Интерференция тьмы. Глава 3. Профессор Стравинский

Глава 3. Профессор Стравинский прав. Шизофрения в ярко выраженной форме.



Аккуратно приоткрыв дверь полностью, чтобы войти, Егор перешагнул осторожно через порог прихожей и очутился внутри.
В узком коридоре на трюмо под зеркалом Егор заметил ещё одну, но уже изрядно помятую записку. Прислушался. В квартире тишина. Ограблением и не пахнет, как и кражей.
Освободившись от странного громоздкого ключа, подхватил мимоходом записку с трюмо, стараясь не шуметь, прошёл через прихожую, не раздеваясь и не разуваясь, в большую комнату.
Как будто все вещи и мебель стояли на своих прежних местах. Ничто не указывало на присутствие посторонних лиц или даже на то, что здесь кто-то был. Следов разбойничьего присутствия нет.
Осмотрелся и уже затем перевёл взгляд на текст записки, что держал всё это время в руке.
Не волнуйтесь! - гласило в ней. - Дорогой граф Шмесверкальер! Ваше имущество не тронуто! Извините за доставленное беспокойство!
Под текстом второпях чиркнуто тем же вороньим пером явно тем же почерком, что и на дверях и даже теми же чёрными жирными чернилами: Верные слуги до гробовой доски владыки и отца земного Ту.
- Снова этот богомерзкий Ту! Меньше всего на свете, я желал бы знать кто это такой!
Вполне удовлетворившись внешним осмотром помещения и убедившись, что в квартире никого нет, Егор вернулся в прихожую, чтобы снять верхнюю одежду и обувь.
Внезапно его взяла злость.
- Да что такое, черт возьми, творится? То старик! То записка! Плиты какие-то надгробные пустые! Старухи! Вокруг меня нечистые! Всюду нечисть! Всюду нечистая сила! Чем я провинился?
К нему пришла мысль, срочно позвонить в милицию. Родителей дома нет и это не случайно.
Сбросив наскоро куртку, Егор снял трубку телефона и приложил к уху, но довести пальцем до конца даже одну цифру на диске не сумел. В трубке что-то треснуло. Неприятный шум пресекся. Чей-то грубый простуженный басовитый голос лениво промямлил. - Перестаньте шутки шутить, граф! Неужели не ясно, что мы никого не боимся! Если вы примите сейчас себе в соображение нас игнорировать, то очень быстро в скором времени грозитесь попасть в сумасшедший дом. Думаю, что вас такая мрачная перспектива не устроит. Ну, вот. Потрудитесь в таком случае выполнять все мои поручения безотлагательно и в строго предписанной вам форме. Ах, да! Советую настоятельнейшим образом… Никому! Слышите? Никому об этом нашем разговоре не рас-с-ка-зы-ва-ть! Иначе это может закончиться ещё хуже. Как вы уже догадались с вами беседует некто иной, как посланник уже известного вам императора Ту!
Не успел Егор ничего спросить, как короткие гудки оборвали грубоватый голос неизвестного.
Текст на отложенной записке сам собой вдруг стёрся и начертался прямо на глазах новый, как будто бы буквы сами собой перемешались и сложились в другом порядке.
Егор встряхнул головой и протёр глаза.
– Ещё один подарочек, – злобно скрипнув сжатыми зубами, Самоваров опустил трубку на рычаг и поспешно взял лежащую на тумбочке новую записку.
– Все вещи на месте! Ничего не тронуто! – гласило в этой второй записке, - « Ваше сиятельство, дорогой граф Самоваров, мы вот давече вас обозвали иностранным именем и совершенно незаслуженно! Вы не имеете к нему никакого отношения! Ваше имущество под нашим контролем! И извините нас за беспокойство! Все неудобства на сегодняшнюю ночь будут нами компенсированы сторицей. Вы сами не понимаете, какое удовольствие мы вам доставим. Желаю мерзостей и наслаждений со сладострастными удовольствиями!».
Под надписью. Слуги нечистой силы и императора Ту.
– И снова! Не-е-ет! Тут уж нечистый дух в телефоне завёлся! И дозвониться до милиции не получиться. Бежать к соседям! Сочтут за дурака! Кто поверит? Буду ждать вечера, не смотря ни на что! Вечер уже близко! Не за горами!
Совершенно поражённый Егор смотрел на своё испуганное отражение в зеркале и ничего не понимал. День обычный, он обычный, а вокруг всё необычное. Кажется, на всём протяжении дороги от школы до самого подъезда он не встретил ни одной живой души, кроме старухи и ополченца. Точно также как и двор был пуст и на лестнице никого. Но ведь в школе он распрощался с библиотекарем и живые люди там были.
– Что это? Как же это может всё со мной быть? Разве я сошёл с ума или ещё не до конца, а только потихонечку едет крыша? – рассуждал Егор, снимая обувь и шапку.
В его голове никак не укладывались события, что успели за сегодняшний день с ним произойти. События зашкаливали. Но по всем вероятностям это ему не померещилось, а происходит в известный момент времени в совершенно определённом месте и длится до сих пор на протяжении нескольких часов. Похоже на болезнь. Постоянно слишком навязчивые мысли это предпосылки к шизофрении. Егор неоднократно вспоминал старика-ополченца и Наполеона Бонапарта, с которым имел честь встречаться, как говорит этот старик, если не врёт.
