Шум безвременья. 21

Встречу друзья назначили в соседнем с книжным магазином уютном скверике. Лёня, как нередко случалось, пришёл сильно раньше остальных и, «в ожиданьи колесницы», взял пива. Дорогое оно, зараза, здесь, в центре. Но день того стоит. Уселся на скамейке, на солнышке. И стал ждать. Чуть позябывая поутру, он старательно вставил  пиво в замурзанный чёрный пластиковый пакет - довольно толстый, потому особо ценный, ибо редкий и Лёней особо ценившийся. Пакет уже видал виды, был покоцанный и малость извазюкавшийся, зато стопудово непрозрачный. Кругом ездили ментовские машины, с которых подобное утро начинать точно не хотелось.
Мимо прошёл известный скандинавист, бывший однокурсник, занятый каким-то разговором, но всё равно радушно поздоровался. Это хороший человек. Наверное, его появление – знак счастливый, как уже и бывало.
Где ж они уже?.. Ну, вот и мобильник заголосил, наконец. Скороходов.
- Алё! Мы с женой в «Граблях» сидим. Ты знаешь, как туда пройти? Вот гляди, слушай меня внимательно! Ты в сквере? По курсу проходишь ближайший закоулок, сворачиваешь направо…
- Ой, да ладно! Ну, вы ж потом-то сюда по-любому придёте?
- Ну, мы сначала, только, поедим! Мы не завтракали просто с утра.
- Ну, и давайте, ничего, я подожду.
Лёня смешливо крутнул головой. Скороходов выбрал себе забаву быть пролетарием: не ест в ресторанах, а ест и пьёт на улице. Ему надо только позавтракать в «Граблях», в которые – в туалет – Лёню с трудом пускали охранники, глядя на его прикид. На большее Лёня в этом заведении не претендовал, исходя из своего кошелька. Ну, да и ладно! Подождём Скороходова на улице. Проглоченного утром на кухне – под кофе - куска халвы вполне достаточно: сытный продукт - и веганский, главное… Да и вообще! Не та сегодня дата, чтобы собачиться по таким поводам.
Воровато попивая пиво, он озирался по скверу. В сидящей по соседним лавочкам публике узнавались, с учётом набравшегося за жизнь опыта: бывшие зэки; умеренные нефоры неуверенной политической ориентации; бывшие и давно забытые всеми «малиновые пиджаки» из лютых 90-х; начинающие бомжи, не вполне ещё осознавшие своё положение; опустившиеся интеллигенты традиционного плана; озверевшие женщины-хасрави из низшего – и тут уже совершенно определённого! - пролетариата, готовые бороться кулаками. Все они ржали и пялились друг на друга в совершеннейшем изумлении от возможности существования собственных соседей.
Спустя пару минут позвонила Маша:
- Слушай! У нас же сегодня ровно 12 лет совместной жизни!
- Ой! – вскричал Лёня. – Все годы отмечали! Как мы могли про это забыть?!
- Ну, да ладно уж! Петина презентация – это дело такое.
- Ну, да, да, да… Уж святое, - куда!
- Ты сам – там?
- Ну, почти. Вроде как у преддверия храма.
- Пока не началось?
- Нет! Говорю же тебе, – в преддверии.
- Ну, слушай, меня тут на работе мытарят. Это ничего, что я появлюсь ко второй части ближе?
- Машутко, о чём ты говоришь?!.. Если ты совсем не появишься и пропадёшь, будет досадно. Но уж как сможешь.
Они обменялись традиционными тёплыми присемейными созвучиями.
Сквер галдел, кипел, а временами и мычал наружу в соответствии с собственными прирождёнными ему – и его обитателям, а равно и окружающим социальным обстоятельствам - свойствами. Лёня добродушно примечал, поглощая пиво и любя, вообще, быть наблюдателем.
Наконец и - треньк, треньк! – Петя!
- Ау, вы где там уже?
Лёня не сомневался, что они вместе с Дашей. И не ошибся.
- В метро. В метро! На переходе.
Где ж им быть, как не на переходе… Через две минуты они замахали ему.
Петя был надменно-неприступен. Даша – рада и горда. В глазах её светилась, пожалуй, даже некая новая радость, Лёне ещё неизвестная. Тут присутствовала не только гордость, но и что-то более мягкое, пожалуй – новое.
Ещё пара минут, и у лавочки явились Скороходов с женой.
