Перевал, глава 3

Открыв глаза, Илья машинально перевёл их на лежанку, где спал Гришка.

Привычка эта давно превратилась в рефлекс. Первое и главное, что он должен был видеть утром - знакомый силуэт у стены.
Если он здесь, тогда всё хорошо. Тогда впереди ещё один день. Тогда можно расслабиться и немного полежать, просыпаясь.

Но сейчас, как ни вглядывался, Илья не различал ничего, кроме безнадёжно гладкой плоскости каменных полатей. И обухом ударило:

«Пусто!»

                *              *              *


Несмотря на категорические заявления, попробовав плёток, Гришка как будто опомнился, осознал своё положение и смирился с ним. Стал работать, или делать вид, что работает, почти не хамил и вообще разговаривал мало.
Илья, первое время ступавший как по угольям в ожидании чего-нибудь нехорошего, постепенно успокаивался. Исподволь наблюдая за Гришкой, он замечал и нетерпеливую игру желваками и спешно опущенный взгляд, бликующий серой сталью от ненависти, но открытого неповиновения не было, били его реже, и старик почти уверился, что строптивый напарник взялся за ум.


Жизнь стихла, вошла в колею. Зная наизусть, что и когда нужно делать, как куда пройти и где что лежит, Илья выполнял всё автоматически, думая о своём и забывая порой даже про Ахмета, всевидящего и вездесущего.


Работа у хозяина была несложной – убирать двор да ходить за животными, но кормили плохо. Вместо привычных борщей и картошки приходилось пробавляться полужидкими болтушками из круп и лепёшками, не напоминавшими и близко домашний, настоящий хлеб.

Время от времени Илья неуклюже пытался подольститься к Сафару и выпросить какие-нибудь объедки со стола, но тот всякий раз в ужасе зажмуривал глаза и изо всей силы мотал головой, давая понять, что об этом не может быть и речи.
Гришка частенько приворовывал не спрашиваясь, и повар делал вид, что не замечает.

Всё, что удавалось украсть, Гришка съедал моментально и ему не приходило в голову хоть раз поделиться с Ильёй, отдававшем ему часть своей скудной порции, когда он, избитый, лежал без чувств.


Впрочем, и сами жители горного селения, которое пленники, не сговариваясь, окрестили аулом, довольствовались едва ли не тем же, что выделял на долю своих рабов «хороший хозяин».
Разводить огороды на тощей, каменистой почве, было сложно, держать скот – накладно. Хотя почти в каждом дворе обитала какая-нибудь живность, - козы или птица, - это позволяло разве что не умереть с голоду.
Кукуруза, в своей неприхотливости растущая и среди камней, фасоль да некоторые виды зелени – вот всё, чем простые горцы могли разнообразить меню. Плов и баранина для большинства оставались несбыточной мечтой, доставаясь в удел немногочисленным сельским богатеям.

Кроме хозяина, носившего странное имя Алабай, Илья знал ещё человека два-три зажиточных. У них имелись бараны и овцы, пастухи и прислуга, у них водились деньги, бывшие большой редкостью в ауле.
Но и они жили просто. Сытнее ели, мягче спали, имели несколько жен и проводили время в праздности, но придерживались тех же обычаев, что и небогатые соплеменники.

Суровая среда обитания не терпела изнеженности, и жители аула давно привыкли пользоваться только тем, что давала гора. Дома строили из камня, воду брали из горного ручья, а тёплые вещи и одеяла мастерили из бараньих шкур или вязали на спицах из самодельной пряжи.
Всё, что нельзя было вырастить или сделать своими руками, считалось излишним, поэтому повседневный быт поселян отличался простотой почти спартанской.

Единственное, что покупали обязательно, на что каждая, даже самая нищая семья старалась найти средства, это уголь – основной вид топлива в ауле. Зимы на высоте были холодные, а чтобы набрать веток или хвороста на растопку приходилось долго лазать среди камней или без дороги, обдирая бока, спускаться вниз по горе, туда где деревья росли погуще.
Но дрова прогорали быстро и на зиму их требовалось много. Угольные брикеты – небольшого размера прямоугольные кирпичики, – горели дольше и использовались гораздо охотнее.


