Третий съезд комсомола на службе народонаселения

ПОМНЮ Колю Капишникова. На первом курсе педучилища  нас было двое пацанов в группе. Какому-то идиоту в башку мысль пришла поделить студентов на «физиков» и «лириков». Коля (весь из себя математик) в своём девичнике остался с точными науками, а я (дуб дубарем в алгебрах и геометриях) горе мыкал среди начинающих «стихоплеток». Гуманитарки – девки не заторможенные. Считали меня равной подружкой. Иногда спокойненько ляшку казали: как, мол, Саша, чулочный шовчик сидит? Сатинетовых лифчиков, бывало, после физкультуры до десятка застёгивал. Впрочем, и раздевалки отдельной в училище для мальчишек не было…
У Коляна, знаю, дела посложнее были. Математички сразу избрали его комсомольским вожаком и отрезали ему тем самым всякие к себе домогательства даже в мыслях. Коля не шибко грустил, потому что вполне взаимно считал однокурсниц недоумками. И женский род вообще.
Каково же было удивление, когда уже в институтском студенчестве я встретил друга юности своей в алтайской глубокой провинции. Директор местной школы Капишников привел на концерт нашей агитбригады всех старшеклассников и еще свою бабу с… тремя (!) годовалыми пацанами.
ВЕЧЕРОМ памятного дня мы пили горькую под огурцы с Колькиной грядки. И рас-сказывал мне 22-летний ровесник, самый молодой в крае многодетный сельский интеллигент, историю своего женоненавистничества. Стенографии, понятно, не делал. Но говорю, как если бы записывал:
«Ты же помнишь, Саня, от математиков тоже требовали знания наизусть трёх источников, трёх составных частей коммунизма и пяти признаков империализма?.. Основные вопросы всех съездов КПСС ни в одной башке по порядку не укладывались. Особенно в бабских. А если моя однокурсница «Комсомольскую правду» не выписывала, да ещё взносы не платила…
Ну, ты понял, каким кретином был я в роли вожака. Случалось – веришь? – нравилась деваха! Но разум, коварный искуситель, шептал: «Куда ты суёшься?! Она даже комсомольского значка в училище не носит!».
Помню, ехал в автобусе домой. Спешил: к утру в горкоме комсомола обязан был показать тезисы выступления на бюро…
Это я потом понял, что на колени ко мне упала судьба: Клавка моя. Подскочила. Извинилась – мол, нечаянно: автобус дёрнуло. Я, конечно, тоже поднялся: «Садитесь! Мне все равно выходить скоро». Села она. А я на маковку смотрю, на кудри роскошные. Сверху глаз лезет уже в распадину девическую меж грудей. А скотина-разум бубнит: «Нет значка у неё. Хоть и был бы, не знает она речи Ленина на третьем съезде комсомола…». Наливай, Саня!
Похрустели огурчиками – продолжил Коля: «Короче, когда выходил, сказал, что буду ждать завтра на третьей скамейке в парке у входа. Вот так брякнул, что к восьми освобожусь, и вышел.
Назавтра в горкоме все мои «кудри» из тезисов к докладу секретарь повычёркивал. И хрен бы с ними! Но закончилось заседание без пятнадцати восемь. До парка – три остановки. Машин нет. Народу пропасть. Я – в бега. Ал-люром несло! В сердце стук, в башке надежда: авось, не явится… Но она уже заняла скамейку. Третью, как условлено.
Своих богатырей мы уже здесь, в деревне, рожали»…
- Наливай, Саня!».