Так же не стёрлись из памяти и некоторые детали относительно того, как и когда. Сначала было морозно. Затем отпустило и стало тепло и жарко. Шёл мокрый снег. Затем опять стало жутко холодно и морозно. В течение пары часов. С погодой явно кто-то там наверху переборщил.
- Пурга началась именно после того, как чекан старика упал, - размышлял Егор, совершенно поражённый и сбитый с толку своей неожиданной догадкой и пережёвывал её снова и снова, как кусок какого-нибудь ужасно жёсткого мяса, не в силах достичь истины, лишь глядя тупо на своё отражение в зеркале. - Но может - здесь нет никакой связи? Топор упал сам по себе, пурга началась сама по себе, а ополченец исчез сам по себе. Нет! Всё равно не понятно!
Внутренний голос подсказывал, что где-то есть самое главное для раскрытия этой престранной личности. Просто требуется хорошо вспомнить весь день до мелочей.
Следует заметить, что после телефонного разговора и угрожающего тона незнакомца, Самоваров твёрдо решил никому ни о чём не говорить. И не то, чтобы он был трус по природе, но во всём этом сквозило какой-то мистической чертовщиной в высшем понятии этого слова, а поскольку наш покорный слуга верил в судьбу, то решил всецело отдаться течению этих неземных тайн бытия, а не упираться как баран в то, чего не понимает. С этим, как он рассуждал, не шутят. В сверхъестественные силы приходилось верить. Вечером же, когда придут мать и отец нужно изложить им всё от начала до конца, да так чтобы не создавать паники. Ушли к кому-то в гости и знать ничего не желают. Лучше все эти мелкие подробности записать, чтоб не забыть. В этом заключалась его грубая ошибка. Родители средних лет. Им едва-едва дошло до сорока. Скорее помочь ему абсолютно ничем не могли. Но, совершая эту самую безобидную ошибку в своей жизни, Егор не знал, с кем имеет дело, а если бы даже он сделал всё как нужно, ничего бы не изменилось.
В этот момент впервые за его спиной в зеркале появились странные существа из мифов. Сатиры. Вернее их маленькие копии в фарфоровых статуэтках. Как только он поворачивал голову по направлению большой комнаты, где на полу стояли расставленные в ряд фигурки, бородатые сатиры пропадали. Получалось так, что они невидимы. Их можно видеть лишь через зеркало, как вампира или ведьму.
В ушах появился какой-то странный болотный шум. Затем сменился гулом и тихим едва уловимым блеяньем.
Егор вспомнил о ключе, что оставил на поверхности трюмо.
Куда ключ пропал? Я хотел сохранить его себе на память. Ключ дорогой! К тому же с драгоценными камнями.
С досады скомкал бумагу в кулаке и развернул, а текст сам собой поменялся.
Не решаясь прочесть новый текст, Егор вновь заглянул в зеркало на то, что творится за его спиной и обомлел. Статуэтки сатиров вдруг ожили, задвигались и начали прыгать на козлиных ногах.
Егор повернулся на сто восемьдесят градусов. В большой комнате на том месте, где стояли статуэтки сатиров, лежал ковёр и больше ничего. Пусто. Что же тогда он видит в зеркале?
В следующий раз Егор посмотрел себе за спину через зеркало и испугался ещё больше. Фарфоровые статуэтки сатиров начали увеличиваться до тех пор, пока не обрели свою натуральную величину в рост человека. Затем один сатир с козлиной бородой увидел Егора и начал к нему приближаться, протягивая копыта вперёд, безуспешно пытаясь просунуть рогатую голову через невысокий дверной проём.
Егор бросился к входным дверям, выронив скомканную записку, с которой так и не соизволил ознакомиться, ухватился двумя руками за ручку. В следующий миг металлическая ручка хрустнула и отвалилась, а дверь больше не поддавалась. Казалось, сравнялась со стеной и перестала быть дверью, составляя один монолитный блок в виде бетонной плиты.
– Что-то сухо во рту? Мне как-то даже поплохело. Всё это только кажется или на самом деле? Пойду на кухню и попью чаю. Меня, во всяком случае, сатиры никоим образом не касаются и тем более не умышляют никакого зла, – подумал неуверенно Самоваров, однако сильно сомневаясь во втором, но делать нечего. На всякий случай, закрыл за собой кухонную дверь, зашел на кухню и расположился за столом на своём законном месте, чтобы перевести дух.
Через минуту на газовой плите расцвёл синий цветок. На газ был поставлен полупустой чайник с водой.
Так. Начнём всё по порядку. Я не сумасшедший! Я пришёл домой. Где эта чёртова записка? Почему я должен её искать?
Егор начала шарить по столу и по карманам брюк.
Записка осталась в коридоре, на полу прихожей.
А если ещё раз посмотреть в большую комнату или в зеркало напротив? Что там?
Егор нерешительно вышел из кухни, пока там греется чайник. В большой комнате тишина. Сатиры пропали или угомонились. С опаской заглянул в зеркало.

