Ангел-хранитель гл. 15-20

***
- Прошу, - ответил молодой мужчина в деловом костюме на стук в дверь кабинета.
- Анджело Химмель, сэр, - войдя, представился стройный белокурый юноша, - к Вашим услугам, директор Мартинес.
- Исполняющий обязанности директора Мартинес, - Анджело усмехнулся. - Невелика честь быть здесь директором, не так ли? - спросил мужчина в костюме.
Анджело прошел к директорскому столу и опустился на свой родной стул напротив, закинув ногу на ногу.
- Кажется, я не давал Вам позволения сидеть в моем присутствии, господин Химмель.
- Кажется, я о нем не спрашивал. Простите, сэр, - ответил Анджело, но не поднялся.
- Господин Химмель, будьте так любезны, потрудитесь объяснить свое вызывающее поведение.
- Слушаюсь, господин Мартинес, хоть и не обязан. Видите ли, Вы не директор здесь, господин Мартинес. Я подчинялся только директору Таннеру.
Мартинес нахмурился, его лицо побагровело.
- Как же, господин Химмель, мы все имели удовольствие видеть это не далее, чем в понедельник.
- Это была чудовищная ошибка, сэр. Он воспользовался моим доверием, господин Мартинес.
- Исполняющий обязанности директора Мартинес, я настаиваю.
- Надеюсь, этот профессор Таннер получит по заслугам, господин Мартинес.
Анджело прямо смотрел на Мартинеса. Ему не удавалось скрыть насмешку за улыбкой, или же он специально демонстрировал исполняющему свою иронию, в любом случае, Мартинес на провокацию не отвечал.
- Господин Химмель, не сомневайтесь в этом. Правосудие не оставит безнаказанным никого, - Мартинес указал на толстую опломбированную папку, - Вы знаете, что это такое?
- Полагаю, мое личное дело, сэр.
- Верно, господин Химмель. Вы догадываетесь, почему оно опломбировано?
- Полагаю, у Вас есть для этого личные причины, господин Мартинес.
Исполняющий, все еще багровый, теперь бледнел.
- Здесь, - он постучал указательным пальцем по папке, - кроется намного больше причин, нежели в моем к Вам личном отношении. Хотя не стану скрывать, Вы мне весьма несимпатичны, Химмель.
Анджело снова усмехнулся.
- Я и не рассчитывал на Вашу снисходительность, сэр. Спасибо за Вашу откровенность, сэр.
- Господин Химмель, - Мартинес откинулся в кресле, - я вызвал Вас для того, чтобы уведомить об утверждении приказа о Вашем исключении из заведения за сегодняшней датой и моей личной подписью. Как видите, Ваше дело уже опломбировано для сдачи в архив. Завтра я, как полагается, лично свяжусь с Вашей семьей и так же поставлю ее в известность. Вы можете быть свободны, господин Химмель, разумеется, от занятий Вы отстранены. Всего доброго.
Анджело вскочил и оперся руками о стол.
- Да как Вы смеете, сэр, - зашипел он, - я - лицо этой забегаловки, лучший выпускник за всю ее никчемную историю. Кто Вы такой, чтобы брать на себя смелость решать это? Немедленно отвечайте!
- Вы правы, господин Химмель, - теперь усмехнулся Мартинес. - Разбираться во всем этом не в моей компетенции. Но в моих обязанностях как временного директора - навести порядок в этой, как Вы смели выразиться, забегаловке.
- Так и наводите, господин Мартинес, а не пачкайте тут сами, сэр.
Мартинес встал и, точно так же оперевшись руками о стол, в упор смотрел на Анджело.
- Господин Химмель, Ваша самоуверенность, агрессия, Ваши попытки манипулировать - все это не поможет Вам вывести меня из равновесия. Чтобы Вы понимали - я полжизни работаю с самыми трудными подростками с серьезными социальными и личностными проблемами, поверьте, Вы с Вашими инфантильными претензиями не вошли бы даже и в первую сотню.
