На веранде

Открылось ясно мне тогда,
Что не получится без боя
Постигнуть сущего закон.
Всё остальное – суета,
Кокетство, спор с самим собою.

Темнеет поздно, и свежо.
В гостиной уж пробил десятый.
Под запах выпечки и мяты
Нам новый самовар несут
И урожай различных ягод.
До скатерти табак слетает...
"Вот, говорите Вы, народ..." –
"За три версты – двумя перстами!"
Беседа медленно течёт
По руслу многовековому.
Известно, тянет в bien public.
Оно покоя не даёт,
Когда меняют свой черёд
Пикет и вист.

Привыкнуть можно ко всему,
Но наблюдать со стороны
Скрещённых рук
Нагих и бледных
Узоры, робкие черты...
Терзали мой рассудок бедный
Они в начале дня, когда
Лилась соната номер двадцать,
Иль восемнадцатая ли?
В Бетховене несведущ, право.
Но вид Её за фортепьяно...
А нынче за столом, даст Бог,
Едва ли встретимся глазами.
Но докучанье мне претит,
Пусть тихий ангел пролетит
Меж нами.

Часы одиннадцатый бьют.
Рябины куст,
                гераниум к сторы
Тускнеют в свете лампы, разговор
О лошадях идёт:
"Pur sang arabe приобресть на славу", –
"Вы не находите?" – "Весьма".

И на потребу детворе
Перевожу кленовый лист
В листок тетрадный –
За остриём мерцает острие.
Не тороплюсь, и им отрадно.
Чернила – швах, бумага – так себе,
Но получается опрятная картинка.
Покуда жив, питаться мне
С софистской мины –

Учить наукам и речам.
И на потеху богачам
Латаю вирш почти экспромтом:
"Усадьбы вашей мир, покой.
Должно быть у судьбы такой
Для нас изо'бран жребий.
И птичья трель, и глас... жерёбой", –
Избитых рифм не сгинет племя.

Но время позднее, пора.
Увещеваниям не вняв
Да помня заповедь господню,
Благодарю за такт, за тон.
Иду один.
Затем затон речной
Мне нежно моет ноги.
Я не боюсь ни ила, ни осоки,
Ни ивы, что нависла за спиной.

2016 г., лето 2017 г.