Илья часто думал, что даже по сравнению с их нищей деревней жизнь в ауле очень убога. Не было ни газа, ни электричества, по вечерам помещения освещались чуть ли не лучиной, а в пасмурную погоду, стоило зайти солнцу, по двору приходилось пробираться ощупью.
За символическую плату, за тот же уголь, любой из туземцев с радостью выполнял бы простые работы, которые делали пленники, и первое время старик недоумевал, - чего ради тащиться за тридевять земель и, рискуя, вылавливать «чужестранцев», когда такого добра и дома навалом?

Пожив в ауле и ближе узнав обстановку, он понял, что хозяин держит их для «статуса», чтобы подчеркнуть свою важность.


Когда началась война в Чечне и завертелась – закружилась безумная кавказская карусель с похищениями людей, со взрывами жилых домов и телевизионными интервью террористов, иметь русских рабов стало модно, и мода эта продержалась гораздо дольше, чем мода на «мини» или «макси». Война давно закончилась, а людей продолжали похищать.
Вот и у них с Гришкой перевернулась с ног на голову жизнь только из-за того, что самолюбивый царёк захотел лишний раз показать свою власть и повеличаться перед соседями.

                ______________


Со временем к ним привыкли. Уже не подглядывали из каждой щели любопытные мальчишечьи глаза и бдительная охрана из праздношатающихся молодых абреков потеряла интерес. Гришку даже перестали сажать на цепь.

За ними вообще не особенно следили, и Илья быстро догадался, почему.

Таская воду и исполняя другие поручения, он вдоль и поперёк исходил небольшое горное плато, на котором располагался аул, и выяснил, что путей из него только два – тот, которым их привезли сюда, ведущий в селение у подножия горы, и другой, начинавшийся тропинкой позади хозяйского дома, и уводящий высоко в гору, где не было ничего, кроме голого камня и снега.
Какой смысл караулить рабов, если им и без того некуда бежать?
Если бы вздумалось им уйти по дороге, жители дружественного соседнего аула, несомненно поймали бы их и с радостью привели обратно хозяину. А уходить без дороги, в горы, - значило идти на верную смерть и только безумец мог решится на это.

Вечерами, когда не спалось и вспоминался дом, Илья не раз говорил об этом с Гришкой и тот всегда соглашался, что бежать отсюда – дело безнадёжное.

В ночь после одного из таких разговоров он и сбежал в первый раз.


Надеясь найти обходной путь и не попасться никому на глаза, Гришка пошел по тропе к нижнему селению, но его поймали ещё на полпути.
Избили обоих, но Илью больше для острастки, поэтому утром Ахмет погнал его на работу, а Гришка валялся без движения весь день.


Во второй раз упрямец подготовился основательнее, даже сделал небольшой запас лепёшек и стащил из кучи хлама в соседнем сарае ещё одно дырявое одеяло. Теперь он направился в горы, в надежде, что там его не будут искать и что по ночам, короткими перебежками он сможет обойти как-нибудь по касательной оба аула и выйти на дорогу.
Но несмотря на этот стратегический план, поймали его ещё быстрее. Ночью он сбился с пути, не дойдя даже до знакомого ручья, и люди хозяина, хорошо знавшие местность, сразу его нашли.

Снова обоим устроили экзекуцию, и снова Илья на следующий день работал, а Гришка не мог встать.

После побегов его всякий раз сажали на цепь и усиливали наблюдение, но продолжалось это недолго. Пылкие головы, в секунду разгорячась, так же быстро остывали, и праведный гнев сменялся привычным презрительным равнодушием.
Опытные горцы прекрасно понимали бессмысленность Гришкиных порывов и им было лень заниматься слежкой.

                _____________


Неудачи с побегами злили Гришку, он становился всё угрюмее. Работал спустя рукава, всем видом показывая, что делает одолжение, то огрызаясь, то ухмыляясь, выводя из себя и без того вспыльчивых надзирателей. Насыпая корм птице, половину просыпал мимо корыта, таская помои, старался побольше расплескать по дороге и, получая удары плётки, зло растягивал тонкие губы, как будто именно этого и добивался, как будто не его вынуждают покориться, а он заставляет других делать то, что ему нужно.
Однажды, когда ходили за водой, он как бы нечаянно уронил наполненный уже бурдюк. На него набросились с кулаками, вернули обратно и, избитый, он снова тащил тяжелый мешок.