Мартинес снова постучал пальцем по личному делу Анджело.
- Я читаю между строк, господин Химмель. И знаете, что там затерялось? Имена господина Олдбри и господина Ранфила, и это, пожалуй, объяснимо. Единственное, чего я никак не могу понять, - это что за влияние Вы имели на профессора Таннера (кроме, разумеется, того, что мы видели в понедельник), что он не только спускал Вам все с рук, но еще и с таким риском оправдывал Вас.
- Ваши  трудные подростки окончательно забили Вам голову своими социальными и личностными проблемами, господин Мартинес, - язвил Анджело, сверкая темными глазами, - здесь и близко нет ничего подобного. Профессор Таннер был справедливым и ответственным директором, а я - лишь жертвой обстоятельств и людей. А вот Вы, господин Мартинес, показываете себя очень непрофессионально, сэр.
- Что ж, похоже, мне придется принять этот груз и жить с ним, господин Химмель. Вы отчислены с формулировкой "систематические тяжкие нарушения режима; категорически неподобающее поведение и подрыв дисциплины". Благодарите за это бывшего директора Таннера, стабильно наказывавшего Вас ежемесячно в течение последнего года. Без этой лазейки я вынужден был бы назвать реальные причины Вашего отчисления, - Мартинес в третий раз постучал пальцем по папке, -  и в приказе, и в личном объяснении с Вашей семьей. Впрочем, я все еще могу сделать Вам это одолжение, если хотите.
- Сделайте одолжение и лично объяснитесь сначала со мной, господин Мартинес, сэр, - сказал Анджело и сел обратно на стул.
- Что ж, похвально, господин Химмель, что Вы сохраняете способность мыслить рационально, - он тоже сел на место.
- Видите ли, господин Химмель, - начал Мартинес, - я не могу знать, как долго царит в вашем заведении этот, простите великодушно, дом терпимости. Но я склонен считать, что вращается он именно вокруг Вас около по крайней мере полутора-двух лет. Чтобы проверить свою теорию, я не располагаю ни временем, ни, честно сказать, желанием, поэтому намерен просто избавиться от Вас. И как Вы сами справедливо заметили, полномочий мне недостает, так что и раздумывать о последствиях для школы, для Вашей дальнейшей судьбы, для авторитета Вашей семьи и всем прочем - не в моей компетенции тоже, это касалось только профессора Таннера. Есть ли у Вас вопросы ко мне, господин Химмель?
Анджело молчал и не сводил глаз с исполняющего Мартинеса, но взгляд его был направлен куда-то внутрь себя. Так прошло несколько минут. Наконец, он сказал:
- Есть. Могу ли я повлиять на Ваше решение и каким образом, сэр?
- Благодарю Вас за Вашу сознательность, господин Химмель, я очень ценю это, - ответил Мартинес, - но, к сожалению, все, на что Вы можете повлиять, - это лишь окончательная формулировка приказа о Вас. Извините, господин Химмель, поверьте, дело вовсе не в Вашей сомнительной личности, а в том, что я не нуждаюсь в лишних проблемах, заступая на этот пост. Извините, еще раз.
Анджело медленно поднялся.
- Позвольте удалиться, исполняющий обязанности директора Мартинес, сэр.
- Разумеется, господин Химмель, - Мартинес встал и сделал несколько шагов по направлению к двери.
- Но прежде, чем Вы будете свободны, позволите ли Вы мне на правах старшего дать один совет?
- Прошу Вас, господин Мартинес. Если, по-Вашему, я в этом нуждаюсь.
- Еще как, господин Химмель, потому как пока что Вам всего лишь здорово везло. Вы еще слишком молоды и наделали слишком поспешных выводов. Запомните раз и навсегда: на каждого умного всегда найдется умнее. Никогда, слышите, никогда даже не вздумайте противостоять раньше времени тем, кто Вам не по зубам. Запомнили, Энджи?
- Да, господин Мартинес, спасибо, господин Мартинес. Я ценю это, сэр.