Егор видел рогатых сатиров обросших шерстью. Один из этих персонажей нагло пристроился сзади к козе и начал совершать половой акт с животным. Коза упиралась, но затем открыла рот и отвратительно заблеяла, высовывая язык. Другой сатир, что ниже ростом, принялся отчаянно мастурбировать, при этом пытаясь вставить свой возбуждённый член бедной козе в рот между нижней губой и языком.
Более мерзкой картины Егор ещё никогда не видел в своей жизни.


Кухня и коридор закачались, как внутри каюты океанского лайнера или на его верхней палубе во время большого шторма. Егору вспомнилась забавная картинка детства из диафильма Гулливер в стране великанов, где злобный карлик, подняв игрушечный домик внутри которого в это время находился маленький Гулливер, размером не больше майского жука, пытался таким зверским образом, вытряхнуть несчастного минилилипута наружу, чтобы отомстить за незаслуженную любовь и внимание. Кажется, Гулливер тогда был низвергнут в чашку с молоком.
Всё пришло, именно, точно также в движение, но каким-то невероятным непостижимым способом вещи оставались при этом все на прежних местах. Казалось, пол с потолком сейчас легко поменялись местами и вернулись обратно.
Но нет! Какое-то время странная встряска продолжалась, затем прекратилась.
Егор успел проделать несколько шагов, придерживаясь в узком коридоре за стенки рукой. Затем не в состоянии удержать равновесие, сел между кухней и большой комнатой на пятую точку.
Включенное радио выдавало в этот час протяжный длинный чистый эфир. Если не считать иногда резкое пощёлкивание через равные отрезки времени. Егор сидел на полу в поисках скомканной записки и пытался забыть сатиров.


- Я схожу с ума!
В голове никак не укладывались последние события, что успели за сегодняшний день свалиться целой грудой. Все эти события были теперь так ярки, что сомнений в том, что они происходят с ним, в известный момент времени, не было никаких. Просто никакого повода к отступлению.

То ему начинали казаться за спиной какие-то неестественно быстрые телодвижения. Набегали тени. Вот уже представлялось, что у него на голове растут рога. Сам он уже почти сатир.
Вся темнота в виде чёрных пятен собралась вдруг в комок под дверьми, а собравшись в сгусток в виде человеческой тени бросилась на спину Самоварову. Раздался душераздирающий крик.
Сумерки рассеялись. Держась за голову, Егор открыл сначала один глаз, а затем второй. Рядом никого. Но ведь кто-то же мохнатый коснулся его спины? Где он этот кто-то?
Встал на ноги. Осмотрелся. Заглянул в комнату. Тишина. Заглянул в зеркало. Никого нет.
Теперь Егор спешно проверил скинутую с плеч верхнюю одежду на вешалке. На лосиных рогах ощупал шапку. Осмотрел обувь на полу.
Прислушался. Никого. Спешить никуда не надо. Прошёл по большой комнате. Выглянул на балкон. Вышел. Никого. Прыгать с четвёртого этажа высоковато! А может спуститься на руках на третий этаж по балкону? Постоял, подумал, вернулся в комнату. Прикрыл дверь на балкон на нижний шпингалет.

Может быть, чекан упал без всякой внешней связи? Но что-то толкало Егора к другому выводу и утверждало прямо противоположное.
А почему именно топор? Зачем топор?
Нашёл скомканную бумагу на полу рядом с носком ноги. Развернул.
“Ждите! К вам придут! Уже скоро! Слуги владыки Ту.”
Кто придёт? Кого ждать?
Егор покусывал нервно губы и щёлкал пальцами до тех пор, пока неожиданно не забулькала в чайнике кипячёная вода. Он ставил чайник? Свисток на железном носике сообщал о полной готовности.

Егор с этим соглашался. Внутренний голос, приобретая всё большую силу, подсказывал ему, что это самое главное без чего не будет разгадки всем этим странным событиям с ним.
Известно, что Самоваров принял твёрдое решение больше никому не звонить и чётко выполнять предписанный ему свод действий. Опираясь опять же исключительно на здравый смысл и взывая к милосердию и справедливости. Не то, чтобы он был трус до мозга костей, но во всём этом сквозило какой-то мистической сверхъестественной начинкой, чтоб не поверить во всё это или же отрицать - нужна была основа, которой нет. И придумать было просто невозможно. А поскольку наш покорный слуга верил в судьбу и во всяческие предопределения оной судьбы же, то и решил отдаться течению буйной реки под названием тайны за семью печатями.
Шутки шутить он и не помышлял.
Вечером того же дня ожидая прихода маменьки с папенькой, дабы изложить им всё с ним случившееся, дабы не поднимать паники, от начала и до конца разобраться в себе и в своём состоянии. В этом и состояла трагическая ошибка.
Совершая ошибку, он всё таки не знал с кем имеет дело, а если бы и знал, то ничего бы ровным счётом не изменилось.

