Глава 23. Концерт
Вся эта история с фавном требовала ясности. Генриетта, с ее живым воображением, представляла себе описанную шевалье картину, но не могла представить, кто же мог скрываться под маской Юноны. Она не сомневалась, что все это переодевание имело под собой только одну цель: привлечь внимание короля! Кто-то тонко и осторожно подводил Его величество к мысли, что ему нужно новое увлечение. В этом могли быть заинтересованы несколько достаточно могущественных персон и от того, правильно ли сумеет угадать их Ее высочество принцесса Генриетта, зависело не только ее счастье, но и ее судьба.
Прежде всего — это был ее муж, Филипп Орлеанский. Человек неуравновешенный, робкий в душе и подверженный тлетворному влиянию своего фаворита, шевалье де Лоррена. Этот, насквозь лживый, порочный и коварный интриган сделал из принца свою игрушку, покорно исполняющую любую его прихоть. Шевалье ревновал Филиппа к любому, кто пытался отвлечь принца от утех с ним. Шевалье и принцесса стали врагами едва ли не с первого дня ее брака с Филиппом.
Далее шла королева-мать, которая никогда ее не любила, и, видя нарождающийся роман старшего сына с невесткой, делала все, чтобы не допустить адюльтера в собственной семье. Анна Австрийская была серьезным противником: Людовик любил мать и прислушивался к ее словам.
Третьим в этом списке была королева Мария-Терезия, но она сама никогда бы ничего не предприняла: она могла только плакать и жаловаться свекрови.
И, наконец, был еще брат, английский король Карл Второй, до которого, несомненно, доходили слухи и сплетни из Франции, и который не преминул бы прислушаться к герцогу Бэкингему, преданно любившему ее даже находясь вдалеке.
Но Генриетта любила Людовика, хотя в этой любви было больше эгоизма и самолюбования, чем преданности и самопожертвования. Она гордилась его любовью, раз за разом доказывая королю, что только любовь равных имеет право на существование. И в то же время в ее душе жил страх, что их чувству грозит постороннее влияние, что какая-то женщина, способная затмить в глазах короля блестящий образ английской принцессы, окончательно отвратит короля от романа с сестрою. Сегодняшний рассказ утвердил в Генриетте эти опасения и страхи: на ее счастье покушались, и опасность исходила от де Лоррена. Кто же стоял за ним, она так и не смогла понять.
Генриетта очень любила музыку и первое, что ей пришло в голову: музыкальные вечера. Недавняя шумная свадьба королевского музыканта Люлли, выходца из простой итальянской семьи, любимца короля, делавшего головокружительную карьеру при дворе, натолкнула принцессу на мысль попросить у Людовика разрешения проводить концерты в своих апартаментах. Его величество обожал музыку и танцы, и он не откажется лишний раз прийти к свояченице, чтобы насладиться концертом вместе с ней. А Генриетта, тем временем, будет приглашать на эти вечера женщин не только из числа придворных красавиц: в Париже достаточно знатных дам, которые не входят в штат королев и принцессы.
Но в любой интриге, кроме замысла нужны и исполнители. Де Тонне-Шарант и де Монтале, не раз проверенные на сообразительность и преданность, как нельзя лучше подходили для плана принцессы: Атенаис - знанием этикета и обычаев двора, Монтале - как особа, умеющая найти выход из любого положения. Обезопасив себя таким образом, Генриетта обратилась к королю с просьбой одолжить ему своих музыкантов.
Зная тонкий вкус молодой женщины, король с удовольствием дал ей согласие и пообещал непременно посетить ее вечернее развлечение.
Монтале и Маликорн, встретившись в укромном уголке Пале-Руайяля, набросали план действий. Ора чувствовала себя слугой двух господ, но, на самом деле, все, что происходило, делало ее хозяйкой положения. Самое главное сейчас было одно: не спешить! Дать действию развиваться по своим законам драматургии, и оно само приведет к закономерному финалу. А пока оба драматурга, вдохновленные тем, как развивались события, готовы были вмешаться, если потребуется, и ввести нужных персонажей любовной комедии. О том, что комедия может перерасти в драму, если не в трагедию, они предпочитали не задумываться: все их помыслы были о гонораре.
Принцесса составила список дам и кавалеров, которых она пожелала видеть у себя и поручила Атенаис известить гостей об оказанной им чести. Приглашения были переданы лично Маликорном, как офицером из свиты Его высочества. Он с радостью убедился, что в списке была и Луиза де Бражелон. Виконтесса попала в двусмысленное положение: не пойти она не могла: отказать принцессе — это подвергнуться опале. Явиться без сопровождающего, поскольку муж в отъезде — верх неприличия. Луиза была в полной растерянности, пока Ора не подсказала ей выход: вполне уместно, чтобы ее сопровождал шафер и друг ее мужа, господин де Гиш. Де Гиш не возражал: для него это был повод лишний раз увидеть принцессу, в которую он был безумно влюблен, и в означенный час виконтесса, опираясь на руку графа, входила в гостиную, где собрался цвет французской знати.
Теперь стоит немного остановиться на личности Люлли. Жан-Батист Люлли, итальянец по рождению, сын мельника, родившийся во Флоренции, был в четырнадцатилетнем возрасте привезен во Францию в составе свиты герцогини де Монпансье. Выдающиеся музыкальные способности и талант танцора быстро выдвинули его в ряды первых музыкантов Франции. Он много и успешно работал, возглавил ансамбль скрипачей «малых скрипок короля» и был особо отмечен Его королевским величеством: король и королева-мать лично подписали его брачный контракт с Мадлен Ламбер, дочерью композитора. Этот самый Люлли и должен был сейчас дирижировать представленной на суд слушателей «французской увертюрой».