Мартинес придержал дверь, выпуская его, и Анджело быстро вышел прочь из кабинета.
- Всего доброго, господин Химмель.
- Прощайте, сэр.
Энджи. Что Мартинес хотел этим сказать? Анджело никак не мог взять в толк, унизил ли его исполняющий таким образом или, наоборот, приласкал. Впрочем, ему было все равно. Это было бы важно, будь у него варианты, но их не было - теперь он свободен.

***
Дела оборачивались не просто плохо, а полностью против него. И еще этот чертов Мартинес со своими нравоучениями. Он ясно дал понять, что с ним лучше не связываться, хотя Анджело и так не собирался, даже несмотря на отчисление. Просто ему было плевать и на этот приказ, и на этот упущенный диплом, и вообще на всю эту конторку. Он достаточно умен и рассчетлив, чтобы устроиться в жизни каким угодно другим удобным способом. Но то, что ждало его по возвращении домой, никак не обнадеживало независимо от того, что там Мартинес в итоге ни напишет в приказе в качестве причины. Какого черта, разве не имеет он права сам за себя решать? Раз уж ему все равно придется уйти, тогда какая необходимость в том, чтобы объяснять это целым ворохом бумаг? Ведь можно уйти, ничего не объясняя вообще.
Анджело скорым шагом миновал коридоры и лестничные марши и оказался, наконец, в своем блоке.
- Гарриссон, шмотки из прачечной забрал?
- Уже все по полкам. Где шлялся?
- Спасибо, - Анджело полез в шкаф. - У Мартинеса.
- Ууу... да ты ушлый! Скажи-ка, кто лучше?
- Отвали-ка лучше, Гарриссон.
Достав чистые вещи, Анджело направился в душевые. До сумерек оставалось не больше часа. Он быстро привел себя в порядок, собрал влажные волосы, накинул форменную куртку поверх гражданской рубашки и вернулся в комнату. Там он первым делом погасил свет.
- Эй, я вообще-то тут читаю, - сказал Гарриссон.
Анджело подошел к нему, прилег рядом на кровать и положил голову ему на плечо.
- Что читаешь?
- Это исторические очерки, у тебя спер пару томов, - Гариссон обнял его и погладил по влажным светлым волосам. - Ты все равно не любишь, даже не заметил.
- Вообще-то заметил, но ты прав, эта скучища не по мне, - это была неправда, он читал все подряд и историю тоже любил, но своего соседа любил больше.
- Хочешь, забирай их все.
- Правда?
- Конечно, - за окном заметно стемнело, - мне не жаль ничего для тебя, особенно такого занудства.
Он крепко чмокнул Гарриссона в щеку и, вывернувшись из его объятий, пошел к шкафу переобуться.
- Эй, детка, может, вернешься? - Гарриссон похлопал по кравати возле себя. - Я не всегда такой занудный. Что скажешь?
- Не раньше, чем станешь директором, Гарриссон, - бросил Анджело, открыл окно и через плечо оглянулся на соседа.
Оба они рассмеялись своим низким пошлым смешком. Анджело сел на подоконник и перекинул ноги наружу.
- Гарриссон...
- Ну?
-...закрой окно, комары налетят.
Он задержал взгляд на соседе, с привычным вздохом отложившем книгу, и скрылся в темноте. Зацепившись за трубу, он быстро спустился и прыгнул в кустарник. Ему незачем больше было задерживаться на втором этаже - парень, звавший его бесстыжим Блонди, успешно окончил гимназию в прошлом году, напоследок показав ему целый гербарий из засушеных закинутых в форточку цветов. Анджело вздохнул. Как долго Гарриссон будет ждать его возвращения, сидя на подоконнике, пока не поймет все? Сняв форменную куртку, он бросил ее прямо здесь же под кустами и припустил вдоль садовой ограды. Если выбраться через забор за общей столовой на дорогу, то его так никто и не увидит, а с той дороги как раз можно за час-полтора добраться до трассы на Большой Город. Вот и все, гимназия, твой лучший ученик выпустился всего-то чуть пораньше срока.