Комната до некоторого времени была пуста. Егор с опаской нерешительно переступил порог из коридора в зал. Сам себя успокаивая, произнёс.
- Ну, вот же! Никого нет! Чего я испугался? Померещится же такое!
В тот же миг через стекло серванта в стенке выпал маленький фарфоровый сатир, утверждая обратное. Самоваров склонился над ним и не взял в руки, а попытался рассмотреть с высоты своего роста, как будто боялся обжечься.
Сатир лежал на спине и перебирал копытами. Егор остолбенел, а затем, когда сатир ожил, кинулся обратно на кухню. Соображая, что вот-вот этот упавший - начнёт увеличиваться на глазах. Вместе с тем из зеркала в серванте посыпались и другие статуэтки. Числом около десяти. Скоро сатиры закружились под тоненький звук пастушьей дудочки и звон маленьких колокольчиков в отвратительном танце вокруг белой козы. В какой-то миг сатиры сбились плотной кучкой и стали заниматься всякими непотребствами уже известными Егору.
Егор долго не мог рассмотреть, что они там делают. Какое-то время действо его притягивало. Достаточно долго приглядывался. Но когда рассмотрел, то обомлел.
Сатиры больше не были фарфоровыми. Они стали вдруг живыми и самыми натуральными.
Копыта и рога их вытянулись и увеличились вместе с телами, как и их большие в полтела мохнатые козлиные головы с вытянутым носом, ртом и ушами. Уродцы блеяли, изворачивались и показывали длинные змеиные языки, а также пучили налитые кровью круглые звериные глаза. По их жиденьким бородёнкам текли в три ручья вязкие сопли и слюни, спускающиеся до самого пола.
Новые попытки пройти через узкий и низкий проём дверей не увенчались успехом.
Метровые рога каждый раз ударялись в дерево, упирались в косяк и никак не лезли.
Первый же удар о косяк пробудил Егора. Он убежал на кухню и закрыл за собой дверь, отгородившись от ужасного окружения. Сел на пол и дрожал от страха.
Наконец шум в большой комнате стих. Замолкли странные колокольчики и пастушьи рожки с дудочками. Топот копыт и прыжки странных существ прекратились. Наступила вновь гробовая тишина. За окном как-то разом вдруг быстро стемнело.
Егор стучал зубами, включил дрожащей рукой свет и повернул конфорку, тем самым прекратив подачу газа, отключил почти полностью выкипевший чайник. Стенки чайника почернели.
Странно ему не очень хотелось пить.
Маленькие мерзкие уродцы! – думал Егор. А что если их взять из серванта и разбить вдребезги? Молотком! Эти фарфоровые статуэтки! Или сбросить с балкона на бетонку, пока они не превратятся в больших.

Егор терял ощущение времени.
Записка на столе. “Не бойтесь наших друзей! Они расшалились! Мы знаем, как их успокоить.
Слуги императора Ту.”

Егор посмотрел. Там кружились едва слышно пастушки в лёгких прозрачных коротеньких платьицах. Их причёски и головы светились, как и тела, ноги и руки. Их соблазнительные юные тела выгибались, позируя и кокетничая.
Совершив несколько оборотов, пастушки пропали.
Набравшись смелости, Егор негромко спросил. - Кто здесь?
Ответ последовал незамедлительно, но только в виде вопроса. Вопросом на вопрос.
- А ты кто?
- Кто здесь?- Ещё раз спросил Егор.
- А ты кто? - Снова ответил некто.
И тогда Егор попытался ответить сам. - Я здесь живу! Я дома! Я пришёл домой!
- И я дома! Я здесь живу! Я пришла домой! Я часть твоего тела и души! Я твоя тень!
- Тень?- удивился Егор. - Но тень не разговаривает?
- Я разговариваю!
- А почему твой голос напоминает мне женский? Я не женщина?
- Потому что я тень, а тень она! Я - она!
- А почему я не слышал тебя раньше? Почему ты не говорила со мной раньше?
- Но ведь ты сам виноват! Ты никогда меня не спрашивал и не пытался со мной заговорить, а заговорил только сейчас! О чём бы мы не думали, все наши мысли, поверь, материализуются и остаются в космосе, как в памяти компьютера навечно и их можно на протяжении жизни время от времени оттуда доставать. Как и мысли, все твои поступки, я дублирую в других измерениях и помню всё, что с тобой происходило от самого рождения. Я создана из твоих сомнений. Я создание из твоих мечт. Я это ты. Я всем похожа на тебя и думаю как ты. Вслед за тобой. О чём бы ты не подумал, я пытаюсь продолжить твою мысль.
- скажи, тень, в чём моя вина? Ты всё знаешь обо мне! В чём я провинился, что со мной происходит все эти вещи теперь? Какие я сделал ошибки? Что не так?
- твоя главная и единственная ошибка заключается в том, что ты сюда вошёл! Ведь тебя предупреждали! Предупреждали?
- Да! Предупреждали!
- И зачем же ты вошёл в квартиру?
- А куда мне идти? Куда я пойду ещё? Здесь мой дом! Здесь я живу!
Ни вопроса ни ответа не последовало.
- эй, тень! Где ты? Я хочу поговорить с тобой ещё!
Никого.
Кроме зала были и другие комнаты. Боковые, но не проходные.
Егор некоторое время ждал ответа, но тень молчала. Он постоял по центру комнаты. В квартире никого. Проверил ещё раз. В шкафах также никто не спрятался. В антресолях? Остановился, взявшись за табурет. Нет.
В прихожей на трюмо под телефоном белеет бумажка. Входил - не было. Чертовщина чистой воды. Когда брал трубку телефона, не заметить не мог. Вертел телефон, как мог. Записка не могла ни откуда выпасть. Появилась из воздуха. Но где-то здесь другая записка. Мятая.
И только сейчас он заметил, что подкова над самой дверью вдруг перевернулась буквой П, а не U.

