Сочинение по философии

В старших классах школы у нас был урок «Философия». Я любила этот предмет, скорее, из-за учительницы. Так же, как любила «Историю» и «Правоведение», которые вела Татьяна Анатольевна. Но философия была особенно хороша тем, что можно было много рассуждать на самые разные темы, на вечные темы. Однажды мы писали сочинение: «Что-то там, связанное с детством». Может быть, просто «Моё детство», уже не вспомню. Я получила «двенадцать». Что ж, сочинения всегда давались мне легко. Но это было особое. Я была честной, вспомнила все светлые моменты и пришла к выводу, что детство моё было золотое.


О чём я писала? Точно помню, что о квартире. Мы жили в просторной трёхкомнатной квартире в моём любимом спальном районе города. Родители были вместе, потом создавали видимость, что они вместе. На зимние праздники у нас стояла ёлка, под ней – много подарков, приходили гости. Даже две ёлки – потому что много лет подряд мы встречали Новый Год сначала у бабушки, а потом дома.


Летним вечером на даче я загадала желание – потому что звезда упала – чтобы мне подарили игрушечный холодильник для Барби. И на Новый Год мне его подарили! А ещё папа сделал волшебный кукольный дом. Туда сложно было поместить игрушки, потому что волшебный он был только снаружи, зато там был свет! Я точно помню, что-то нажимаешь – и включается!


В спальне были золотые шторы, однажды после стирки я обмоталась в них и чувствовала себя королевой. Я боялась крокодилов и журавлика. Это всё сны. А потом мы взяли бумагу и карандаш, мама посадила журавлика в клетку – и страх прошёл. Перед сном всегда ели что-то вкусное и читали. Папа читал редко, но мне дико нравилось, хотя я не могла разобрать и половины слов. Про крокодила Гену читали, кстати.

Любимое воспоминание детства: мы с папой гуляем по узким пыльным тропинкам между виноградников. Воспоминания очень затёртые и очень дорогие. Сейчас половину виноградников смели и застроили. Теперь я мечтаю жить в одной из этих высоток. Но тогда мы просто гуляли. Говорили не помню о чём. Сколько мне было лет? Шесть? Семь? Нет, меньше. Потому что в начальных классах родители развелись, трёхкомнатная квартира была продана, мы с мамой год жили у бабушки, и это казалось мне прикольным. Всегда шумно, всегда много людей. Мама часто сидит у настольной лампы, сгорбив спину над бумагами. Хотя так было и там, в трёхкомнатной. У бабушки мы с двоюродными братом и сестрой любили сидеть на шкафу и смотреть мультики. Ещё с братом любили бегать с палками (пистолетами) и играть в агентов, а с сестрой уходить по каким-то особо важным делам, куда мальчикам нельзя: брату, который непременно увязывался за нами, говорили, что идём делать уколы.

Бублики стоили двадцать пять копеек. Тётя покупала нам ядовитое желе в крошечных упаковках. Неосторожно откроешь: весь липкий сок на одежде. Тётин муж привозил из рейса диковинный виноградный сок в каких-то длинных упаковках.

Потом въехали в новую квартиру. В однушку на пятом пятиэтажки. С протекающей крышей, плесенью по тонким стенам, посещающими нас набегами мышами и огромными, невероятных размеров тараканами. Называли мадагаскарскими, как было на самом деле – не знаю. В те годы у меня обострился слух. Шорох маленьких лапок монстра размером в большой палец взрослого человека я слышала даже во сне. Сон тоже стал чутким. Травили, вызывали санэпидов. Но монстры нередко заявлялись вновь. Туалет доносил до нас все соседские запахи. Крышу спустя десять лет жалоб и просьб – жкх и разным депутатам – пришлось крыть на свои кровные. В этой квартире всё не ладилось. Ломалась техника – да вся и сразу. Мы много болели – всем, чем только можно. Дважды из окна выпадала наша кошка. Потом пропала. Иногда меня посещала грудная жаба. Я задыхалась и шептала: «Иисус». Но компьютер мы купили только, когда я была в десятом классе, белый такой, большой. Через год провели интернет. Тогда я и узнала, что именно надо шептать, когда давит на грудь и парализует тело. Многим позже оказалось, что прежняя хозяйка умерла в этой квартире. Мама ходила со свечкой по углам. Свечка дрожала.

В мои четырнадцать не стало папы. Мы с мамой были на даче. Перед поездкой я выклянчила синий кассетный плеер. Слушала музыку. Стоял апрель. Маме позвонили на древнюю Мотороллу, или Сименс. Первым ближайшим автобусом мы поехали домой. Я набрала ванную с пеной, забралась туда и рыдала. Рыдать было лишним: папу забрали в реанимацию, да, вроде бы воспаление лёгких, но всё же было хорошо, никаких поводов для беспокойства. Утром я очень долго молилась. Я опоздала. В три часа ночи папы не стало. Мама вернулась с работы в обед – и, только войдя в дверь, стала плакать. Я завыла в унисон.

Он приходил в эту квартиру. Всё было не так, как раньше, но почти хорошо. Он хромал и пил. Угощал меня вредными чипсами, мороженым, а ещё приносил крабовые палочки, когда возвращался из пивнушки. Туда мы непременно заходили на каждой прогулке. Точнее, он заходил, а я ждала на улице. В обрывках взрослых разговоров на очередных поминках я слышала, что папа хотел вернуться, хотел порвать со всем ненужным. Не успел.

Детство перетекло в юность, когда мне было тринадцать и я впервые заметила внимание мужчин к себе. Дневники хранят хроническую влюблённость, слёзы, депрессии, ссоры, творчество. Но детство, детство было ого-го каким.

Неважно, когда оно закончилось. Важно, что оно было золотым.