Габи III

***
Габи пришел в себя от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо.
- Эй, мальчик! Просыпайся, приехали.
Он осмотрелся и вспомнил, что недавно его подобрали двое мужчин на грузовике, и теперь они, должно быть, уже в другом поселке. Ему было очень холодно, всего трясло и даже посинели ногти. Мокрая одежда не только не подсохла, но и, казалось, даже не согрелась.
- Долго мы ехали?
- Два часа, а что?
- Мне плохо. Кажется, я совершенно простыл.
- Господь с тобой, мальчик, какой ты невезучий. Пошли, попрошу Бри, пускай напоит тебя чем-нибудь, пока мы разгрузимся.
Мужчина взял Габи за руку и потащил за собой в трактир.
- Эй, Бри, старая карга, иди распишись за свое пойло!
В трактире было светло, тепло и шумно. За грубыми деревянными столами сидели компании хмельных мужчин в комбинезонах - поселок был рабочим, здесь разрабатывали карьер - и сомнительной привлекательности, но несомненной доступности женщин.
Из подсобки за баром вышла неопрятная постаревшая женщина лет сорока с лишним в переднике и платке на голове .
- Ну наконец-то, - грубо воскликнула она, - уж думала, всю ночь вас тут выжидать! Где бумажки?
Мужчина бросил на стойку несколько больших листов.
- Вот этот парень устал и болен. Можешь его обогреть? - он подтолкнул Габи вперед.
Бри оглядела его с любопытством и спросила:
- Это откуда вы такого привезли? Не наш парень. Если с дороги подобрали, то пусть его те греют, с кем он там якшался.
- Бри, старая ты дура, он болен, говорят тебе. А ты чашку вина жалеешь, жидовка бессовестная, один малец тебя не объест.
- Да ступай ты уже с богом, с вами и без вина вообще останешься, - сказала Бри, бросив бумаги обратно на стойку, и уставилась на Габи. - Ты кто такой будешь?
- Меня зовут Спинни, я из соседнего поселка. Меня погнали из дому, а эти господа согласились отвезти меня к вам.
- Иди-ка сюда, Спинни, так и быть. Покажу тебе камин.
- Спасибо, леди.
- Будет тебе, сынок. Поищу что-нибудь из одежды.
Бри провела его через подсобку за баром в большую квадратную комнату с камином. Камин был огорожен решеткой, напротив него стоял широкий топчан, а по углам комнаты находились посудные и платяные шкафы, не то обеденный, не то письменный стол, веревки для белья, большой ларь и несколько винных бочек. Комната была жилой и принадлежала Бри. Через стенку от нее находилась лестница, ведущая в номера трактира, и через специальную заслонку она могла видеть, кто и когда из постояльцев ходил по этой лестнице.
Как только Габи почувствовал тепло огня, его затрясло еще больше. Бри пошарила в одном из шкафов и достала едва ношенные брюки и теплый свитер.
- Вот, это моего сына. Свои повесишь на каминную решетку.
- Спасибо, леди.
- Можешь звать меня просто Бри, нашел тоже леди.
- Ладно, Бри. Твой сын не будет против?
- Его здесь нет, уехал в Город пару лет как.
- Вот оно что. Я тоже туда еду, - Габи тянул время, у него зуб на зуб не попадал от холода, но раздеваться в присутствии этой незнакомой, чужой женщины ему тоже не хотелось, - у меня там тетка.
- Повезло, значит, не пропадешь.
Бри подошла к камину и пошевелила в огне кочергой.
- Она тебя ждет?
- Да,  я предупредил письмом.
Габи терял терпение. Дрожь никак не унималась, и Бри никак не торопилась уходить. Он медленно стянул мокрый свитер, и его тело тут же покрылось гусиной кожей. Бри обернулась на него и сказала:
- Тогда она должна о тебе хорошо позаботиться, ты неприлично худой для своего роста. Давай сюда свитер, повешу.
