О янтаре

"Прусский эпос 2.0".

О янтаре.

Всем известно, что янтарь – это застывший солнечный свет. Окаменевшее солнце. Если он рождается не в полдень и не на закате, то выходит прозрачным, ровного золотистого цвета. Полуденные лучи делают его матовым, чуть желтоватым или вовсе белым. Заходящее же светило дарит ему багрянец. Порою такой оттенок получается на рассвете, однако, по неизвестным причинам, значительно реже. Объяснения этому пока не найдено. Описание будет не полным, если не упомянуть о самой редкой и самой прекрасной из разновидностей этого самоцвета...

Руфус отложил перо, потянулся и встал. Вышел на крыльцо. «Негоже алхимику проявлять нетерпение», - сказал он тюльпанам под окном, и они кивнули ему бледно-жёлтыми головами. С берега доносился едва ощутимый аромат сирени. А с моря пахло солью, и слышно было, как смеётся, носясь над волнорезом, Владыка Западный Ветер. Руфус не стал с ним заговаривать. Знал по опыту: тот сейчас склонен шутить, и правды от него нипочём не добьёшься. Не дело затевать беседу и тогда, когда он поднимает почерневшие волны на дыбы и пытается вырвать с корнем ставни на окнах. Впрочем, там уже не до разговоров: ноги бы унести. А вот если с моря тянет зябко и равномерно, и серость кругом, и чуть трепещет завеса косого дождя, тогда от старого друга можно услышать самые разные вещи, от рассказов о героях прошлых веков до пророчеств о рыбном улове на ближайшую неделю.

Старик покивал тюльпанам в ответ и пошёл назад, во флигель. Не упустить бы момент. Расчеты и чертежи со всеми возможными положениями солнца лежали у открытого окна. А солнце нижним краешком диска вот-вот коснется горизонта. Но чуда нужно ждать немного позже, когда из воды будет едва виден верхний край. Тогда-то и мелькнет – всего на мгновение – тот самый луч, который можно узреть только раз в жизни, хоть каждый день глазей на горизонт. Который исполняет любое желание. Который создает зеленый янтарь. Сегодня, если всё получится, огненный воздух древности, морские волны и голубую глину заменят реторта, тигль и ещё кое-какие приспособления, о которых Руфус не вызвался бы рассказывать несведущему в таких делах человеку. Ибо человеку несведущему такие знания...

В дверь постучали. Громко, и, в то же время, как-то неуверенно. И все мысли Руфуса будто в тигле переплавились в одну: только не сейчас! Это не мог быть гонец из Города: Руфус уже сто лет в обед как завёл голубиную почту, и всем, кому он мог понадобиться, было об этом известно. Разве что кто-то здесь, в окрестностях просит о помощи. Домик мудреца стоял на отшибе, почти над самым обрывом, но все знали, куда идти, если приболел человек или скотинка, или женщина не может разродиться... В общем, не открыть было нельзя.

***

Ребёнок появился на свет совсем крошкой, прежде положенного срока. Но почти сразу закричал, а точнее, запищал. Человек пришёл в мир, новая жизнь, такая уязвимая и такая непреклонная... Руфуса благодарили со слезами, объятиями, на коленях, за столом с ароматным сбитнем и имбирным элем. А старый маг улыбался, будто сам себе, и бормотал под нос что-то одним казавшееся молитвой, другим – заклинаниями, третьим – просто тихой радостью о свершившемся чуде. С хозяевами и домочадцами распрощался глубоко за полночь и, нагруженный подарками так, что болели руки, отказавшись от всяких сопровождающих, так и не погасив загадочную улыбку, отправился домой.

Зелёный луч Руфус так и не увидел.