Глава 25. Домино

Монтале, оживленно болтая с Маниканом, успела заметить виконта, выходившего от короля. Но, инстинкт вечно бывшей настороже придворной интриганки подсказал ей: «Тебе лучше сделать вид, что ты ничего не видишь!»

Весело смеясь, она поспешно увлекла молодого человека в соседнюю залу и только там перевела дух.

- Вы видели де Бражелона?

- Где? - Маникан обернулся.

- Тише, тише! - остановила его Монтале. - Раулю совсем незачем знать, что мы с ним столкнулись. Он выходил от короля с каким-то пакетом и с таким озабоченным видом, словно у него в руках государственная тайна. Давайте лучше посмотрим, если удастся, куда он направится, - она подошла к окну. - Смотрите, это действительно виконт; он садится на коня. Куда это он собрался? - пробормотала она вполголоса. - Если домой, то Луизе предстоят не самые приятные минуты: подготовка к вечеру в самом разгаре. Вряд ли это понравится де Бражелону. А если король его послал с каким-то поручением, это будет мне только на руку: ничего не помешает воплотить в жизнь задуманное. "Ах, дорогая моя подруга, - продолжила Ора свой внутренний монолог, - я бы просила у тебя прощения, если бы не уверенность, что мои планы соответствуют твоим тайным мечтам. И что-то мне подсказывает, что наш христианнейший король тоже думает подобным образом. Это внезапное появление в Париже нашего бедного виконта тоже говорит о многом." - Она взяла растерянного Маникана под руку и отвела от окна.

- Мадемуазель, погодите, - попытался он сопротивляться, - надо выяснить, куда уехал де Бражелон. Виконтесса будет в отчаянии, когда узнает, что он был здесь.

- Маникан, если вы сможете это узнать - прекрасно. Если же нет: предоставьте мне разбираться и с Луизой и со всем остальным. У меня и так голова идет кругом от всех забот и поручений, которые на меня взвалили Ее высочество и наша Луиза.

Маникан был мечтателем, но не был глупцом. Жизнь при дворе маршала де Грамона, а особенно дружба с графом де Гишем, рано научили его не лезть туда, где не требуются твои услуги. Поэтому он благоразумно предоставил Монтале заниматься всеми делами, а сам отправился к себе на квартиру, справедливо полагая, что его найдут, как только понадобится его присутствие.

Оставим Маникана наслаждаться своей ленью в тишине, а сами последуем за неугомонной Монтале, которая отправилась сначала за заготовленными приглашениями на маскарад, а затем явилась к Луизе.

Всю дорогу она мучилась, не зная как ей поступить. С одной стороны было просто жестоко умолчать, что она видела Рауля. С другой стороны, у нее не было уверенности, заметил ли ее виконт. По зрелому размышлению, Ора решила рассказать, как все было.

Луиза была ошеломлена, даже шокирована новостью. Как могло случиться, что ее любящий муж не написал ей даже записки, не заскочил хоть на одну минуту? Чувство горькой обиды, непонимание мотивов поведения виконта, даже что-то прохожее на ревность - вся эта буря в душе пролилась горькими слезами.

- Луиза, милый мой друг, ты зря так убиваешься, - растерянная Монтале уже не знала, как успокоить подругу. - Вытри слезы, твои гости не должны ни о чем догадываться. Я обещаю тебе сюрприз, но ты должна быть обворожительна, весела и быть душою маскарада. Ты уверена, что приезд виконта домой не испортил бы нам вечер?

Луиза подняла заплаканные глаза на подругу.

- Это мой муж, Ора, и я должна быть рада ему всегда.
Монтале с тайной радостью приняла это слово «должна». Слово сорвалось случайно или в Луизе уже происходит какая-то внутренняя борьба между долгом, любовью и зарождающимся новым чувством?

- Никто тебя не заставляет относиться к супругу с пренебрежением, дорогая моя, сказала она. - Но у тебя сегодня гости, у тебя будут новые гости, - она сделала ударение на слове «новые», - и ты должна думать об этом. Эти маскарады сделают тебя модной хозяйкой салона, ты сможешь заполучить людей, которые помогут виконту сделать блестящую карьеру, стать маршалом. Подумай. Стоит ли так оплакивать то, что Рауль ревностно исполняет свою службу. Ведь делая это, он в первую очередь думает о тебе и сыне. Так и ты, со своей стороны, должна помогать ему строить карьеру. Уверяю тебя, - вдохновенно продолжила Монтале, - он только будет тебе благодарен, что ты думаешь о том, как помочь ему. Это, моя дорогая, и называется совместно строить супружескую жизнь.