Ему мерещились, взявшись за руки, танцующие молодые обнажённые пастушки и даже услышал удаляющийся их задорный смех.
Ни в его судьбе, ни в судьбе его приснопамятных дедов и отцов подобных вещей не замечено.
Егор освежил лицо холодной водой из-под крана на кухне, насухо вытер махровым полотенцем. Независимо от того, что было проделано в этот промежуток времени, прошёл уже час.
Горячий кипяток налил, но пить не стал.
Может быть, проделывая все эти действия, молодой человек не отпускал из своей головы странные думы, мешая их со своими соображениями.
Нет! Видимо, сегодняшняя ночь будет для меня особенной тяжкой, - заключил Егор, упав на табурет в задумчивости.
Выпив маленькими глотками налитый гранёный стакан кипятка, Егор почувствовал, что это нечто более крепкое, чем просто кипячёная вода. Водица отдавала спиртным. Имела вкус водки.
Из головы никак не хотели выходить посторонние мысли. Казалось, что ещё ничего не было обдумано. И чем более думал, тем больше соображений пред ним являлось, тем становилось сложнее и запутаннее всё это очевидное дело. Мысли путались, а голова тяжелела. Хотелось спать.
Так что совершенно не было никакой возможности утвердиться в чём либо и успокоиться окончательно и бесповоротно. Однако же что-нибудь да надо же было тут делать. Или бежать, сломя голову или оставаться, но поскольку сил не осталось никаких, Егор уронил голову на руки согнутые в локтях, а локти положил на стол.
Прошла, казалось, целая прорва времени. Целая вечность. А мысли оставались всё такими же инертными безвольными вялыми.
Я попал в дурацкую игру. Кто мне поверит. Засмеют. Такой чертовщины ещё никогда не случалось, чтоб как сегодня. Бац… и всё!
Записка пропала бесследно.  Чем больше случалось загадок, тем меньше Егор обращал на них внимания. Верно куда-нибудь завалилась. Хотя трюмо на виду. Всё здесь. Записки нет.
Егор присвистнул.
С того момента как он вошёл в квартиру, на улице за окном было светло, а сейчас посерело.
Время течёт, как вода сквозь решето. Окна замело на четверть снегом.
Ощущалась близость перелома в природе. Воздух в открытой форточке  то морозный, то тёплый влажный.
Весна. Чувствовалось приближение весны. Начало темнеть. На антенну дома напротив подозрительно уселись сразу три вороны. Одна из ворон вальяжно похаживала между двумя другими и казалось за что-то их отсчитывала. Забавно.

Бобины на отключенном от сети магнитофоне “Весна 3” вдруг сами собой завертелись, и он услышал громкий горловой утробный голос, словно из преисподнии.
- Ваше сиятельство! Вы верно очень удивлены всем обстоятельствам, свалившимся внезапно на вашу бедную голову, но без них не бывать этому очень важному разговору. Мне поручили подготовить, ваше сиятельство, к предстоящему делу. Пользуясь, извините, допотопной техникой, я нашёл для себя такой исключительный момент. Ведь именно сегодня, как только стемнеет, к вам пожалуют гости оттуда. Кто они? Не задавайте себе этих вопросов. Во-первых, будьте готовы. Во-вторых, не поднимайте шума. В третьих, сохраняйте спокойствие и присутствие духа. В четвёртых, возьмите анальгин, как единственное средство от головы. Ад, знаете, такое место, где без скрежета зубовного и головной боли никак не обойтись!
- Господи! – возопил Егор. Прости и помоги мне! Ведь ты всесилен? Собери всю свою мощь во мне и обрати её против антихриста непокорного!
Сам не понимая, что он делает, Егор впервые запросил о помощи Господа. До этого времени он старался во всём быть атеистом и обходить эту скользкую тему и лишь в глубине души допускал его существование, лишь на краткий миг мог позволить думать себе о чём-то возвышенном. Поняв на этот раз, что дело имеет связь с нечистыми силами, он стал креститься. Не помня себя, молол себе под нос всякую чушь, имея на тот момент самое отдалённое понятие о том, что такое есть молитва. И даже видом не способный стать похожим на молельщика.
Между тем за окном сгущались сумерки. Накатил тёмный вечер.
Егор так позволил себе увлечься этим, что закрыв наглухо шторами окно, трясущимися руками налил остатки кипятка в стакан и молился ещё больше, представляя перед собой икону, которой здесь не имелось и в помине.
Внезапно гранёный стакан с кипятком превратился в стопку с водкой.
Он так позволил себе увлечься этим, что очень скоро в глазах потускнело и в полутьме как будто обозначились два маслянистых пятнышка несуществующих свеч.
Комната раздвинулась и стала в три раза шире. Стены ушли в разные стороны. Квартира обрела размеры футбольного поля.
Во время молитвы Егору представлялось, что он видит себя как бы со стороны и переживает как-то в двух состояниях реальность. В двух лицах и в двух телах. Человека со стороны и в своём собственном. Такое дикое раздвоение не могло его не обеспокоить, тем более, раньше такого он за собой не замечал. Сам себе Егор представлялся каким-то горбатым низким маленьким, нервно вздрагивающим.
Он смотрел в зеркало и не узнавал себя. На него смотрел кто-то другой.
- Господи! – трепетал голос. – Пошли великую кару тому, кто покусился на мой тихий уютный мирок и покой! Помоги одолеть враждебную силу! Завтра я обязуюсь исполнять заповеди святой пятницы! Как только захочешь ты! Только помоги мне сейчас! Избавь от напасти!
Из глаз Егора брызнули вон слёзы. Заглатывая холодную водку, он ещё долго продолжал что-то бормотать себе под нос, не в силах успокоиться, пока не заснул.
С темнотой ужас охватывал беспокойное сердце всё ощутимее и болезненнее. Сон быстро навалился, но также быстро и отпустил.
В животе засопело и забуркало неведомым зверьком. Вскоре стало сосать изнутри.
- Господи, прости прегрешения! – торопливо перекрестился Егор, оглядывая в темноте стены вокруг и не узнавая кухни. Благо нащупал подоконник. Окно было рядом.
Отдёрнул край занавески. Выглянул на улицу. Темень хоть глаз выколи.
Тьму несёт с запада. Затягивает огромными чёрными амёбообразными облаками посеревший небосвод. Ни одной звёздочки.
- Боже! Где же мои? – Егор сменился в лице. Почему задерживаются? Куда подевались?
Под окном в кромешной темноте лился слабый электрический свет из под единственного во дворе фонарного столба. В пятне прошмыгнул чёрный кот, ощетинился, выбросил хвост трубой и растворился во тьме.
У помойных ящиков рылся голодный отощавший вонючий пёс и выхватывал какие-то недоеденные чёрствые куски поспешно проглатывая.
Только теперь Егор заметил растущую луну.
И кто-то радовался, что наступали часы сна и сладко дремал в мягкой постельке, а кто-то сидел беспокойно в тёмной квартире и лил слёзы. Ждал чего-то неминуемого.
Неминуемое между тем долго не проявлялось.
Самый важный фрагмент увертюры в том, что поднялся сильный ветер. От ветра задребезжали стёкла в рамах, готовые вывалиться наружу.
По стене многоквартирного дома забрякали обрывки водосточной трубы. Одно колено трубы на уровне второго этажа вырвало и страшно грохнуло о бетон.
Сколько же страха натерпелся в этот миг наш герой?