Чуя недоброе, Илья усилил рвение, везде, где мог, работал за Гришку, аккуратно наполняя кормушки и не обронив ни капли из помойного ведра, но всё это помогало плохо.
Время шло, ослепительные летние дни сменялись тоскливыми осенними сумерками и нескончаемые дожди наводили гнетущую безысходность, делая и без того невесёлое положение пленников почти отчаянным.

С понижением температуры сильнее чувствовалось недоедание и пустые пресные кашки проходили как дурной сон, не оставляя воспоминаний о своём пребывании в желудке. Скудная пища не давала тепла, несчастные узники наворачивали на себя все старые тряпки, какие могли найти в соседнем сарае, и всё равно мёрзли.
Согревались только у очага или кипятком – единственное, чем, не скупясь, оделял бережливый Сафар.
Но рабам не дозволялось долго пребывать в праздности. Минуту – другую подержав у огня посиневшие руки, они торопились продолжить работу дабы не повстречаться со строгим взором, а то и плёткой неумолимого надсмотрщика.


Когда по ночам, промерзая насквозь, начало покрываться инеем маленькое окошко в сарае и от холода нельзя стало спать, Ахмет принёс большой кособокий глиняный кувшин. Вечерами Илья выгребал жаркие угли из топки под очагом, засыпал их в узкое кувшинное горло и с этим примитивным подобием батареи до утра, пока угли остынут, можно было терпеть.


Но уже после первого Гришкиного побега к старику вернулись прежние страхи и, занятый своими переживаниями, он забывал о неудобствах.
Почти все взрослые мужчины в ауле имели оружие и, старательно отгоняя мысли о том, что может случиться непоправимое, Илья следил, подглядывал за Гришкой, сам не зная, для чего ему это нужно, понимая, что ничего это не изменит, и никакая сила не остановит упрямого юнца.
Но бездействие было ещё мучительнее.

Томительное, изматывающее ожидание – вот-вот опять сбежит, опять будут бить, могут убить совсем – преследовало неотступно, отравляя кровь, подавляя мысль и заставляя каждое утро ни свет, ни заря раздирать склеенные сном веки и таращить в темноту глаза, перед которыми ещё шли последние кадры недосмотренного сновидения.


«Здесь или нет?» – вот вопрос, приходивший, казалось, раньше, чем из сонного небытия возвращалось сознание.


И теперь, глядя сквозь предрассветную мглу на пустую лежанку, Илья всем существом чувствовал, - то, чего он так ждал и боялся, - свершилось. Катастрофа, трагическая и ужасная, сметающая всё, не оставляющая надежды – она пришла, она уже здесь.
И ничто не спасёт от неё.

Почему-то не в первый и не во второй Гришкин побег, а именно сейчас с безысходной ясностью звучало внутри: «Вот и всё».

                ____________


Выйдя из сарая в полумрак промозглого серого утра, Илья увидел двух горцев, без цели слонявшихся по двору, и Ахмета.
Моросил мелкий, противный дождь, абреки хмурили брови. Заметив, что Илья идёт один, они тут же подскочили к начальнику и, нехорошо поглядывая, стали говорить.
Выслушав, Ахмет кивнул в сторону сарая.
Едва войдя, парочка пулей вылетела обратно, крича и размахивая плётками.
Догадываясь, о чём может идти речь, Илья непроизвольно стал отворачиваться, уклоняясь в сторону и заслоняясь рукой. На неё и пришлись обязательные удары, последовавшие незамедлительно.

Выпустив пар, молодые вместе в Ахметом побежали в дом сообщать новость.


Илья знал, что будет дальше. После каждого побега повторялось одно и то же с такой точностью, как будто разыгрывался раз и навсегда заученный сценарий. Потирая пострадавшую руку, он ждал, что вот-вот появится во дворе толпа, наполняя пространство говором и телодвижениями и, поколебавшись в волнах своего бессмысленного шума, расползётся на все четыре стороны. Искать…

Но появился Ахмет. Он слегка ткнул в бок рукояткой плётки зазевавшегося Илью, и несчастный раб начал свой новый день.

Неторопливый и невозмутимый, Ахмет как обычно следовал за подвластным, изредка отдавая короткие приказания и казалось, ничто в этом мире не сможет удивить его или вывести из равновесия. Даже такое экстренное событие, как побег, не всколыхнуло эту нирвану, и он никак не вымещал на Илье плохое поведение его напарника.

