Остров смерти

Село Назино Александровского района Томской области. Это боль. Трагедия, сопоставимая с самыми изуверскими трагедиями периода богоборчества 20-х – 30-х годов века двадцатого. Мы теперь знаем Бабий Яр, Катынь, многое знаем. А эта беда произошла у нас под боком. На нашей Оби. Сравнить эти беды невозможно, да и стоит ли пытаться сравнить одну страшную смерть с другой, ведь ценна не смерть, а жизнь. В месте, которое сейчас называется Назинским сельским поселением, за один год погибло страшной смертью людей больше, чем жило и умерло за всю 165 летнюю историю села. И в этом его трагическое отличие от любого другого населенного пункта Томской области.

   Навигатор тут бесполезен. Пушкинских «вёрст полосатых» не было от сотворения мира. Маленькая точка на карте. Человек, который хочет оказаться в Назино, вначале должен оказаться в селе Александровском – районом центре. Только из него, по большой договоренности, скреплённой солидной суммой, лодка с хорошим мотором за 2-3 часа доставит человека в Назино. Суровая Обь. Медленно, но непреклонно подмывает она населённые пункты, которые стоят на её правом берегу. Слизывает порой целые улицы. Обнажает, напоминает людям и перезахоранивает останки людей, которые обрели свою преждевременную смерть в этих суровых местах. Чтобы не забывали. Чтобы не думали, что Назино – это просто точка на карте.

   Село Назино было основано в 1852 году, как и многие таёжные деревушки этих мест как поселение селькупов. Богатейшая рыбалка, охота. Глухари и лоси, бродящие по окрестностям села, никого не удивляют. Медведи естественно. Какая тайга без медведей. Менялись императоры. Первая мировая. Временное правительство. В мире бурлили события, которые далеким эхом докатывались до назинцев спустя многие месяцы. Керенский уже бежал в Великобританию по фальшивому паспорту, а в Назино кряжистые мужики с обветренными лицами, поглаживая бороды, неспешно судачили о нём, как о депутате государственной думы, противопоставившем себя самому императору. Новости приходили сюда хоть и с опозданием, но уже оформившиеся, состоявшиеся. Факты были холодные и весомые. Люди жили спокойные, основательные, сметливые. Дарами окружающего мира распоряжались расчётливо и глядя в будущее. Даже с приходом власти Советской в Назино мало что изменилось. Земля так и так была у крестьян. Заводов и фабрик не было. Рыба и дичь добывалась вне зависимости от развития идей коммунистического интернационала. Грибы, ягоды и орехи росли по законам природы и на планы первых пятилеток не ориентировались.

   В 1933 году пришла беда. Её предвестниками были пыхтящие и проходящие мимо дальше на север баржи, в которых на вечное поселение в глухих деревушках власть отправляла «контингент». В революционной лексике того времени контингент – это «кулаки», то есть люди, которые имели крепкие крестьянские хозяйства. Были и «деклассированные элементы» – это те, кто сам и чьи родители не были рабочими или крестьянами. Ну и, наконец, «враги трудового народа» – это адвокаты, деятели культуры, науки и искусства. Архитекторы, инженеры, богословы. Вот эти люди и были «контингент». Обобщать эти термины станут через несколько лет фразой «враг народа». В мае 1933 года к Назинскому острову на Оби, который расположен прямо напротив села, причалило несколько барж с «контингентом».

   Сейчас вряд ли возможно достоверно объяснить, почему людей не довезли до Александровского или ещё ниже по реке. Тем более, трудно объяснить, как могли высадить голодных, измождённых, раздетых людей на острове. Без одежды. Без еды. Без инструментов. Без объяснения причин и без надежды. Их просто высадили, оставили охрану и уплыли. У того, кто курил, были спички. Люди жгли костры и старались уйти вглубь острова, спасаясь от пронизывающего ветра с мокрым снегом. Через несколько дней от переохлаждения начались болезни. Еды не было. Люди обдирали кору с деревьев. Искали траву на южных склонах. Пробовали ловить рыбу снятыми с тела майками. Еще через две недели начался такой голод, что мужчины, женщины, старики и дети стали умирать десятками человек в день. Никто никого не хоронил. Лопат не было. Сил хоронить тоже.

   Старожилы Назино передали потомкам память о том, как слышали нечеловеческий вой, крики о помощи, плач с острова, но на остров местным было нельзя. Это был маршрут в один конец.

   Непостижим сейчас для нашего понимания вопрос о том, кто страдал больше. Умиравшие на острове люди, наши соотечественники, или назинцы, бессильные им помочь. Все ссыльные были с западной части Советского союза. Многие из них от безысходности входили в Обь с надеждой добраться до берега вплавь. Но Обь здесь, в мае, сразу после ледохода – это не Дон, не Днепр и даже не Волга. Не доплыл почти никто. В июне появились случаи каннибализма. Обезумевшие от голода и появившейся тучами мошкары люди бросались друг на друга со звериным воем. Они не были жителями Сибири, которые издревле умели выкуривать березовый дёготь под костровищем из бересты, который превосходно защищает в этот период лета от любого гнуса. В это же время к острову подошла баржа, с которой начали раздавать ржаную муку. Многие от голода, лишившиеся рассудка, давили друг друга в схватке за 100 грамм на одни сутки. Некоторые тут же стремительно пытались проглотить муку, но падали и умирали от удушья. Иные смешивали муку с речной водой в куске материи. Это называлось «болтушка». С мая по август 1933 года на этом острове напротив Назино обрели страшную смерть более 4000 человек. Точной цифры не знает никто. Учёт погибших не велся. В последующем от всех доставленных в живых не осталось почти никого. С тех пор Назинский остров называют здесь Островом смерти.

   Сейчас на нём все так, как и было в 1933 году. Река даже в половодье щадит его. Но после 1933 года здесь никто не охотится и не рыбачит. 80 с лишним лет жители Назино не высаживаются на его берега. Не тревожат место варварской трагедии. Невозможно туда высаживаться. На острове каждый метр стонет о боли и смерти. Даже если там будет стадо лосей и грузовик ягоды, назинцы туда не пойдут.

   Сегодня Назино – это чистейшее ухоженное село. Живут тут немногим более 300 человек. Есть и потомки ссыльных немцев и поляков, о чём говорят характерные фамилии и элементы уклада жизни. Несколько последних лет всем селом строили храм. Построили. Здесь и сегодня много рыбы и дичи. Клюква, брусника и кедровый орех, которые лежат на полках городских магазинов, собраны, в том числе, и заботливыми руками добрых назинцев. Новости тут теперь узнают вовремя. Почти на каждом доме висит спутниковая тарелка. Чистенькие, выбеленные дождями, ветром и солнцем светлые деревянные тротуары. Тут те же кряжистые мужики с обветренными загорелыми лицами. Заготавливают дрова. Выкуривают из бересты берёзовый дёготь. Растёт новое поколение ребятишек. Но кое-что изменилось. Их безоблачная до 1933 года историческая память теперь навсегда обезображена преступлением. Назинцы были бессильны его предотвратить и молятся о покое душ тех, чьи останки до сих пор на острове. Люди не бегут отсюда. Но и сюда не приезжают. Многие наши ценности – здесь цены не имеют. А многое из того, что обесценено у нас – у назинцев по-прежнему стоит дорого. На берегу Оби на перевернутой лодке сидит старенькая-старенькая бабушка. Смотрит на Остров смерти. Подле неё на берегу играют дети. Рядом стоят лодки. Мужики чинят сети. Бабушка ведь помнит многое наверняка. А может, она из тех, кто доплыл. Спросить постеснялся.