С ветром вся посуда в шкафу подпрыгнула.
Как-только рванул ветер, кастрюли и крышки, эмалированные кружки, тарелки, блюда и тазики задребезжали. Самоваров обернулся, он, как будто выйдя из-за бытия, увидел, что находится в тёмной кухне. Включил свет. Свет мгновенно ослепил глаза. Самопроизвольно полилась вода из крана. Вода неприятно бьёт барабанной дробью по раковине. Раздражает слух. Возбуждает натянутые до предела нервы.
В одну секунду смолкло забормотавшее радио. Погас свет. И вдруг во всём этом хаосе со стуком бряком дребезгом по раковине отчётливо отозвалось в квартире звонком телефона. Где-то глубоко внутри в нём в Егоре между стенок пищевода что-то оторвалось.
Самоваров на мгновение обмер. Затем схватил наощупь в темноте трубку, услышал молчание и сигналы отбоя, чертыхнулся и вернулся в комнаты.
Ощущение чудовищно мерзкое, как будто его подставили, предали или оставили на растерзание вандалам или растоптали в прах и в пепел.
На маленьком письменном столике сбоку притулилась неизвестно откуда появившаяся здесь свечка из воска. На стене скромно висел, как тут и был, шедевр эпохи Возрождения. Бесценная необыкновенная картина работы величайшего мастера Леонардо да Винчи. Нашли место! Но кто мог найти? Не понятно. Перед Самоваровым предстала неразгаданная загадка многих веков вплоть по настоящее время. В зрачках потемнело от средневекового блеска великого и бессмертного полотна. Во всём своём величии небесного ореола во тьме комнаты блистал незабвенный лик таинственной Джоконды. Списанный Леонардо то ли с женщины, то ли с юноши, то ли с любовницы, то ли с госпожи, то ли со служанки, то ли с самого себя, то ли с матери.
Прежде Егор мог видеть этот лик разве только на иллюстрациях каких-нибудь высокоинтеллектуальных журналов, да и то, наверняка, снятых не с подлинника, а только лишь с копии. Тут же вдруг то самое, по которому водил рукой сам да Винчи. То, что он увидел это у себя в комнате, не могло не поразить юношу до глубин души.
Джоконда улыбалась. Взгляд её настороженных и доверчивых глаз лежал на окаменевшем лице Самоварова, поражённом картиной, как прозрение, осознание своего положения, озарение. И от этого проникающего в самое сердце взгляда, волосы на голове приходили в движение. Зашевелились даже кончики ушей. Егор прикрыл глаза руками и осторожно взглянул вновь на то, что ему открылось здесь.
Живые глаза женщины, не отрываясь, чуть удивляясь странному окружению и тому, чего он так перепугался глупыш, смотрели прямо на него. В его лицо обезображенное страхом перед неведомым явлением.
На секунду ему помстилось осквернение картины.
Егор задрожал, затем сорвался с места и бросился, как-будто вспомнил что-то важное, к аптечке, скрытой в бардачке внутри электрокамина. Что-то мелькнуло в сознании, и он это вспомнил.
При свете тусклой свечи стал разбрасывать по полу скрученные свёртки таблеток, флаконы, пузырьки, пластинки пастилок, блестящие упаковки и обёртки, разноцветные капсулы, пакетики с желеобразным содержимым, разноцветные обёртки, одноразовые запаянные упаковки со шприцами, бутылочки от 1мл до 3, 5 мл, ватные тампоны, рулоны бинта, перцовые пластыри, капли в нос. И ещё что-то жидковатое в герметичной упаковке и текучее, как ртуть.
Судорожные дрожащие пальцы схватили, наконец-то, что искали. Подушечки пальцев почувствовали исходящее тепло. Это была какая-то упаковка с таблетками.
Егор даже не потрудился разглядывать, что это за таблетки попали ему вдруг в руку.  А если это не те таблетки? Не важно.
Сжал их в руке в комок, затем расправил, разорвав упаковку из десяти таблеток на две половинки. Плевать что одна половинка была меньше на две таблетки, принялся выдавливать из одной белые кружочки на ладонь. Не оглядываясь, вбежал в кухню. Вторую половинку упаковки выронил.
На кухне уже не было темно. Составленный из свеч тройник на причудливом старинном канделябре плакал воском и воском же пачкал белоснежную скатерть, куда скатывались расплавленные капельки одна за другой, давая совсем тусклый свет в виде горящих мотыльков от слабого пенькового фитилька.
- Боже…- шептал Самоваров.
Это уже был не тот человек, что переступил порог школы и обрёл настоящую свободу - путёвку во взрослую жизнь. Это был уже умопомрачённый субъект в полном смысле этого слова, выражающий своим поведением принадлежность к мрачному миру призраков.
О раковину ударяли капельки воды, громко отдаваясь в замкнутом пространстве.
Ни о чём не думая, он припал сухими губами к струе воды из открытого крана. На мгновение полегчало.
Вода напомнила Егору о том, что надо наполнить стакан холодной воды и запить таблетки.
Надорвав уже мятую упаковку, он высыпал на ладонь остатки сломанных таблеток. Остатки и обломки. Не глядя всю кучку из шести таблеток в раскрытый рот.
Горечь образовавшуюся во рту запил одним залпом воды из гранённого стакана.
Тройник слабо освещал кухню, когда в голову тяжело стукнуло. Егор забыл обо всём на свете, зашатался, выронил из рук стакан, упал на пол.
Какое-то мгновение в его сознании появился чёрный человек. Этот невидимый противник налёг на него. Лежа навзничь, Егор безрезультатно пытался освободиться из под пут. Чёрный человек сделал искусственное дыхание нажатиями на грудную клетку.
Затем Самоваров потерял сознание.
Невольно дёрнулся и раскрыл глаза. Самоваров почувствовал, что его тело ломит. Суставы рук выкручивает. В висках стучит. Глаза воспалены.
В головах на кухонном столике плавятся остатки трёх свеч. Практически огрызки.
Сколько же времени он пребывал в беспамятстве?
Что с ним? И сколько длилось забытье? Самоваров не мог себе ответить.