Габи отдал ей свой свитер и сразу же надел другой. Осматривать вот так парня, годящегося тебе в сыновья, - вот что неприлично, подумалось ему. Впрочем, она была права, будучи довольно высоким, Габи здорово недобирал. Этот свитер явно был ему велик, и он, тут же спрятав руки в рукава, обхватил себя ими и встал ближе к камину. Что-что, а брюки он при ней точно снимать не собирался.
Бри, развесив свитер Габи, что-то ставила теперь на огонь греться.
- Остальное сюда же свесишь, потом выпей вот это, - она указала на большую металлическую чашку, - а я пойду к клиентам, мне скоро бар закрывать. Потом вернусь.
Габи проводил ее взглядом, выждал пару минут и только потом переоделся до конца. Ему сразу же стало лучше, дрожь ушла, появилась сонливость, кожа лица и рук раскраснелась. Габи снял чашку с огня, обжигая пальцы, и устроился с ней на широком топчане. Это было крепкое вино с какими-то специями. Он не очень-то любил вино, хорошего вина достать было негде, а плохое было ужасно на вкус и красило губы. Однако выбора не было, болеть он любил еще меньше. Он залпом осушил эту здоровую чашку и тотчас же почувствовал бесконечную усталость, наваливающуюся тяжким грузом, веки будто налились свинцом и закрылись сами собой, пока по телу разливалась горячая, пульсирующая волна. Когда Бри вернулась с ключами от бара, Габи спал, свернувшись в клубок на широком топчане и посапывая простуженным носом.

***
Проснулся он только ближе к вечеру. Он чувствовал себя разбитым и несчастным, но хотя бы не больным. Бри сидела за столом в том же платке на волосах и переднике и писала что-то в большой, толстой тетради.
- Ну и соня. Иди, пообедай, - она указала на стоящую напротив нее на столе дымящуюся плошку.
Габи вспомнил, что перекусил последний раз еще в гостинице в прошлом поселке, и было это больше суток назад. Он был так голоден и измучен, что мигом опустошил плошку, так и не поняв, что он вообще такое ел. Ясно было лишь, что Бри не обладала значительными кулинарными талантами.
Женщина встала, отложив свою тетрадь, черпнула ковшом из одной из бочек и разлила вино по двум кружкам.
- Ты все мерзнешь? Сядь ближе к огню, - сказала она и сама уселась на топчан.
Габи подошел к ней, взял из ее рук одну кружку и сел прямо на пол возле каминной решетки. Нет, он больше не мерз, но и сидеть рядом с Бри тоже желанием не горел.
- Что же, чем твой сын занимается в Городе?
Это было ему даже интересно, ведь он сам держал путь туда.
- Работает в каком-то клубе или баре, я у него ни разу не была. Полно дел и здесь.
- А как же господин...
- А никакого нет господина, я сама со всем разбираюсь уже давно.
- Извини.
- Ничего, дело привычное. Здесь становишься очень грубой, зато деловой.
Они оба отпили пару раз по большому глотку.
- А чем занята в Городе твоя тетка?
- Она швея, - Габи сочинял на ходу. Он снова приложился к кружке, скрывая секундное замешательство, и Бри долила вина им обоим.
- Непыльная работенка, пожалуй. Знаешь, как трудно содержать в порядке целый трактир самостоятельно? Вот бы был кто-нибудь, кто мог бы хоть немного поддержать. Хотя бы словом...
Габи сделал очередной большой глоток и через плечо уставился на огонь камина, ему не хотелось видеть лицо, с которым Бри говорила это. Он прекрасно знал, что за разговор она завела - его мать заводила точно такие же разговоры про одинокую жизнь, едва встретив кого-то мало-мальски приличного, с той лишь разницей, что она, несмотря на полное порабощение алкоголем, была молода и все еще очень красива. А Бри была мужеподобной, несвежей и грубой, и одних только подобных речей ей было явно недостаточно, чтоб обзавестись утешителем.
- Ты мог бы быть вежливым мальчиком и хорошенько отблагодарить меня за гостеприимность, правда?
