Здесь пили панки

Над  Учан-Су, над  руслом и над устьем
горланят чайки,  будто  что-то делят.
Волна поднимет сейнер и опустит,
как культурист гантелю.
Качай, качай, свой бицепс эластичный,
мерцающий, как драгоценный шёлк!
Гекзаметр волн из небыли античной
сюда дошел.
Да что он мне?
Зачем?
Ну, урезоньте:
знай  ритма  меру!..
Авианосца тень на горизонте
или триеры?..
Из волн дельфины прыгают, играют, –
их славлю  раж я!
Куда влечёт стремительную стаю
судьба бродяжья?
Куда я сам влекусь судьбиной тёмной,
в какие дали?
Журчит речушка мирно, даже томно,
прибой скандалит.
Гекзаметр волн Гомер слепой озвучил,
на слух лишь зная.
А вот меня их ритм вконец измучил,
всё ускользая!..
Волна опустит сейнер, вновь поднимет
и вновь опустит.
Дерутся чайки. Почему под ними
я полон грусти?
Там, где вода, всегда грустится  что-то,
грустится что-то,
в бесстрастном небе тает самолёта,
след самолёта.
Я знаю, в Ялте есть места и лучше,
да путь не близкий.
Кто рисовал здесь свастику паучью
и мат английский?
Зачем скамейка, парапет, колонны,
нерусский мат  (наверное, отборный!)
и чаек визг, переходящий в стоны,
над речкой горной?
Зачем  я рифмы, в  продувной беседке,
где пили панки,
как рыбок золотых, ловлю без сетки
и без приманки?
Зачем я здесь? Я почему отмечен
реченьем плавным?
Ни небо мне, ни сам я
не отвечу,
а вы – подавно…