Над ним хлопнула форточка. Холодный морозный воздух обдал всё тело.
Подняв зрачки больных глаз к верху, Самоваров увидел, как ветер ворвался с улицы, чёрным бесформенным комком поднял к потолку лёгкую кружевную занавеску.
Егору померещилось что-то живое. Промелькнуло перед глазами и коснулось лба. То ли крылом, то ли рукой, то ли шёлком.
Некоторое время в кухне продолжалось странное кружение и урчание. Кружение образовало белёсую серебрящуюся воронку, зависшую по центру крохотного помещения, как мини ураган.
Привстав, Егор ещё больше ощутил морозный холод, обдающий тело, врывающийся через окно. Прикрытый едва хлопчатобумажной рубашкой, Самоваров сжался от холода.
Он пытался поднять правую руку ко лбу. Нащупал странную повязку. Повязка подвязана на лбу сзади крепким узлом. Самоваров с усилием снял своеобразную бандану с головы.
Затем поднялся в полный рост, прикрыл форточку и сел на табурет, приблизив развёрнутую чёрную повязку к свечам, чтобы осмотреть находку получше.
Губы начали произносить написанное белыми буквами.
“Отче наш! Иже еси на небеси. Да святится имя твоё да приидёт царствие твоё яко на небеси так и на земле.”
Одна из главных христианских православных молитв.
Дыхание пресеклось. Задохнувшись воздухом, Самоваров склонил голову на стол и замер без движения. Что-то не то? Кто-то дал ему тайный знак свыше. Дал защиту. Оградил от ужасов. Снабдил силами.
Но к чему? Кто-то хотел спасти? Отчего-то уберечь? Этого Егор не знал. Он вспомнил всё. Вспомнил и побледнел. На память почему то пришли странные слова, когда-то и где-то им прочитанные.
“И он опять скорбя внутренно, проходит ко гробу. То была пещера, и камень лежал на ней…”
И далее.
“И вышел умерший обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами и лицо его обвязано было платком.”
Лазарь!
Егор ощупал снятую повязку и бросил на стол.
Бежать! - Пронеслось мыслью. Только бежать! Бежать во чтобы то ни стало! Бежать прямо сейчас! Бежать через окно! Бежать через балкон! Через дверь!
Егор схватил со стола нож и кинулся в коридор.
Огромная тень расплылась в коридоре от свечей во всю стену.
- Ещё есть время! Пока не пожаловали черти! Потом будет поздно. Пока нет двенадцати часов!
Он ринулся к двери в темноте, позабыв что ручки давно нет, попытался схватить и как ни странно нащупал оторванную ручку приросшую вновь, теперь дёрнул за ручку с такой зверской силой, что металлическая ручка опять хрустнула  и обломившись осталась в его правой руке, левая держала нож.
Егор отбросил обломок, стукнул кулаком, срезал ножом часть кожаной обшивки и попятился в комнаты.
- Проклятые! Заперли! Замуровали! – Егор пятился задом в комнаты. Пока странный свет, что лил сзади, не привёл его в чувство, не обратил внимание на себя.
Егор оборотился, как ошпаренный.
Глаза Мона Лизы устремились на него с новой божественной силой. Как перед образом под картиной горели странные длинные свечи, но казалось и сама картина излучает небесный свет. Огоньки горят в глазах женщины, написанной в натуральную величину с натуры.
Вздрогнув от прилива внезапного страха, Егор обмахнулся крестным знамением, как на несуществующую икону.
Ему даже показался образ великана в виде средневекового рыцаря, закованного в латы, что стоит сзади и замахивается длинным двуручным мечом.
Тень заслонила полкомнаты.
- Аааааааааа!!!! – закричал Егор. Первым движением его стало схватить Мону Лизу и унести с собой.
Острое лезвие ножа случайно распороло с треском полотно в том месте, где у улыбающейся незнакомки на картине располагалась белоснежная лебединая шея. Глаза Мона Лизы оставались грустными и жалкими. Теперь они потускнели.
Егор не соображая, что делает, вместо того, чтобы взять картину в руки, снова занёс нож и ударил лезвием в полотно, отделив голову девушки полностью от тела.
Свечи вздрогнули и затрепетали, как будто по картине полилась кровь тоненькими чёрными ручейками.
Егор мог поклясться, что слышит стоны.
Ему даже помстились охи и вздохи убиенной.
Однако характерный звук распарываемых старых тряпок привёл Егора в чувство и произвёл отрезвляющее действие на всё его помутнённое сознание.
Картина лежала у ног. Зарезана смертельными ударами и погибшая от ран.
Уже не было ни улыбки, ни лица, ни головы. Была лишь жалкая рамка и торчащие обрезки, покрытые маслянно-ядовитой краской. Жалкое подобие того, что он видел за минуту до исступления.
- Возьми мою жизнь! – закричал вдруг не своим голосом Самоваров, упал на колени перед исчезнувшим навсегда шедевром да Винчи.
Ослабшие пальцы разжались. Нож упал на пол. Егор освободился от преступного орудия убийства, заставившего умереть бессмертное полотно на его глазах.
Закрыл глаза и услышал, как затрясся панельный дом на бетонных сваях, завыл ветер, прогремел по крышам, силясь смести с лица Земли или превратить в прах всё живое.
- Перестань! – сказал тихо-тихо юноша, скорее прошептал. Открыл глаза, стоя на коленях. Бушующий ветер вдруг как-то сразу затих успокоенный таким поворотом событий.
Луна смотрела в окна, но окна скрытые глухо занавесками и шторами безмолвствовали. Тусклый свет свечей терялся в глубине квартиры.
И в этой обстановке Егор впервые в жизни услышал стихи тронувшие его до глубины души. Кажется, сам Осип Мандельштам несмело нашёптывал, а голос с каждой строчкой креп.
Прямо здесь в этот животрепещущий момент, Егор уловил такие слова.
“Есть у нас паутинка
шотландского старого пледа,
Ты меня им укроешь,
Как флагом военным,
когда я умру...”
Голос стал срываться, задрожал и уже охрипнув, продолжал предсмертное, всецело овладев существом.
И Самоварову стало страшно. Так страшно, как не было ещё никогда.

