Глава 23

XXIII

- Ничего?
Арамис, стоявший у окна, повернул голову на звук шагов.
Атос встретил его взгляд и отрицательно покачал головой:
- Я бы уже послал кого-нибудь к нему, будь это другое дело.
- Лучше еще подождем. Даже если что-то пошло не так, д’Артаньян не из тех, кто не сумеет дать нам знать. Не исключено, что Ваш гость пока не появился, и гасконец все еще ждет, как и мы.
- Вы высматривали д’Артаньяна? С этой стороны не видно ворот.
- Да, я знаю. Отсюда видно луг и лес. Было бы видно павильон, если бы он все еще стоял. Я думал, Ла Фер уже ничем не способен Вас взволновать. Вы удивили меня, граф.
- Ошибаетесь. Я не взволнован. Давно нужно было это сделать, но раньше там был пруд.
Арамис кивнул:
- Помню. Да, я хотел извиниться – кажется, я помешал вашему разговору с мадам де Беренжер? Пока нет вестей от гасконца, Вы можете… – он сделал жест в сторону двери.
- Незачем, – холодно ответил Атос, усаживаясь в кресло и приглашая Арамиса тоже сесть.
- Наверное, нам тогда было немного легче, – задумчиво проговорил Арамис. – Именно поэтому… У д’Артаньяна была Констанция, у меня… – он слегка улыбнулся, – это было как противоядие против той женщины. А у Вас тогда не было никого. Никого, кто дал бы Вам сил.
 - Так или иначе, это уже не имеет значения.
- Да? – Арамис скользнул взглядом в сторону окна. – Хорошо.
- Что именно?
- Что тогда Вы справились сами. Подумайте, ведь единственным  шансом на спасение – настоящим шансом! – для нее были Вы, Атос. Ей почти удалось совратить наших слуг, но Вы были рядом. Если бы наш друг попытался ее спасти – Вы бы остановили его. Это мог быть я – если бы мои чувства к ней оказались такими, как она представляла. Но и меня Вы бы остановили. Вы собирались скрестить шпагу с д’Артаньяном, Вы бы скрестили ее и со мной – не колеблясь. Ни я, ни гасконец, не могли ей тогда помочь, на самом деле не сумели бы, даже если б захотели. А Вот Вы…  Мне сейчас подумалось – что было бы, если б это оказались Вы? Даже нас четверых не хватило бы Вас остановить, разве нет? Она была достаточно умна, умна, как змея, которая за доли секунды выбирает самое уязвимое место жертвы, бедняга Фельтон тому примером, и потом за доли же секунды находит самую малую щель, через которую может ускользнуть. Разве не очевидно ей было, что именно Вы были ее единственным шансом, именно к Вам нужно было обращаться, и именно у Вас искать то слабое место, которое позволило бы ей ускользнуть и на этот раз.
- Полагаете, она не думала об этом? – Атос задумчиво смотрел в пространство. Он выглядел отрешенным, но совершенно спокойным.
- Конечно, то зло, что она причинила Вам, огромно. Но у д’Артаньяна она убила возлюбленную, и не 7-8 лет назад, а только что, у него на глазах. К тому же, их отношения едва завязались, но, тем не менее, она обратилась к нему, и гасконец готов был уступить. А Вы? Вы когда-то пожертвовали ради нее всем, разве такое забывают? И все же, она даже не попыталась пробудить в Вашем сердце хоть тень воспоминаний.
Взгляд Атоса потемнел:
- У нас были и другие воспоминания, которые она вряд ли хотела воскрешать. Вы не все о нас знаете.
- Возможно я не все знаю…  Но, Атос, как бы Вы с ней ни поступили: выгнали из дома, вышвырнули на улицу, запретили переступать границы Ваших земель – не важно, как именно Вы от нее избавились – это было проявлением чувств. Ненависть тоже чувство, и пока чувства есть, всегда можно попытаться обернуть их в свою пользу. Если бы Фельтон был равнодушен, она бы ничего с ним не сделала, но он, как оказалось, ненавидел Бекингема, и она сыграла на этом. Она ведь знала, что Вы ее ненавидите?