Та особая атмосфера, которая предшествует концерту камерной музыки, когда сам воздух, кажется, звенит от настраиваемых музыкантами скрипок и виолончелей, когда аромат духов, шелест шелковых юбок, негромкий говор собравшейся публики - все сливается в единую мелодию предвкушения чуда, эта атмосфера ожидания была нарушена появлением королевской семьи. Людовик прошествовал к установленному для него рядом с хозяйкой креслу и прежде чем усесться, окинул взглядом собравшихся. Впрочем, он все равно не смог бы увидеть лиц слушателей: так низко склонились в придворном поклоне все присутствовавшие.
Его величество сел, вслед за ним сели его семья и принцесса, и король подал знак музыкантам начинать.
Людовик музыку любил, еще больше он любил танцы, но в тот вечер его разбирало любопытство: кто находится в числе приглашенных дам? Его взгляд беспокойно перебегал с лица Генриетты на лицо жены, с лица матери - вновь на лицо принцессы. Так продолжалось, пока он не встретился с глазами Монтале, и не проследил за направлением ее взгляда. Никто не сумел бы обвинить Ору в сводничестве или в предательстве: взгляд - это не сказанное слово, но он понятен тому, кто хочет понять. Людовик увидел Луизу. Луизу, со слезами внимавшую скрипкам, Луизу, прекрасную и вдохновенную, как никогда. Скромная и незаметная уточка внезапно превратился в прекрасного лебедя, и король не видел уже больше никого. Луиза почувствовала на своем лице этот взгляд, словно ожог, от которого ее щеки запылали, и, позабыв об этикете, прямо взглянула в глаза Людовику.
Эта игра взглядов, это безмолвный и невидимый танец душ, не остался незамеченным ни Генриеттой, ни де Гишем. И два сердца сжались от ревности.
Разгоревшимся страстям как нельзя лучше соответствовало музыкальное сопровождение, отвечавшее всем душевным порывам участников. В какой-то момент королева-мать ощутила беспокойство: сам воздух казался наэлектризованным эмоциями, владевшими молодежью вокруг нее. Анна Австрийская, прикрывшись веером, внимательно оглядела сыновей, их жен и заметила, куда смотрит сын. Пора было принимать меры: умудренная жизнью королева откинулась на спинку кресла, делая вид, что ей дурно. Сидевшая рядом с ней Мария-Терезия первой заметила, что свекровь плохо себя чувствует, и обратила на это внимание Людовика. Король вынужден был оторваться от созерцания объекта своей новой страсти, и соизволить обратить внимание на королеву-мать. Он был любящим сыном, и не смог остаться равнодушным — концерт прервали. Всем стало не до музыки, королеву-мать увели в соседние покои, а Генриетта получила возможность внимательно рассмотреть свою бывшую фрейлину. Осмотр ее напугал: Луиза стала красива, более того — сияние ее голубых глаз, горевших страстью, испугало принцессу; женщина, одухотворенная таким чувством, опасная соперница.
- Нет, вы только посмотрите на мадам де Бражелон! - забывшись, она подтолкнула королеву Марию-Терезию, словно рядом с ней была простая кумушка. - Только посмотрите, какое вдохновение, какие слезы умиления! Провинциальная дурнушка строит из себя великосветскую даму!
- Ах, оставьте! Как бы она не старалась, ей все равно не встать в один ряд с теми, кто рожден на ступенях трона! Она не стоит нашего внимания, моя милая. Его величество никогда не опустится до того, чтобы оказывать знаки внимания вашей бывшей служанке. - И молодая королева, презрительно скривившись, встала со своего места. - Концерт не удался, но это не ваша вина, Генриетта. Я пойду проведаю Ее величество: она еще утром жаловалась на боли в груди.
До того, что испытывал в это время де Гиш, никому не было дела. Бедный граф, вынужденный в силу преданности своей дружбы с Бражелоном, наблюдать эту перекличку взглядов короля, Луизы и обожаемой им принцессы, терзался вдвойне: и как влюбленный, и как друг, видящий, чем это грозит Раулю. Отчасти, он ощутил себя виновным в том, что происходило: не приведи он сюда Луизу, не было бы этого безмолвного, но такого, грозящего бедой, свидания. Было больно видеть, как Луиза, которую виконт считал олицетворением верности, готова броситься в омут страстей. Было вдвойне больно смотреть на обожаемую принцессу, которая почти не скрывала свою ревность к королю. Бедный влюбленный граф де Гиш, не имея возможности повлиять на ход событий, успокаивал сам себя тем, что взгляды — это еще не измена. Но позвать Рауля, намекнуть, что его присутствие в Париже было бы сейчас благом для всех, он посчитал своим долгом.
А Луиза де Бражелон? Что ощущала она? Луиза, оставленная на произвол судьбы мужем и свекром, Луиза, подстегиваемая вновь вспыхнувшим чувством и не знавшая, как бороться с ним, бросилась к Богу, ища у него спасения и совета. Но Господь не дал ей вразумительного ответа, и бедная женщина стала искать утешение у сына, надеясь, что любовь к ребенку поможет сохранить верность мужу. Старый, испытанный способ на этот раз не дал результата: Луиза задыхалась от нахлынувшей на нее страсти. Вся история ее брака открылась для нее, как цепь чудовищных заблуждений, но было поздно... клятва, данная перед алтарем, была священна.
Луиза отдала бы годы жизни, чтобы только оказаться вдали от Парижа и королевского двора, она жаждала уединения в Бражелоне, а лучше бы где-то на другом конце света, но вместо этого в собственном доме ее ждал очередной вечер-маскарад со свечами. Приглашения были разосланы заранее, изменить что-то было не в ее силах. И виконтесса, не имея сил противостоять Року, уступила превосходящим силам противника.
Свидетельство о публикации №217100601063