“О, как же я хочу,
Не чуемый никем,
Лететь во след лучу,
Где нет меня совсем.

А ты в кругу лучись-
Другого счастья нет-
И у звезды учись
Тому, что значит свет.

Он только тем и луч,
Он только тем и свет,
Что шёпотом могуч
И лепетом согрет.

И я тебе хочу...”
Наконец голос смолк, как будто стихопевец сражённый пулей пал замертво. Наступила пустота ощущений. Без жизни и событий. Безвременье всех эпох.
За что?
До слуха Самоварова вдруг донесся звон разбившегося стекла. Затем сильно хлопнула форточка. Времени думать у Егора не было.

- На кухне! – вскочил он на ноги и побежал на шум.
Перемахнув через порог кухни тут же остолбенел. Прямо в распахнутую настежь форточку устремились с улицы чёрные пары вороних и воронов. Их было очень много. Изрядное количество. Они вылетали из мрака ночи. Так плотно, что нельзя счесть. Вороны неторопливо вползали в узкое пространство раскрытой форточки, изгибаясь точно змеи длинным змееголовым змеевидным потоком.
Невозможность остановить и сдержать пугала.
Вороны подняли гам.
Егор в страхе вынужден был ретироваться из кухни в зал, закрываясь руками от клювов диких птиц.
Между тем вороньё наглело всё больше и больше, перемещаясь вслед за Самоваровым.
Некоторые из особо ретивых птиц с диким карканьем прорывались в большую комнату из коридора.
Прижавшись к стене спиной, Егор сполз на пол и заплакал. Прикрыл лицо руками. Над его головой хлопали крыльями и носились чёрные жирные наглые отвратительные падальщики.
Становилось жутко от их доминирующего присутствия здесь в маленькой квартире в центре города.
Началось! – удар по вискам отрезвил Самоварова случайной догадкой.
Вороны слетались в зал.
Некоторые уселись на спинках двух кресел возле письменного столика. Часть облюбовала диван. Когда угомонились, до слуха Егора стали доходить человеческие голоса.
- Какой же вам ещё подар-р-р-р-рррок, злодей? Йоррррик, ко мне!!! – ужасно картавил один.
Самоваров поднял голову от удивления и заглянул в большую комнату.
Вокруг совершенно седого, как лунь, ворона склонили жирные клювы и уселись другие, но уже только с мелкими полосками и проседью, а то и абсолютно молодые чёрные, как смоль представители семейства вороньих.
- Мне!!! Мне-е-е-е-е-е-е!!!- истошно запричитал и заволновался, взмахивая беспорядочно крыльями, седой ворон.
-Вон! Во-о-о-о-он!
Вдруг вспорхнул над другими. Шустро спикировал вертикально над освободившимся в миг креслом. Странно улыбнулся широким неестественным клювом и уселся, как ни в чём не бывало, в свободное кресло мужчиной средних лет. Высокого и худого, очень странно, однако, при этом одетого человека, поправляющего длинные фалды чёрного сюртука.






Продолжение следует