Майсы Яффо

        После восьми утра, если надо переехать шоссе Ротшильд в сторону Флорентин то однозначно через улицу д-ра Эрлиха. Иначе в районе перекрестка Кдумим такие пробки, что жаль потерянного времени. Поэтому лучше в объезд, через Эрлих. На этой улочке полно мастерских, где режут мрамор, магазинчиков, где продают редкую керамику, в общем, это самое сердце Яффо. И всегда проезжающие непроизвольно кидают взгляд вправо на работающих с раннего утра. Восемь для таких предприятий если не середина дня, но и совсем таки не начало. Можно бесконечно смотреть на воду, огонь и на слаженную работу трудовых человеков.
        Картинка этого утра совсем не походила на привычную. Еврей стоял над тяжело дышащим, в луже крови, немолодым арабом. Около араба сидела плачущая семья: жена, дети. Еврей же перепачканный с ног до головы радостно улыбался двум ребятам в форменной одежде, колдующим над лежащим. Ну вот так начался один из дней маленькой страны.
        В мраморном цеху вовсю кипела работа. Куча заказов. Хозяин, быстрый и всепроникающий, как ртуть, был доволен. Рабочие наспех пили кофе и размечали, резали, шлифовали тяжёлые каменные плиты. Обматывали веревками, как сто лет назад, и переносили с места на место, правда уже не на ослах, а с помощью трактора. Вдруг одна плита, поднятая достаточно резко, лопнула и обрушилась вниз. Красивый такой кусок, прожилки составляли невероятный орнамент. Природа постаралась на славу. И вот именно он, развалившись, рухнул прямо на одного из резчиков. Пара тонн. Это быстро. Могу заверить по опыту. Это сразу. Острый край разорвал мужчине ногу сзади, в районе ахилессова сухожилия. Хлынула кровь. Яркая. Артериальная. Пострадавший стоял, не осознавая, что ему жить осталось пару минут. И пока он стоял, наперерез через двор из резко притормозившей машины к нему кинулся человек, скорее всего проезжавший в эту минуту рядом, и не медля ни секунда сбил с ног, крича, срываясь, застывшим окружающим «скорая, верёвка, жгут, кусок палки», и крепко пережал рану на ноге. Парень прилагал бешенные усилия не разомкнуть обхвата. В проёме двери дома, во дворе которого и был, собственно, цех, истошно запричитала женщина – жена резчика, и ей вторили совсем ещё маленькие дети, возможно даже внуки. Они, приблизившись, окружили лежащего и пытались помочь, но этим и мешали, а силы держащего стремительно кончались. Но совсем рядом уже слышалось завывание сирен. А в это время кто-то наматывал жгут из куска рубахи и перетягивал рану. А парень упорно держал. И если бы это была именно та точка, которую так искал Архимед, чтобы повернуть Землю, так она была как раз там, в старом квартале Яффо, на полу этого цеха. Да, он ещё кричал, теряющему сознание арабу, не закрывать глаза. «Смотреть. Убью гада. Смотреть. Не спать, сволочь». Вот, что он кричал. Неполиткорректно, скажу, кричал. Санитары, прибыв, дейстовали слаженно, работа - она всякая бывает. Чтоб не успеть вот так, когда тебя ждут - так это же никогда. Пострадавшему оказывали помощь, с огромными усилиями разомкнув пальцы, держащие рану. Спаситель, а как его можно было назвать, снова таки спрошу, встал, весь дрожа от бушующего в нём огромного количества адреналина. «Мои руки обагрены мусульманской кровью», - бросил он, улыбаясь, и совершенно этим счастливый. Погрузив пострадавшего в машину, улыбалась и бригада Маген Давид Адом. Эту шутку можно было бы счесть крайне неприемлимой, но не здесь и не сейчас. Такая одна простая морфемная конструкция из сотен фраз о настоящей правде – крови жертвы на руках агрессора. Клише в клёшах морячка мировой революции. Женщина благодарно кивнула, незаметно коснувшись руки. Вот и всё. Спасающий одного... Медики торопились, кровопотеря была достаточно сильной. Но шансы отсутствовали бы вовсе, не продержись рабочий в сознании эти несколько бесконечных минут. А он продержался. Молодец, старик. Все наше ему уважение. Может слово «гад » его так разозлило? Пока грузили раненого как-то отвлеклись. А когда решили спросить, как это парень так сумел лихо притормозить там, где это ну никак нельзя, практически на середине перекрестка, то не обнаружили ни его, ни машины. Он уехал, как будто и не было. Евреи они такие. Они ещё те выжиги. Как спасибо с вопросами получить, так и след их уже простыл.
        «И вот, что я до Вас скажу. Если по-честному, так ни фига эта кровь не отстирывается, пришлось выбросить совершенно новую рубашку, да и брюки тоже. А вот это уж совсем некстати. Вот, что есть мне сказать, на минуточку. Потому, что когда вещь хорошая, так нет никаких сил эту вещь выбрасывать. Ну такой вот я скряга». Эти майсу передали шёпотом листья пальм, стоящих на этой улице целую вечность. А им, в свою очередь, принёс её сплетник-ветер. А от них эти слова услышал снова вставший к станку, вернувшийся после лечения. Хотя это история могла случиться, где герои бы поменялись местами. Где араб Абдалла помог бы еврею Овадье. Почему эти имена? Да потому, что они суть одно. Перевод обоих одинаков – Раб Божий. Но разве это история о рабстве? Как бы и с кем бы она не началась – окончилась бы она одним. Спасением. И к чёрту сослагательное наклонение.
        Постскриптум. «Откуда прибыли, Абрам?», - в аэропорту вопрос. «Какие прибыли, офицер, сплошные убытки». Ле Хаим.

04.10.17 Яффо