Шкатулка с грехами

  Лиза  взяла таз с настиранным бельём и вышла на крыльцо. Тёплый ветерок  бабьего лета приятно обласкал лицо и запутался в её огненно-рыжих волосах. Вдохнув полной грудью воздух осеннего дня, пропитанного ароматами поздних цветов и сыростью перелопаченной отдыхающей земли, направилась к калитке. Открывая щеколду, она услышала сдавленный стон и хрипы. Поставив таз на землю, выбежала за калитку. То, что увидела, не удивило её, а скорее вызвало досаду.  Законный муж подруги юности, с каким-то садистским наслаждением, душил свою собственную половину. 
  У  Надюхи, прижатой к земле, лицо было иссиня-красное, а глаза вылезали из орбит. Подскочив к Ваське сзади, Лиза схватила его за уши и резко их крутанула. От неожиданности он крякнул и,круто развернувшись, впечатал свой  кулак ей под правый глаз. От такого удара она отлетела в сторону и распласталась на земле. А Надюха, воспользовавшись этим  моментом,  ужом вывернулась из- под  Васьки. И,отбежав на безопасное расстояние, вооружилась штакетиной. Лиза, встав на четвереньки и  причитая, стала подниматься. Василий оказался между двух разъярённых фурий. С  соседних домов сбегались люди. Сплёвывая и озираясь по сторонам,  он уже хотел ретироваться, но увидел, что Надька  бежит на него, размахивая штакетиной. С криком: –« Ах  ты, сучка!  Убью!», он кинулся  навстречу, но Лиза в два прыжка оказалась между ними. И в этот момент Надька  ударила штакетиной, которая угодила Лизе поперёк спины. Вскрикнув  от боли, она согнулась пополам и, всхлипывая, ничком повалилась на землю. Мужики  оттащили Ваську от верещащих баб, и повели  в конец улицы, туда, где жил его брат. Подбежали соседки, помогли Лизе подняться и дойти до калитки. Размазывая слёзы по щекам и поправляя порванное платье, подошла Надежда.
  - Лизонька,  прости меня дуру!  Ведь я хотела этого ирода огреть, а тут ты встряла. Ради Бога, прости! Пойдём, помогу дойти. Надо что-то холодное тебе приложить к щеке.   
 - Надо.  К спине ты уже приложила.
   Лиза  обняла подругу и, опираясь на её плечи,  поднялась на крыльцо. Молча, вошли в дом. Она села на табурет около кухонного стола и попросила Надю достать из морозилки кусок говядины.  Приложив мясо к ноющей щеке, посмотрела на  Надежду. Та сидела на краю стула с видом провинившейся школьницы. Лиза  вдруг вспомнила, как она бесстрашно неслась с доской на своего бугая, и её разобрал смех. Надя виновато улыбнулась в ответ. А ещё через минуту обе хохотали взахлёб, не обращая внимания на текущие по щекам слёзы. Смех прекратился  так же внезапно, как и начался.
 - Эх, Надюха, прибьёт он тебя когда-нибудь по пьяни.
 - Прибьёт,- как эхо, обречённо повторила Надя и, помолчав, добавила:
 -  Это он сегодня на похмелку деньги из меня выбивал. Свои – то все пропил.     Лизонька, мы с тобой с детства задушевными подругами были. Ты знала, что я по нему сохла. А он  с армии пришёл  и к тебе посватался. Я тебя, Лиза, ни в чём не виню. Как я на вашей свадьбе плакала!  Маманя твоя, царство ей небесное, меня  тогда утешала. Помню, говорит: «Нашла, из-за кого убиваться, порода у них гнилая, такой же гулёна  будет и стопку мимо рта не пронесёт. Не дай бог руки распускать начнёт, как его папаша.  Говорила я Лизавете, да разве вы родителей слушаете». А меня тогда тётка к своему брату в город жить отправила, подальше от греха. Работала я там в бригаде озеленителей – зимой в теплицах, а с весны рассаду цветочную по городским клумбам высаживали.
 Лиза понимала, что Надежде надо выговориться, и не  перебивала её. Хоть и жили они в одном селе, но все годы избегали друг друга. А причиной тому был Василий. Лиза поднялась с табурета, положила мясо в холодильник и включила электрочайник. Пирожки, варенье и конфеты были на столе. Разлила по чашкам кипяток, подвинула поближе к подруге коробку с чайными пакетиками.
 - Знаешь, как я обрадовалась, когда узнала о вашем разводе. Как на крыльях, прилетела к тётке. А она, оказывается,  хахалем обзавелась, и места мне в её доме не стало, хотя по закону там моя комната есть. В надежде встретить Васю вышла на улицу, дома-то у нас рядом, села на скамейку. Вижу, идёт, у меня аж сердце заколотилось, того гляди выпрыгнет. Окликнула его, он подошёл, разговорились. Сказала ему, что теперь комнату надо найти и спросила, не знает ли он кого – нибудь, кто сдаёт.  Вот так я оказалась у него и думала, что счастью моему не будет предела.  Расписались, когда двойню родила. Устроилась на работу нянечкой в детский садик.  Ребятишек в группу, на круглосуточный, так что они считай всё время при мне были. Через три года дочку родила. Сделав несколько глотков остывшего чаю, задумалась, а потом перевела взгляд на Лизу и спросила: « А как он к твоему сыну относился?» 
 - А никак. Павлушка  родился болезненный. Всё плакал, да ещё день с ночью перепутал.  Бывало, у меня руки и спина аж закостенеют. А Васька заматерится, одеяло на голову натянет и подушку сверху, или убежит к брату ночевать.  Спасибо, мама помогала. Надежда, давай чай подгорячу и пирожки ешь, твои любимые, с капустой.   