Жена Скороходова дико смеялась, - подстать Пушкину. Её несметно веселил облик Лёни, клонившегося на обе стороны и завсегда замшелого.
- Ты, как вижу, уже в форме? – подмигнула она.
- Ну, разумеется! – расхохотался он ей в тон, который был для их разговора вовсе не единственно принятым. Ну так ведь – сегодня… Сегодня…
Лёня был рад, что Петя, во всяком случае, не то чтобы позвал на презентацию, а хотя оповестил о ней Ваню – виновника издания его книги. Большей милости от великого поэта современности добиться не удалось.
Народ в магазин постепенно валил.
Ну, как валил… Это ж, понятное дело, не распродажа… Не всегда было сразу понятно, какой народ валил – куда.
Они у лавочки были пока что – впятером – хаотично, весело.
Фотоаппарат был у жены Скороходова, и фоткала она вправду отлично – это все успели узнать.
- Ну? – сказал Скороходов, оглядываясь с весёлым и, в то же время, каким-то новым мефистофелевско-хитрым видом, забавлявшим Лёню. – Мы – чего, как? Сниматься-то будем вместе?
Последний вопрос обращён был вроде как ко всем. Но все отлично знали, что фоткать сейчас будет жена Скороходова, которой нужно потом идти на долгую и длинную работу, и которая на всю презентацию остаться по-любому не сможет, даже если б и захотела. А вот фоты были запланированы – её.
Все начали суетливо-хаотично, или, может, не хаотично, но суетливо рассаживаться.
Скороходов, Петя, Даша, Лёня – в таком порядке, никому не принципиальном, они и запечатлелись в съёмке, словно пуговицы в ряд - обнявшись. Точнее, просто вытянув свои прямые руки вдоль плеч друг друга. Ничего особенного и, если кому-то не угодно – даже ничего личного… Уж точно – ничего обязывающего.
Впервые в жизни Лёня оказался с Дашей настолько рядом. Это было удивительно и странно. Хотя – чего, собственно, странного или уж тем более – удивительного?.. Нормальная пионерская линейка.
Ему всегда казалось, что Даша считает его товарищем. Всегда уважал этот факт и, пожалуй, немного благоговел перед ним, - зная, например, о её всегдашней готовности подвергнуть его честной и вдумчивой критике, - и очень это ценя. В Средние века сказали бы, что он относился к ней целомудренно. Века Революций снесли напрочь налёт ханжества с подобного отношения, но ничуть не уничтожили его смысла. При Дашиной скупости на проявления чувств - он даже не помышлял о том, чтобы когда-нибудь взять её за руку. Нельзя и сказать, чтобы он мечтал об этом. Теперь он просто неожиданно для себя озадачился. И задумался больше прежнего о товариществе. О том, кого, с кем и как оно связывает.
Петя, очевидно, задумался тоже. Запрыгал кругом – то впрыгивая в середину, то, напротив, нарочито уступал Лёне место. Лёня и не отказывался: предоставленное место было ему, без всякого сомнения, приятно.
О товариществе ли задумывался Петя?
А уж Лёня - о товариществе ли подавно?
Об этом запросите Книгу Судеб.
Так или сяк – Лёня счёл, что Петю в эту Книгу каким-то образом уже вписали, так что дальше потворствовать нет необходимости.
Прав ли он был?
Всякому ли дастся по вере его?
Или по знанию?..
В общем – по вере там, или по знанию, но начался какой-то прыгож, в коем Лёня и сам принял деликатное участие.
В беспорядочном итоге которого Лёня обнаружил Дашины глаза напротив себя.
Их глаза встретились.
И…
И вовсе он не хотел их отводить.
И… своих смешливых глаз –  коим цвета он не вспомнил бы и не узнал бы нипочём – Даша не отвела.
Его и самого повело на смех из глаз.
Он испугался.
Он не понял.
А чего, собственно, пугаться?..
Добрые детские глаза в гляделки. Старинная детская игра.
Минуты, ну, на три.
И это – как теперь он понял – было самое доброе и всякое важное для всех.
Вспомнить эти детские гляделки.
…Дальше была шумная и прикольная презентация.
Маша с работы под конец добралась и сидела в последних рядах.
- Ну,  спасибо тебе, Лёня! –  гласил там Петя.
- За что? – с изумлением спрашивал он и показывал на Ваню, – вот кто книгу-то издал! А вовсе не я!
Петя кивал счастливо и недоверчиво.