Монтале была так убедительна в своих речах, Луизе так хотелось заглушить слабый голосок сомнений, что-то бормотавший на дне ее совести, что бедная женщина с радостью ухватилась за доводы подруги. Они вместе с Раулем будут строить свою будущую жизнь, каждый в меру своих возможностей.

Вечер обещал быть восхитительным. Экзотические закуски, тонкие вина, которым даже граф де Ла Фер отдал бы должное, скрипачи, достойные ансамбля Люлли, цветы из лучших оранжерей: все это преобразило особняк. Как они будут расплачиваться с поставщиками, Монтале старалась не задумываться; если ее план удастся, это перестанет быть проблемой. Многие высокопоставленные особы будут заинтересованы в том, чтобы бывать в салоне мадам де Бражелон!

Луиза, одетая на этот раз Фетидой, в платье бирюзового шелка, с украшениями из перламутра и диадемой из кораллов и морских раковин, встречала гостей, отдавая каждому должное сообразно его наряду.

Де Гиш, верный данному самому себе слову, внимательно следил за каждым входящим в дверь, по походке, фигуре, голосу узнавая большинство гостей. Почти все были людьми света, для большинство маска была забавным приемом, способом позволить себе стать свободным от условностей. Здесь обращались друг к другу по именам или прозвищам, рожденным надетой маской. Костюмы менялись, но сама маска оставалась неизменной: Сатир мог менять тунику, но не свое лицо, Панталоне менял платье, но оставался все тем же Панталоне, а наяды и дриады все равно увивали себя цветами, листьями или водорослями.

Внезапно де Гиш почувствовал, как по телу его пробежала дрожь: две новые маски, одетые в широкие домино, показались ему знакомыми. Они не подошли к Луизе, а остались неподалеку от входа, стараясь быть неприметными. По тому, какие взгляды кидала одна из масок в сторону, где находилась виконтесса, граф понял, что ее привел в дом совсем не праздный интерес. Де Гиш ощутил настоящее беспокойство и, уязвленный тем, что двое этих новых гостей не представились хозяйке, на правах друга дома решительно направился к ним.

- Господа, вы разрешите, я представлю вас госпоже виконтессе? Вы здесь впервые? - он с поклоном обратился к той из масок, что показалась ему главной.

- Сударь, я бы хотел пока остаться простым наблюдателем на этом празднике! - ответил ему мужчина под маской, и звук его голоса, властный и глубокий, заставил де Гиша замереть.

- Король! - едва не вскрикнул он, но Его величество (а под маской был именно Людовик), приложил палец к губам, призывая к молчанию. Граф только склонился в поклоне.
 
Вторая маска, а это был, естественно, де Сент-Эньян, оглянулся вокруг, ища, где бы они могли укрыться от любопытных глаз и настороженных ушей маскарада.

- Король желает, чтобы его появление осталось незамеченным, де Гиш, - прошептал придворный, склоняясь к уху графа. - Вы здесь знаете всех и вся. Устройте так, чтобы гость мог видеть всех, оставаясь невидимым. Найдется здесь что-то, похожее на комнату для прислуги, из которой видна была бы зала?

Де Гиш растерялся: это все начинало походить на дурной сон. Королевская охота на дам? Откуда король прознал про сегодняшний маскарад? Кто осмелился играть честью Бражелона? Граф сердцем чувствовал, что затевается нечто недостойное. Умом он понимал, что можно увязать воедино отъезд Рауля, про который он узнал от Маникана, маскарад и визит Людовика. Но то - умом, а вот душа не хотела принимать происходящее, как реальность, но просьба короля - это приказ. Де Гиш поискал прислугу, сновавшую среди гостей, и на глаза ему попался Маликорн в блестящем мундире, но в маске. Впрочем, де Гиш узнал бы ловкого офицера даже в маскарадном костюме. Он подозвал его жестом, и придворный моментально подошел.

- Господин Маликорн, у вас есть случай проявить себя. Рискну даже предположить, что пресловутая частица «де» перед вашей фамилией зависит от вашей сообразительности и расторопности. Нужна комната, откуда можно спокойно наблюдать за гостями. Впрочем, этот господин, - и де Гиш указал на де Сент-Эньяна, с беспокойством оглядывавшегося по сторонам, - этот господин сам вам все объяснит.

Если бы де Гиш был повнимательнее, и не так жаждал оказаться подальше от короля, он бы заметил, что просьба о комнате совсем не удивила Маликорна. Он словно ждал такого вопроса, и низко поклонившись гостям, сделал им знак следовать за собой.