- Знала. В Красной Голубятне был момент, когда я собирался пристрелить ее.
Арамис невольно усмехнулся:
-  Возможно, так и надо было поступить.
- Как бы там ни было, она знала, что обращаться ко мне – это кратчайший путь, но не к спасению, а напротив.
Арамис покачал головой:
- Чем сильнее Вы ее ненавидели, тем больше шансов – у человека, охваченного чувствами, много слабых мест. Она могла бы перессорить нас, Вас и д’Артаньяна, например. Вызвать у Вас ревность.
- Ревность?
- Атос, ненавидящий будет ревновать еще сильнее любящего – ведь у него нет надежды.
Атос нехотя улыбнулся:
- Хорошо, признаюсь, я пережил несколько неприятных минут, когда выслушивал откровения д’Артаньяна об их отношениях. Теперь об этом смешно вспоминать. Но и тогда друг был для меня важнее. И потом, Вы забываете о ее собственных чувствах. Не знаю, что именно она испытывала к д’Артаньяну, но насчет природы ее чувств ко мне я не сомневаюсь, я знаю.
- Ненависть?
- Безусловно. Если следовать Вашей логике, то именно ее собственная ненависть не дала ей использовать единственный шанс на спасение – меня. Ненависть ослепила ее. Чтобы попытаться использовать мои чувства, ей нужно было быть равнодушной и спокойной.
- Да… Но она не могла быть к Вам равнодушной.
- Когда-то была. Именно тогда у нее все получалось.
- Мне кажется, она возненавидела Вас давно, даже Вы сами не знаете, как давно это началось.
- После того, как именно мы расстались – неудивительно.
- Нет, Атос, ненавидеть она начала намного раньше.
- Бояться – возможно, но ненавидеть? За что?
- За то, что Вы любили. Что могли любить так, как она не могла, не умела. Но очень хотела. Вы разочаровали ее, очень сильно разочаровали.
- Право? – взгляд Атоса отразил невольный сарказм. – Любопытно.
- Мы ненавидим других за собственные несостоявшиеся мечты и иллюзии. Ищем и жаждем любви, возлагая надежды на другого, ожидая от него чуда, а когда не получается испытать любовь, делаем виноватым того, кто не смог ее возбудить, и начинаем его ненавидеть. Думаю, именно за это она Вас возненавидела, и намного  раньше, чем Вы ее разлюбили. Вы показали ей мечту, сказку, она видела, как счастливы Вы, и ждала, что испытает то же блаженство. Но ничего не случилось. Наверное, она просто не способна была любить… Но обвинила в этом Вас. Думаю, Вы серьезно рисковали.
- Чем?
- Жизнью. Вы еще любили, а Вас уже ненавидели. Она не пыталась Вас отравить?
Атос посмотрел на друга довольно тяжелым взглядом. Арамис понял этот взгляд:
- Вы поняли уже после? Что это были не случайности?
- Это могли быть случайности.
- Вы в это верите?
- В тот день, когда мы… скажем так – расстались, я чувствовал себя несколько необычно. Когда мы судили эту женщину, я рассказал, что обнаружил у нее клеймо, но не рассказывал как именно. Это было на охоте, лошадь понесла и сбросила ее с седла. Мне все казалось нереальным, и потом это клеймо и то состояние, в котором я пребывал, обнаружив его, – это было как продолжение, естественное продолжение этой нереальности. Весь тот день потом долгое время казался мне кошмарным сном, от которого я никак не мог проснуться. Мое сознание словно жило само по себе, отдельно от этого мира. Мои ощущения накануне охоты я считал неким дурным предчувствием, на которое поначалу не обратил внимания. Но… – Атос закусил губу, и покачал головой, – но подобные «предчувствия» были у меня и раньше. Не настолько явные, чтоб я обращал на это внимание – мое здоровье всегда было отменным.
