хриплый голос Красной Матери. – Народ любит тебя. Наша власть зиждется только на их любви. Я посмотрю на нее, Седакет.
– Да, матушка, – страж вновь поклонился и, не разгибаясь, вышел обратным шагом. Он пропустил перед собой Хейлсу и указал ей на пленницу. Что-то недоброе вспыхнуло в глазах Матери, когда та узнала Анн.
– Две встречи в один день? Что хотят сказать нам духи? – Хейлса засмеялась мелко и часто, затем подошла к пленнице и взяла ее под локоть: руки Анн были связаны за спиной. – Идите, это дитя не причинит мне вреда.
Седакет поклонился и оставил их вдвоем.
Личные покои Хейлсы были наполнены маслянистой мглой и запахами трав, хорошо знакомых имга. Красная Мать зажгла небольшую лампаду и пригласила гостью за стол. Тусклый свет обрисовал морщины на ее лице, в которых залегли глубокие тени. Вся она выглядела как живое воплощение старости.
Хейлса предложила Анн фрукты, затем вино. Та поблагодарила и отказалась от всего: неизвестно, к чему эта доброта. Красная Мать не стала настаивать.
– Седакет сказал, ты защитила рабыню. Это была твоя рабыня?
– Нет.
– Страж собирался ее наказать. За что?
Хейлса допрашивала Анн с искренним любопытством: хоть какое-то разнообразие среди бесконечных вечеров в компании воркующих Летсатси и Асмо.
– Страж пытался ей овладеть, – Анн вложила как можно больше презрения в последнее слово, надеясь, что Хейлса, как женщина, хотя и старая, поймет и разделит ее негодование. Но этого не случилось.
– И что? Она рабыня. Вероятнее всего, сарга. Он ваду. Он мог убить ее после и был бы в своем праве.
Анн зло рассмеялась и стиснула зубы, чтобы удержать слова, вертевшиеся на кончике языка: «А что бы Вы сказали, будь это Ваша сестра, Черная Мать?».
Хейлса по-своему поняла ее ответ:
– Значит, дело в этом.
Она схватила Анн за подбородок и грубо повернула к себе, придвигая лампаду ближе к лицу пленницы. Она приняла слишком много детей в свои руки и знала, как распознать род.
– В тебе много красной крови. Но есть и черная. Чья она? Отца? Матери? – Анн дернулась и спряталась в тень. – Матери! Но ты слишком юна, чтобы родиться до предательства сарга и слишком белокожа для жизни в горах среди изгоев. Кто ты? Кто твоя мать?
Мысли закружились в голове Хейлсы как ворох пылинок в луче солнечного света. Из памяти всплывали истлевшие образы: в полумраке волосы Анн казались совсем черными, черты лица потеряли остроту и смотрели глазами призрака прошлого.
– Кто твоя мать? – повторила Хейлса. Она сгорбилась и нависла над столом, словно хищная птица.
– Я не знаю.
Анн сказала правду: ее нашли возле тела мертвой матери, спросить имя было не у кого. Но правда не помогла: Хейлса бросилась на нее, схватила за ворот и хлестала по щекам, повторяя свой вопрос раз за разом. Анн знала, что старухи надолго не хватит, и терпеливо ждала.
После очередного удара ткань выскользнула из слабых рук и Анн повалилась на пол мимо кресла. Хейлса осталась стоять, глядя на нее сверху-вниз. Она не была уверена, кто знает ее секрет, но не хотела рисковать.
Схватив нож со стола, она двинулась на Анн, но тут же сама себя остановила:
– Нет. Имга не должны иметь дел с мертвецами. Второй раз я подобной ошибки не совершу. Седакет!
Страж появился мгновенно, словно стоял прямо за дверью.
– В яму ее.
– Но, матушка...
Хейлса отвесила ему пощечину. Удар не причинил боли крепкому воину, но обидой отозвался в душе.
– Да, матушка.
Коридоры под Обителью уходили далеко под землю. Белоснежные галереи сменились грубо вытесанными в скале проходами с редкими деревянными подпорками: нутро горы было похоже на муравейник.
Свет факела выхватывал из темноты прибитые к стенам оковы с короткими толстыми цепями. Так вот, что такое «яма»: каменоломня, холодная могила, расположенная прямо под Обителью милосердных Матерей. Да и милосердных ли?
Крики надсмотрщиков зазвучали громче, на пути стали встречаться небольшие телеги, наполненные каменной крошкой с редкими проблесками хьязинтов. «Сколько еще драгоценностей спрятано под Виталищем Зверя? – думала Анн. – Где предел человеческой жадности?»
Седакет установил факел в металлическое кольцо и усадил Анн на холодную землю. Он продел ее ногу в оковы, но закреплять их не стал. Разрезая веревки на руках, он прошептал:
– Пусть духи накажут меня за непослушание, но я не вижу проступка в твоей храбрости. До утра ты должна бежать. Иди обратно к Обители, в галереях сверни направо. Коридоры выходят к стокам – так ты выберешься.
Анн хотела спросить, что все это значит, но не успела: к ним приблизился надсмотрщик.
Грузный мужчина в перевязанных веревкой штанах шел, переваливаясь с ноги на ногу. По голой груди струился пот, через плечо он перекинул плеть, с которой на спину стекала чужая кровь. Уродливый тройной шрам пересекал левую щеку: зверь или человек едва не лишил его глаза.