Нужная комната нашлась подозрительно быстро и, войдя в нее, гости были несколько ошарашены: небольшой стол был изящно сервирован на одну персону, а блюда были прикрыты серебряными крышками, без сомнения, чтобы сохранить их горячими. Наблюдать за происходящим в зале можно было, откинув тяжелую занавесь, за которой скрывалось небольшое оконце в стене. Тот из гостей, что был повыше ростом, и персоной, несомненно, очень значительной, удовлетворенно кивнул головой, потом повернулся к своему спутнику.

- Граф, узнайте фамилию этого офицера.

- Маликорн, Ваша светлость, - тут же отозвался обладавший отличным слухом молодой человек.

- Мы довольны вашим выбором, господин де Маликорн, - удовлетворенно сообщил неизвестный вельможа.

- Рад вам услужить, Ваша светлость. Вам угодно еще что-нибудь?

- Нет, можете нас оставить. Если нам что-нибудь понадобится, мы вас позовем, шевалье.

Маликорн поклонился и вышел, пятясь задом, как если бы он выходил от короля.

Господа остались вдвоем и тут же перебрались поближе к пункту наблюдения. Оконце было крохотным и скрывалось с обратной стороны в завитках резьбы, украшавшей пролет между колоннами. Заботливо приставленная к стене удобная лесенка, на верхней ступеньке которой можно было сидеть, предоставляла прекрасную возможность обозревать все, что происходило в гостиной. Тот из гостей, что был графом, по знаку своего спутника тут же устроился на лестнице, в то время как важный гость уселся за стол и отдал должное ужину.

Сидящий на лестнице граф (а это был граф де Сент-Эньян) принялся комментировать все, что происходило за окном.

Король, тем временем, поглощал ужин, с интересом выслушивая остроумные комментарии графа, борясь с желанием самому взобраться на его место. Приключение нравилось ему, а желание увидеть хозяйку дома заставляло нетерпеливо постукивать ногой по полу. Наконец, восхищенный увиденным, де Сент-Эньян не оставил ему выбора, и Людовик, забыв про свой сан, взобрался на место придворного и прильнул к отверстию в стене.

Луиза де Бражелон, не подозревая, что стала объектом пристального наблюдения Его величества, раскрасневшаяся от комплиментов и непривычно оживленная, стояла в центре зала, отвечая на любезности и комплименты гостей. Невероятно, но каким образом вся эта придворная камарилья уловила, что хозяйку дома освещает своим милостивым светом нечто большее, чем любовь мужа? Какие неведомые флюиды распространяет вокруг себя женщина, удостоенная высочайшего внимания царственных особ? Это внимание и дурнушку способно сделать красавицей, а хорошенькая и вовсе превратится в богиню. Луиза блистала, Луиза купалась в этой роскоши поклонения, впервые в жизни испытывая радость и вдохновение от такой любви окружающих. Задуматься у нее времени не было: она была хозяйкой бала. Но вечер подошел к концу, гости разъехались и уставшая Луиза, распрощавшись с последней маской, медленно поднялась на второй этаж. Слуги гасили почти догоревшие свечи, полумрак окутал все вокруг, когда из темноты внезапно выступила фигура в широком и длинном одеянии, виконтесса отпрянула в сторону, даже не успев испугаться.

- Мадам, не пугайтесь, я не причиню вам вреда: я не способен сделать что-то дурное, а тем более обидеть женщину, которой восхищаюсь. Вы прекрасны, сударыня, и я боюсь, что не сумею найти нужных слов, чтобы описать вам всю глубину моих чувств, которые я испытываю, стоя рядом с вами. Я должен поблагодарить вас за прекрасный вечер, подаренный нам с другом.

Луиза слышала голос, который она знала прекрасно, голос, обладатель которого уж никаким образом не мог оказаться в ее доме, и не знала, верить своим ушам или своему разуму. Но она устала, она находилась в состоянии, когда успех кружит голову и трудно отличить сон от яви. И она поддалась обаянию ласкового глубокого голоса, властных ноток, скользящих в его интонациях, а еще больше — тайному знанию, что это голос любви.

Против нее было все: отсутствие мужа, сознание, что она красива, что рядом тот, о ком она мечтала годами и, наконец, то, что он оставил на ее дрожащей руке пылающий поцелуй. Какие бы муки совести она теперь не испытывала, она знала: заклание совершилось и жертва вступила на греховный путь.