Что и требовалось доказать. Габи разом осушил бокал и уже сам налил себе из ковша.
- Я могу прислужить в баре, Бри, если ты можешь показать, что делать.
- А я тебе не про бар, - ответила женщина и недвусмысленно положила широкую рабочую ладонь ему на колено.
- Тогда я не понимаю.
Все он отлично понимал. Она повела рукой по его бедру и сказала:
- Я могу тебе показать, что делать, да.
Ему не надо ничего было показывать, он вырос на улице и замечательно знал, что и как делается, и без этой озабоченной тетки. И ему не впервой было получать подобные предложения от жещин ее возраста еще с тех пор, как из подростка превратился в юношу.
- Тебе когда-нибудь говорили, какой ты красивый?
Разумеется, говорили. Все время, постоянно. Это вообще чуть ли не единственное, что ему говорили, - с этого начиналось знакомство, этим же продолжалось, на этом чаще всего и заканчивалось. Габи не был любителем постарше, и ему, как правило, удавалось этого избежать. Но эта Бри, похоже, была настроена всерьез.
Габи судорожно прикидывал варианты. Даже если ему удастся улизнуть от этой женщины, он все равно не знает, куда идти. Он проспал в грузовике всю дорогу и не имел представления, как далеко трактир находился от трассы или от центра. Допустим, об этом еще можно спросить кого-нибудь, но нерешенная проблема денег все еще стояла крайне остро. Он не может выйти на дело, совершенно не зная ни местности, ни людей, это было бы очень рисковано. Обобрать кого-нибудь прямо в трактире - и вовсе неосмотрительно. И Бри, похоже, не позволит ему соваться в бар, а значит, к кассе доступа у него тоже нет. Оставалось лишь пойти на то, чего требовала от него эта трактирщица, и выиграть лишнее время. Ведь она еще вчера была уверена, что мужчины подобрали его с трассы как гулящего. Он ненавидел себя за это решение, и пока Бри все еще пыталась неуклюже намекать, он успевал влить в себя как можно больше вина, чтобы как можно раньше притупить чувствительность. Похоже, это срабатывало. Бри решила, что добилась, наконец, своего, и перешла к решительным действиям. У нее оставался всего час до смены в баре, работящие мужики привыкли отдыхать здесь от своего карьера и не поняли бы ее опоздания.
Все это было невыносимо. Изголодавшаяся по вниманию немолодая женщина была так требовательна и груба, что Габи уже сомневался, оставит ли она его, наконец, в покое. Она настолько часто повторяла его кличку, что раз на сотый он поклялся себе никогда больше ею не представляться - он уже ее ненавидел. Он чувствовал себя полностью вымотанным и опустошенным, по его телу расползлись ссадины и синяки, и сам он уже верил в то, что о нем думала эта женщина - сейчас он действительно был самой настоящей шлюшкой с трассы.
Когда она все же ушла открывать бар, Габи сунул ковш в винную бочку и чуть ли не залпом его опустошил. С мученическим стоном он растянулся на топчане, как можно дальше откинув от себя оскверненные покрывала. Он был мерзок сам себе, ненавидел эту проклятую старую кошелку и даже на долю секунды пожалел о побеге из родного поселка. Через некоторое время вино взяло свое, и он кое-как задремал.

***
Единственный плюс Бри состоял в том, что она никогда не мешала ему спать. Он мог притворяться сколько душе угодно, оправдываясь потом усталостью и плохим самочувствием, лишь бы как можно дольше избегать ее навязчивости. Он провел здесь несколько дней, и местные все настойчивее интересовались им, однако Бри предусмотрительно берегла его только для себя. Все его увещевания насчет ждущей в Городе тетки-швеи разбивались о резкое "Подождет!"
- И как ты вообще собрался туда добираться? Думаешь, тут все готовы просто так сажать к себе первого встречного и везти, куда ему заблагорассудится? Ну уж нет, мы здесь люди рабочие, всему цену знаем.