Седакет прикрыл оковы подолом юбки и поднялся ему навстречу:
– Тилло, вот и ты! Эту девушку прислала Красная Мать. Велела обращаться с ней хорошо: в ней течет красная кровь.
Интерес, с которым Тилло разглядывал Анн, мгновенно пропал. В яме он был всевластен и брал, что хотел, но не трогал родную кровь. Седакет знал это.
– Идем, я угощу тебя добрым напитком.
Страж положил руку на плечо надсмотрщика и повел его прочь из галерей, громко разговаривая по пути, чтобы пленница знала, когда они отойдут достаточно далеко.
Когда все затихло, Анн проверила оковы – не закрыты. Случайно или нарочно, Седакет оставил ей факел, и Анн взяла его с собой.
В галереях было светло: белый камень отражал лунный свет, струившийся из расположенных под потолком окон, – так что от факела можно было избавиться. Анн металась по коридорам: все колонны выглядели одинаково, она не знала, куда идти. Любой шорох заставлял ее в спешке искать укрытие, опасаясь, что ее снова схватят. Но стон, донесшийся издалека, не отпугнул ее: возможно, какому-то пленнику нужна помощь имга.
Галереи выходили в просторное помещение, похожее на старый заброшенный храм, в полу которого был вырезал широкий колодец с водой, набиравшейся из-под земли.
У дальней стены на цепях висел человек. Его кожа была покрыта ожогами, а раны посыпаны солью. Вблизи Анн увидела светлые волосы и, наклонившись, узнала лицо мужчины, что преследовал ее от самой деревни. Возглас удивления вырвался из ее рта и эхом отразился от стен, многократно усилившись и пробудив пленника к жизни.
Линен поднял тяжелую голову. Кровь залила ему глаз, так что открыть его не представлялось возможным. На участке пола, который был виден из-под опущенных волос, стояли знакомые ножки.
– Смерть пришла ко мне в образе той, кого я до смерти напугал? Справедливо.
Анн отшатнулась.
– Я не хочу быть твоей смертью.
– Тогда кто ты?
– Та, из-за кого тебя поймали и жестоко пытали.
Линен дернулся на цепях, но не почувствовал в руках былой силы.
– Не кори себя, маленькая сарга. Я сам накликал эту беду. Ты не сможешь меня освободить. Лучше беги, пока тебя никто не увидел.
Анн не двинулась с места. Подавив чувство неприязни к человеку, который принес ей столько проблем, она приблизилась и проверила, насколько плотно сидят оковы. От ее прикосновения заныли раны, Линен поморщился, но не сказал ни слова.
– Я могу тебя освободить. Но это будет неприятно.
– Я потерплю.
Когда камень опустился на руку, Линен лишь услышал металлический звон, но ничего не почувствовал. А потом пришла боль.
Бездыханное тело мешком повалилось на землю. Анн другого и не ожидала: как бы не храбрился незнакомец, а перелом костей выдержать может не каждый. Тем более, его силы итак были на исходе. Она долго раздумывала над тем, стоит ли сбежать или подождать, когда мужчина очнется, и обнаружила себя волокущей тело к воде: имга внутри нее настаивал омыть раны.
Тело было настолько тяжелым, что казалось, она тащила не одного мужчину, а целых трех. Анн осторожно спустилась в колодец, дно было неглубоким, и затащила мужчину в воду, не без труда повернув его лицом вверх.
Очнувшись, Линен обнаружил себя на коленях сарга. Девушка держала его в воде, сидя на каменных ступенях. Вода уносила соль, раны затягивались, силы возвращались. Даже сломанные пальцы срастались на глазах.
– Закрой глаза. – попросила Анн. Дрожащей рукой она зачерпнула воду и смыла кровь с рассеченной брови. Тот, за кем она ухаживала, пугал ее. Но он нуждался в помощи, она не могла его оставить.
– Спасибо, – негромко сказал Линен.
Анн промолчала и помогла ему встать. Незнакомец был намного выше и навис над ней огромной тенью. Анн испугалась и поспешила уйти. Все равно ее помощь больше не требовалась.
– Ты боишься меня?
Линен не понимал, почему сарга осталась, почему помогла ему после всего, что он натворил. Анн замерла и посмотрела не него снизу-вверх. Сжавшись в комок на краю колодца, она была похожа на загнанного зверька в руках охотника.
– Я не знаю, зачем ты гнался за мной, твои раны заживают на глазах – конечно, все это пугает меня!
– Я тоже напуган.
В золотых глазах незнакомца не было злости. Анн на мгновение задумалась, не поторопилась ли с выводами.
– Я не могу сказать, почему мои раны заживают сами по себе. Тайное знание не дало мне ответов, а найти живого сарга оказалось сложнее, чем я думал. Мне нужна помощь, поэтому я и гнался за тобой. Извини, что напугал тебя.
Взгляд Анн смягчился. По крайней мере, Линену так показалось.
– Мне нечем тебе помочь. Я впервые вижу такого, как ты. – Анн поспешила встать. – Нужно уходить.
Выход из галерей нашелся довольно быстро. Они оказались в диком лесу за городской стеной. Анн шла, не оборачиваясь, и надеялась, что ее не будут преследовать. Линен остался на кромке леса и смотрел ей вслед.