Глава 13. Францисканец

Всю последующую неделю Атос был занят. Вместе с Гримо они объездили окрестности, осматривали виноградники и граф, как человек военный, прикидывал, как лучше использовать расположение замка. Между тем, откуда-то появились опытные каменщики и споро стали приводить в порядок донжон. Атос только улыбнулся: он и сам начал бы с центральной башни. Он только наблюдал за строительством, не вмешиваясь, ни словом, ни жестом не давая повода показать себя хозяином, но твердо решив в дальнейшем сделать все, чтобы расплатиться за этот ремонт самостоятельно. Менее щепетильные Портос или д'Артаньян не преминули бы указать, что Орден достаточно использовал его средства, продавая вино, чтобы требовать еще что-то, но Атос более всего в жизни хотел не быть обязанным чужим людям.

Стройка продвигалась быстро, и к концу недели было готово просторное помещение с камином, кухня, и спальня на втором этаже. Отремонтировали и конюшню, в денниках которой спокойно поместились бы двадцать лошадей. Либо паломник должен был прибыть с немалой свитой, либо, в будущем, это помещение намерены были использовать постоянно.

Граф тронул коня: внизу, в лощине показался небольшой караван: с десяток мулов и лошадей осторожно ступали по узкой каменистой тропе. Судя по одежде, пятеро всадников были монахи, остальные животные были с поклажей. Немалые тюки, полосатые, как это принято на Востоке, почти скрывали спины мулов. Четверо из монахов были вооружены; поперек седел покачивались мушкеты.

Важный груз или важный гость требовали серьезной охраны. По тому, как трудно шли мулы, Атос понял, что в тюках что-то очень тяжелое: возможно — золото. Происходящее ему нравилось мало: все говорило о том, что из его дома намерены сделать не то перевалочную базу для контрабандистов, не то приют для иезуитских шпионов. Атос твердо решил дождаться неизвестного посланца и переговорить с ним. Замок Турен превращался для графа в головную боль.

Было еще нечто, что беспокоило Атоса: он уехал внезапно, предупредив, что отлучается на два месяца, и не сказав, куда едет. Блезуа, не первый раз оставленный управляющим, только порадовался: у него, да и у всех в доме, наступили каникулы: при графе бездельничать не решался никто, а теперь строгий хозяин был далеко, и можно было позволить себе расслабиться. Но Атоса волновал и сын: граф не придавал поездке особой важности и не предупредил Рауля, считая, что тому хватит забот о жене, и не стоит его нагружать мыслями о путешествии отца. Но, не получая писем от графа, виконт начнет беспокоиться и способен броситься его искать. Лучше всего отправить ему весточку сейчас, успокоить, и заодно дать знать, что он уехал на юг по делам наследства. Поэтому Атос решил отправить в путь Гримо, не надеясь на местную почту.

- Гримо, - Атос достал заготовленное письмо, и на утвердительный кивок передал его своему управляющему. - Поезжай! За меня не волнуйся - со мной ничего не случится.

На вопросительный жест слуги он указал на видневшийся внизу трактир. Гримо понял, что хозяин будет его ждать там.
 
Прошло два дня, прежде чем графа пригласили на встречу. Хотя он был уверен, что эти два дня за ним следили. Это раздражало, но Атос внешне не показывал, как его нервирует эта слежка. Теперь он сам желал встречи и выяснения всех обстоятельств.

Его провели в собственный дом, как в осажденный замок, и оставили одного в нижней зале перед растопленным камином. Толстые стены защищали от жары, а тепло камина было не лишним для сухонького старичка-францисканца, неспешно вошедшего в комнату и потиравшего озябшие руки. Атос, стоявший спиной к вошедшему, отвернулся от созерцания огня в камине, и с достоинством поклонился.

- Буду рад, святой отец, если вас устроили с некоторым комфортом. К сожалению, мой дом не был готов к посещению гостей и это все, что смогли успеть сделать ваши люди.

- Я имею честь говорить с графом де Ла Фер, владельцем этого замка?

- Да, вас верно информировали. Могу ли я узнать, в свою очередь, с кем имею честь говорить?

- Будет правильно, если вы будете обращаться ко мне «монсиньор», господин граф. Пока этого довольно.

Атос чуть склонил голову, понимая, что старик хочет сохранить свое инкогнито. Ряса странствующего монаха надежно служила той же цели.

Черные, глубоко упрятанные под тяжелыми веками глаза францисканца горели огнем, пока он, не таясь, рассматривал гостя.

- Вы не очень похожи на того заносчивого мальчишку, которого мне привелось увидеть когда-то в коллеже, - нарушил он молчание.

- Монсиньор, мы знакомы с вами? - удивился Атос.

- Это трудно назвать знакомством, господин граф. Я видел вас однажды, когда побывал в Клермоне. Вы меня могли просто не заметить, а вот я вас запомнил. Я старше вас лет на десять. У меня прекрасная память, Ваше сиятельство. Что вы скажете, если мы продолжим нашу беседу на языке просвещенных людей? Так мне было бы спокойнее, - он огляделся по сторонам. - Я направляюсь по чрезвычайно важному делу, и желал бы поговорить с вами прежде, чем ступлю на землю Франции.

- Вы уже — на французской земле, - холодно заметил Атос на латыни.

- И во владениях французского вельможи, хотели бы вы добавить? Но, позвольте вам заметить, господин граф, что с некоторых пор вы являетесь также и испанским грандом, - монах перешел на тот же язык.

- Вы следили за мной?