Сам Илья тоже старался казаться спокойным, но внутри весь трепетал. Он видел, как из дома, озабоченно совещаясь, вышла группа вооруженных туземцев во главе с сыновьями хозяина и, разбившись на несколько частей, растворилась во влажных сумерках.
Оставалось ждать, но утреннее ощущение катастрофы не исчезало, а лишь усиливалось с каждой минутой. В рассеянности от тревожных мыслей, Илья путался и ошибался выполняя самые простые задания. Подметая двор, напылил на таз, в котором пекли лепёшки и чуть не оставил хозяев без завтрака, таская помои и наполняя кормушки, проливал и просыпал, не хуже самого Гришки.
Не глядя на то, что перед носом, он беспокойно вертел головой во все стороны, пытаясь угадать, откуда возвратится погоня.


Поисковые бригады задерживались и во мраке дурных предчувствий неожиданным лучом сверкнула мысль: «А ну, как и вправду ушел?»
Но желанная иллюзия скоро исчезла, не устояв под натиском тёмных масс.

                ______________


Близился полдень, когда от ворот с улицы прошли несколько промокших мужчин с искаженными злостью лицами, волоча за руки и за ноги, как показалось Илье, окровавленный труп.
По тому, что его не бросили посреди двора, а пронесли дальше, к сараю, где жили пленники, старик понял, что Гришка жив.


Ахмет пошел доложить хозяину, а Илья, улучив момент, пробрался в своё жилище.


Гришка, прикованный за ногу, лежал на полу.
Пугало одним видом разбитое лицо, сочились кровью узкие царапины, оставленные жесткими кожаными хлыстами и сквозь разодранную одежду там и сям проглядывали разнообразной формы и оттенка фиолетовые пятна.
Взявшись за запястье, Илья ощутил слабое и нечастое биение пульса и почти одновременно с этим услышал раздающиеся снаружи голоса.
Отчитывая себя за то, что так легкомысленно позабыл о времени, он заспешил к выходу и лоб в лоб столкнулся с компанией молодых абреков, во главе которой, почтительно сопровождаемый Ахметом, шествовал сам хозяин.

От неслыханной наглости ничтожного раба, посмевшего бросить работу, да ещё и путаться под ногами, все на мгновение опешили.
Первым опомнился Ахмет, раздраженно и резко выкрикнув что-то, и тотчас на Илью обрушился целый водопад ударов, сполна воздавая всё, что недополучил Гришка.
Приникнув к стене и закрываясь руками, ползком уходил он от взбеленившихся горцев, а те, увлекаясь, хлестали всё с большим азартом.
Наконец властный окрик остановил их. Указывая на сарай, Алабай произнёс несколько слов и вскоре все оказались внутри, в минуту позабыв и Илью, и свою ярость.

Пожимаясь и потирая ушибленные места, Илья заполз за угол какой-то постройки и немного посидел там, отдыхая.
Плётка редко оставляла кровавые раны. Нужно было иметь навык и бить очень сильно, чтобы распороть кожу так, как у Гришки. Но в этот раз туземцы разозлились не на шутку и даже Илья насчитал несколько кровоподтёков.

Придя в себя, он отправился в птичник, - избитый или нет, раб не смел отлынивать от дела.

                _______________


День продолжался, похожий на тысячу других.
Илья исполнял привычные поручения, но паника уже поселилась внутри и то, что Гришка был жив, не принесло успокоения. Наоборот, теперь старик волновался сильнее, рисуя в воображении страшные казни, которые мог придумать потерявший терпение хозяин.
Ни саднящая боль от плёточных царапин, ни ноющие после избиения бока не отвлекали от этих тревожных и бессмысленных фантазий.


Однако время шло, а ничего не происходило. Алабай вернулся в дом, сопровождающие разбрелись по углам, дневной свет перешел в сумерки, а про выходку строптивого раба так никто и не вспомнил.

Поначалу Илья боялся и верить, что всё обошлось, но вскоре недоуменно спрашивал себя, – а чего это, собственно, он разнервничался? Ну, сбежал, и сбежал, - вот новость! И раньше бегал. Всё как следует, по правилу: поймали – избили - бросили отлёживаться. Через денёк – другой очухается и снова жизнь пойдёт своим чередом. И нечего было выдумывать невесть что, без причин накручивать себя…


Но туманные отголоски утренних предчувствий не умолкали, нашептывая откуда-то из глубины, что история не закончилась, что самое страшное – впереди.


Следующая глава  http://www.proza.ru/2017/10/04/316