- Если бы понесла Ваша лошадь, то, будь Вы сто раз опытным всадником, с одурманенной головой далеко не уедешь. Несчастный случай, что поделаешь… Бедная вдова?
Атос невольно усмехнулся:
 - Арамис, Вы сегодня странно настроены. Похоже, не на меня, а на Вас Ла Фер подействовал неожиданным образом.
Арамис улыбнулся:
- Просто подумалось, что это еще может иметь значение.
- Зачем Вы мне это говорите? Полагаете, мне нужно все это знать?
- Вам? Вероятно, нет…
Он обернулся и Атос обернулся вслед за ним – в дверях стояла Аньес. Она подняла руку, готовясь постучать.
Атос резко поднялся. Арамис тоже встал:
- Мадам, полагаю, Вы хотели закончить разговор, которому я помешал? Господин граф, теперь моя очередь пойти узнать, не вернулся ли с прогулки д’Артаньян.
- Он вышел? – тревожно нахмурилась Аньес. – Один?
- Вы же знаете, как он упрям и самолюбив, – Арамис развел руками. – Он считает себя здоровым. Я узнаю, как обстоят дела, не волнуйтесь раньше времени. Я скоро вернусь.
Атос молча ждал, ничем не желая помочь Аньес. Она прикрыла дверь за Арамисом и остановилась, не решаясь пройти дальше.
- Господин граф… Нам действительно помешали… Я могу говорить с Вами?
Он нахмурился, и это очень походило на ответ. Аньес не стала дожидаться слов:
- Прежде всего – я не слышала вашего разговора, кроме нескольких последних фраз. О воздействии Ла Фера. Шевалье де Бражелон сказал нечто похожее – что здесь точно что-то случилось. И мне кажется, что ваш разговор связан именно с этим. Вы были женаты?
- Вы пришли задавать мне вопросы?
- Я не имею на это права.
- Думаю, у нас разные понятия о правах. Вы ведь уверены, что получите ответы?
Аньес беспомощно смотрела на него. Атос кивнул:
- Конечно. Вы, наверное, считаете это сочувствием, не так ли? Удобное слово для женщин.
- Прошу Вас…
- Я должен ценить это – Ваше сочувствие. И доверить Вам все. Иначе Вы раскаетесь в своих чувствах ко мне, не так ли?
- Подождите. Дайте мне пару минут.
Она не сводила глаз с Атоса, он тоже смотрел на нее, но, казалось, они не видели друг друга.
- Меня мучает любопытство. – Она говорила с трудом. – Но я понимаю, что это каприз. Глупое упрямое любопытство ведет меня. Поэтому я хочу остановиться. Я не хочу ничего знать.
Атос, сам того не замечая, недоверчиво качнул головой.
- Я забуду это, – твердо сказала Аньес. – Я сумела забыть гораздо более очевидные вещи, хотя рядом живое напоминание – виконт де Бражелон. Ваш сын! Так что верьте мне – забуду и это. Вы были женаты? Я тоже была замужем. Меньше всего на свете Вас интересует мой муж. Я сумею так же отнестись к Вашей жене. Она давно умерла, как и мой муж. Это было когда-то… Сейчас этого нет. И уже не будет – это все, что я хочу помнить.
Она поклонилась Атосу и вышла.
Арамис пришел через четверть часа, и Атос уже выглядел, как обычно.
- Гасконец прислал записку. Вы готовы слушать?
- Да, почему Вы спрашиваете?
Арамис спрятал улыбку:
- Мадам де Беренжер нелюбопытна? Ваш разговор не затянулся.
Атос ответил выразительным взглядом:
- Зато я стал любопытен – что пишет д’Артаньян?