 - Ты знаешь – ничего не хочется, - и помолчав, продолжила рассказ:
-  Дети выросли, вылетели из родного гнезда, а назад возвращаться не хотят. Двойняшки Санька с Сёмой после службы в армии на сверхсрочную остались или по контракту, не поняла я. Уже пол года нет писем. Дочка в райцентре на повара выучилась и домой не хочет ехать, устроилась работать в пельменную, жильё у хозяйки снимает.
 Лиза молча разглядывала подругу. Даже в сорок пять лет она выглядела как подросток. Только её белёсые, стриженые волосы наполовину  поседели, а под глазами появились болезненные тёмные круги. 
 -  Ты вот в своё время к матери ушла, а мне и уйти некуда.  От тётки выписалась, у него прописана. Если успеваю убежать от его кулаков, то спасибо соседям, спрячут меня. А сегодня он, если бы не ты, задушил бы меня.
  -  А как ты оказалась у моего дома? 
 - В милицию бежала, хотела заявление на него написать, да в медпункт зайти, побои снять. А он дворами опередил меня и повалил около твоего забора. Вот так и смешим людей уже более двадцати лет. На людях – то я посмелей, при свидетелях и он быстрее остывает. А дома я, как бессловесная псина, в глаза его пропитые заглядываю, да каждое его желание упреждаю. Лиза? Прости, что спрашиваю. Если не хочешь, то не отвечай. Ты почему разошлась с ним? Ведь он тебя любил, да и до сих пор любит. Не отмахивайся, я это знаю.      
Лиза молча посмотрела Надежде в глаза, поднялась и ушла в комнату,   вернулась в кухню с небольшой  шкатулкой. Поставила её на стол перед Надеждой. 
 - Знаешь, что это такое, подруга?   
 - Шкатулка.   
 - Да, шкатулка с Васькиными грехами.
  Она открыла крышку – в солнечных лучах засверкали, запереливались  и заискрились ювелирные украшения - золотые серьги, кулоны, цепочки, браслеты.
 - Видишь, какая красота, а носить не могу... Вот серьги с изумрудами  – это он по пьянке в меня беременную сапогом запустил и в живот попал, а я в роддом. Тяжело расходились, то винился, то убить грозился. Не жалею,что расстались. Сын вырос в спокойной обстановке, скоро приедет с женой в гости. Бабушкой меня сделали, тоже двойняшек родили, только девочек. А это,- Лиза указала на шкатулку, - и вспоминать больно, не то, что носить. Здесь всё – мои бессонные ночи, его измены, оскорбления, мои слёзы.
  - А я, Лиза, думала, что это бред сумасшедшего, когда он, пьяный, орёт, что спину на халтурах ломал, чтобы озолотить дуру  неблагодарную.  Что-то неспокойно у меня сегодня на душе, да и в огороде ещё конь не валялся, пойду я.
  - А, Васька?   Не боишься? 
 - Да он сегодня уже не придёт, ему через час на дежурство в пожарке заступать.  А это рядом с домом деверя.
  - Ну, если что прибегай, ко мне он не сунется. А я сейчас бельё на веранде развешу, да помидорами займусь, хреновину буду делать, мои любят. 
  Спать Лиза легла ближе к полуночи. И приснился ей Василий, да как-то странно. Как на фото, по грудь, на фоне круглого светящегося белого пятна. Молодой, красивый, смотрит и улыбается. А Лиза его так строго спрашивает: «Кто тебе разрешил сюда приходить?»  Он отвечает: «Я стучу, стучу, а ты не открываешь».
  Сквозь сон она услышала, что кто-то действительно стучится, в входную дверь. Лиза вскочила с кровати и, накидывая на ходу халат, подошла к двери. Посмотрев в глазок, увидела на крыльце   Михалыча,  начальника отделения в пожарной охране. Кутаясь в халат, открыла дверь. 
 - Елизавета,  извини меня, но ты нам очень нужна. За калиткой стояли две женщины из конторы.          
   – А, зачем я вам, что случилось? 
   - Так это... у Надюхи –то, подруги твоей,... горе.
   - Что случилось , говори толком.
   - Да, Василий того, помер.
   - Васька? Умер?
   - Да. Смена пришла, а Василий спит на диване,  на полу бутылка с недопитым самогоном, видно, на опохмелку оставил. Будить его стали, а он уже холодный. Вызвали медсестру, милицию, начальство, в общем, увезли его  в районный центр.
   Двери в дом к Надежде были приоткрыты, но на стук не ответили. Они вошли, Нади в доме не было. Пахло свежесваренным борщом, видно, ждала хозяина. Она появилась на пороге с пучком петрушки.
 – Доброе утро, гости дорогие. Если насчёт выборов, так у меня уже были.
 - Ты присядь, Надюша, разговор к тебе есть.
 - Да некогда мне рассиживать, Вася сейчас придёт, вот петрушку в борщ закинуть надо. 
 - Наденька, ты присядь – Михалыч придвинул к ней стул.

  Недоумённо переводя взгляд с Михалыча на женщин, она осторожно опустилась на краешек стула. Подошла Лиза, обняла подругу и тихо произнесла: « Нет больше Василия, Надюша».
  На следующий день, с утра, оставив Надю на соседок  и медсестру, Лиза забежала домой переодеться. Михалыч  с мужиками на машине заехали за ней и отправились за покойным в райцентр.   Там, проезжая мимо ювелирного магазина, она попросила остановить машину и подождать её. Зашла в отдел скупки и, предъявив паспорт, высыпала на прилавок содержимое  шкатулки. Передавая деньги Михалычу и, увидев его вопросительный взгляд, коротко сказала: « Здесь хватит на всё. А Надюхе, если спросит,  скажешь - люди собрали».