- У меня нет денег.
- И что? Не желаешь ли ты сказать, что я должна их тебе заплатить?
- А ты так не считаешь?
- Я считаю, что ты пользуешься моим гостеприимством и справедливо платишь мне за него.
- Я о твоем гостеприимстве тебя не просил, и уж точно не предлагал такой вот оплаты. Мне всего-то нужно было обсохнуть, а ты решила меня выжать до капли.
- Не дерзи старшим! Если так хочешь заработать, то я тебя мигом продам любому, кто больше заплатит, а себе возьму половину.
- Ты старая пройдоха, - Габи начинал заводиться, - я же предлагал прислужить в баре, так нет же. Продавать хочешь меня, а деньги получать сама. Знаешь что - иди и сама продайся, посмотрим, чего ты стоишь. Ничего, от тебя будут только откупаться, как раз и заработаешь.
- Ах ты дрянь уличная, я тебя выкину отсюда, даже глазом моргнуть не успеешь!
- Бри, мне нужна работа. Нормальная, а не твой пансион, я не содержанец. Ни твоя ужасная стряпня, ни твое ужасное пойло, ни ты сама - ничего не стоит того, что я испытываю, когда ты ко мне лезешь.
- Вот как? Значит, можешь выметаться обратно на трассу хоть сейчас же. Если доберешься до дальнего поселка, ступай в местную гостиницу, там и найдешь себе работу. Скажешь, Бри-трактирщица рекомендует.
- Это с чего вдруг такие одолжения?
Габи пристально смотрел на нее, пытаясь угадать, что за подвох здесь может быть.
- Ни с чего. Я тебя в свой бар ни за что не пущу, я решаю тут все сама уже давно. А Кертис из гостиницы еще с прошлого сезона ищет себе кого-нибудь толкового за стойку. А требует он полной занятости.
- Я тебе не доверяю.
- Дело твое. Я не против оставить тебя на прежних условиях, если будешь послушным мальчиком. Больно уж ты хорошенький.
Габи попытался представить, как долго он смог бы выдержать эти "прежние условия", и его передернуло. Лучше уж этот некий Кертис со своей местной гостиницей, может быть, все еще обойдется. По крайней мере, пока не знаешь наверняка, можно надеяться. Он накинул на плечи свой рюкзак и сказал:
- Давай, выпусти меня отсюда.
- Если ты сейчас сбежишь, то вернуться назад даже не рассчитывай.
- Переживу.
- Дело твое.
Бри провела его через подсобку за баром в зал трактира. Открыто еще не было, но снаружи у крыльца уже толпились работяги, смеясь и шумно переговариваясь.
- Эй, как выйти на трассу? - спросил Габи.
Несколько пар глаз с жадным любопытством уставились на него.
- Проводить, красавчик? - спросил один из подвыпивших работяг, и все громко расхохотались.
- А, черт с тобой, старый пропойца, - Габи с досадой махнул рукой и спустился с крыльца.
- Эй! Ладно тебе, - окликнул его другой, - сейчас направо иди, потом свернешь по указателю и все время прямо. Пару часов займет. Понял?
- Спасибо.

На трассе было достаточно оживленно, но все, кто останавливался на его призыв, как один намекали на непристойные способы оплаты, хотя день едва клонился к вечеру. Видимо, ночью работали настолько уж конченые и никчемные проститутки, что водители готовы были подобрать кого угодно хоть немного привлекательного прямо средь бела дня. В итоге Габи предпочел отдать в уплату все свои последние деньги, которых едва-едва хватило до дальнего поселка, и то лишь по доброте водителя. Больше у него ничего не было, как ни крути, а идти к этому неизвестному Кертису вынуждали обстоятельства.
Если бы он с самого начала знал, что означала эта пресловутая "полная занятость", то точно бы понадеялся лучше на свои воровские навыки, чем на случай. Но он этого не знал, поэтому направился прямо в центр, где, как ему объяснили, и находилась местная гостиница.

*гл.15-20*