- Поневоле, дорогой хозяин, поневоле. Мое знакомство с испанским королем позволило мне узнать, кому был пожалован орден Золотого Руна, который мой господин отправил английскому королю Карлу 2 ко дню его восшествия на престол. Орден был пожалован достойнейшему человеку, которому английская корона обязана едва ли не всем, - и монах низко поклонился графу.

- И в чем же вы видите мою заслугу? - Атос даже не улыбнулся; эта беседа ему нравилась все меньше.

- Вы сумели сохранить в тайне существование миллиона.

- Вы считаете, что эту тайну, доверенную мне перед вступлением в вечность, Его величество Карл Первый должен был рассказать кому-нибудь из духовенства?

- Он нарушил закон исповеди! Он горит теперь в адском пламени!

- Монсиньор, не стоит вам сокрушаться о душе короля, хотя бы не делайте это предо мной! За душу его я спокоен - он святой мученик! А вы, как я понял, упустили прекрасную возможность пополнить казну отцов. Вы не намерены именно мне прощать потерю миллиона?

- Граф, вы христианин и вы учились в коллеже Ордена.

- Но я не давал никаких обетов, монсиньор, кроме обета верой и правдой служить королю Франции. Других королей для меня ныне не существует!

- Но ваш сын?

- Мой сын поклялся быть верным Бурбонам и свято соблюдает свой обет!

- Но ваше членство в Ордене Золотого Руна?!

- Я не настолько дорожу этой привилегией, чтобы ради нее жертвовать долгом и честью, святой отец! Если понадобится, я готов вернуть его испанскому королю.

- Успокойтесь, граф! - францисканец примиряюще поднял руку, призывая к спокойствию. - Его христианнейшее величество не примет назад свой патент, да и вы так не поступите: вы не станете его оскорблять отказом. Я всего лишь выразил сожаление, что миллионом короля Карла распорядились неразумно: он весь потрачен на бутафорское величие. Мы бы сумели использовать это золото с толком.

- Не сомневаюсь! - усмехнулся граф. - Но что меня совсем не волнует, так это действия короля Карла Второго. Однако, меня чрезвычайно занимает, что вы намерены сделать с моим замком. Вы, или ваши люди ведете себя так, словно он принадлежит вам. Я не привык к такому образу действий, и если разрешил вам пока все это, - он небрежно махнул рукой, - то исключительно из интереса понаблюдать, до каких границ бесцеремонности способны вы дойти.

- Вы лукавите, граф!

- Отнюдь! Я далек от лицемерия, но мне сказали, что ожидают гостя. За меня решили, где и как принять его, и я пока молчу. Молчу, пока мне не станет ясно, во что хотят превратить то, что принадлежит мне по закону. Если все это сделано только для того, чтобы дать приют усталому путнику, я поблагодарю и возмещу Ордену расходы. Если речь идет о том, что здесь будет притон контрабандистов — вы жестоко ошиблись: противозаконных действий я не потерплю.

Францисканец не ответил, пристально вглядываясь в лицо Атоса. Тот спокойно выдержал взгляд иезуита.

- Вы смелый человек, господин граф. Никто не разговаривал со мной так, как позволяете себе вы. Это даже к лучшему: я тоже буду с вами до некоторых пределов (разумных пределов) откровенен.

Ваш замок удобно расположен: рядом прошла граница, все тропы известны моим людям, неподалеку - Байонна, порт, морские ворота, которые, хоть и принадлежат Франции, контролируются нами. В годы мира, как и в годы войны, такие места, как Турен, становятся стратегически важными. Вы человек военный, мне вам ничего не надо объяснять. Мы можем превратить его во второй Казале и тогда...

- Я не допущу, чтобы мои владения использовали против французской короны.

- Даже если это будет в интересах кого-то из ваших друзей?

- Я готов дать приют, но не давать бой, - глухо ответил Атос.

- Я не принадлежу к числу ваших друзей, но, если бы на моем месте был, скажем, епископ ваннский? Или господин д'Артаньян? Что бы вы тогда сказали?

- Что они - верные слуги короля, и мне незачем спасать их от его преследования. Вас удовлетворил такой ответ? - граф был взбешен и изрядно озадачен. Не тем, что иезуит знал его друзей, а его предположениями, которые самым чудовищным образом перекликались со смутными предчувствиями самого Атоса.

- Подумайте над моими словами, граф. Они не так абсурдны, как вам могло показаться поначалу. Я направляюсь на важную встречу, о целях которой не имею права говорить. Не исключено, что мне удастся повидать кое-кого из ваших знакомых. Если обстоятельства мне будут благоприятствовать, я обговорю с ними эту тему о приюте для бедных странников. Пока же, мне очень жаль, что вы так враждебно приняли мои предложения. Но я не теряю надежды все решить к обоюдному удовлетворению. Я не прошу вас ждать моего возвращения: вас найдут в любом уголке Франции, как только мы будем готовы к переговорам. Желаю вам всех благ, Ваше сиятельство, - францисканец сделал движение, словно он протягивал руку для поцелуя, и Атос заметил у него на пальце необычный перстень-печатку.
 
Но иезуит спохватился, и перекрестил Атоса на особый лад. Граф поклонился и вышел из зала. На пороге его встретил монах и провел до двора, где ждал его конь. Атос вернулся в гостиницу, где пробыл еще две недели, пока не вернулся Гримо.

Ни граф, ни генерал Ордена (а им и был францисканский монах) не знали, что по дороге в Фонтенбло, где у генерала была назначена встреча с соискателями, его свалит смертельная болезнь, и он скончается в муках, едва успев передать свои права и обязанности епископу ваннскому д'Эрбле.