Один день из жизни экспедиции. Главный инженер

Вертолёт падал. Смотреть на падение такой здоровенной махины было жутко, но зрелище завораживало. Машина грохнулась на удивление  беззвучно, взрыва тоже не было. Подбежав к месту трагедии он долго смотрел на изувеченное тело машины. Из вертолёта не доносилось ни одного звука, никто не пытался выбраться. Может пассажирам и членам экипажа нужна помощь? Но Господи!!! До чего страшно… Лезть внутрь развороченного вертолёта? А вдруг... Вдруг, когда он будет внутри вертолёта, тот взорвётся? Всё тело моментально стало ватным, он ясно со стороны увидел себя, отлетающего от взрыва в сторону…
Виктор проснулся. К таким снам он давно уже привык и суеверно верил в то, что сон станет явью, рано или поздно. Подобные сны его преследовали с детства. Как-то на болоте, когда собирали бруснику и его укусила гадюка, он мужикам признался, что во сне уже такое было. Пока его несли до машины, он от испуга рассказал обо всём и проговорился о сне с падением вертолёта. После выхода из больницы был очень удивлён скоростью распространения информации о его предстоящем «падении с небес». Это привело к определённым проблемам – с ним стали бояться летать на одном борту. Пришлось очень долго и нудно, всем и каждому объяснять, что на болоте он неудачно пошутил. Впрочем, ему так и не поверили. К пророчествам подобного рода в геологии относятся серьёзно.
Пора вставать, но так ещё хотелось поваляться. Виктору было всего тридцать пять, и эти ранние подъёмы по выходным его сильно раздражали. А ещё планировались утренние зарядки и пробежки… Однако сон брал своё, все его планы оставались планами, и о них хозяину напоминал только подобный пивному бочонку живот. Рядом сладко посапывала Рая. Виктор почувствовал себя обиженным ребёнком и начал её доставать. Он ущипнул жену и, когда она повернулась к нему спиной, шумно задышал ей в ушко. Жена захихикала и открыла глаза. «Сделал гадость – сердцу радость» - хохотнул про себя Виктор и встал.
*****
… В вагончике было накурено игроками в "храп". Под утро их осталось пятеро, остальные разошлись по своим койкам, без копейки в кармане. «Храп» был несложной игрой, но ставки росли в геометрической прогрессии, и за игру можно было или проиграться в прах или опустошить карманы другим. В выигрыше был Юра Пукиш. Когда и кто прилепил такую кличку -  давно забылось, но прозвище осталось, и никто не помнил его настоящую фамилию. Жара и брага сделали своё дело, Пукиш был на взводе. Долгое время после отсидки за убийство Юре удавалось держать себя в руках, но здесь нашла коса на камень. Бригадир подвыпил и начал клеиться к Зинке-поварихе, хотя Пукиш объявил всей бригаде, что повариха – его невеста. Впрочем, сама Зинка так не думала, она не приняла всерьёз их разговор и предложение Юры считала пустой болтовнёй.
На автомате тасуя карты, Юра думал о Зинке. В свои двадцать восемь она была очень привлекательной и, если бы не выпивка, давно бы стала женой и  матерью, жила бы в семейном благополучии. Но выбор профессии стал выбором жизни. Однажды повариха разоткровенничалась: её первым мужчиной стал пьяный мастер на буровой, в вагончик к которому она случайно зашла. После долго опасалась, что забеременела, но обошлось, и Зинка успокоилась, а поскольку отказывать она не умела, через месяц переспала практически со всей бригадой. Зинка давно уже перестала получать удовольствие от беспорядочного секса, и её единственным желанием было вдоволь выспаться. Пукиш ей нравился, но его слова о семье приняла как шутку, хотя, чисто по-женски, в душе верила. Однако, когда на бедре ощутила жар руки Чефира, то привычно встала и пошла в баню. Чефир вышел за ней.
Игра окончилась. Монтажники разошлись: кто покурить на свежем воздухе, а кто спать. Когда Пукиш остался один, то шастнул рукой под подушку и достал «складышок». Самодельный нож, сделанный из отработанного клапана, всегда был при нём. Юра вышел из вагончика, вокруг стояли вековые ели, только тарахтенье движка электростанции напоминало о присутствии человека в тайге. Прислушавшись минутку, Пукиш уверенно подошёл к бане.
У  Чефира ничего не получалось. Он злился на себя, на Зинку, а особенно на Пукиша, из-которого, собственно, он и затеял всё это. Бригадир был уже в годах и близости с женщинами ему давно не хотелось. А здесь… И какая муха его укусила… Скорее всего разозлился он на Пукиша из-за проигрыша и хотел так ему отомстить. А теперь весь посёлок будет знать о его конфузе. Матюгнувшись, он встал и хлопнул Зинку по заднице.
- Ну и мудак. Только раздраконил. Ладно, ещё часа три посплю. – Подумала повариха и по трапу побежала в свой вагончик. Чефир вышел за ней и, застёгивая на ходу ширинку, двинулся в сторону кухни, где ребята пили чай, но не дошёл. Острая боль под левой лопаткой заставила его вскрикнуть, по спине что-то побежало. Бригадир застонал. Мужики, услыхав его вскрик, выскочили из вагончиков, но Чефир этого уже не видел, так как потерял сознание. Его занесли на кухню, и, как могли, забинтовали рану. Зинка прибежала, осмотрела и затребовала срочно санитарный рейс. Пукиш, причитая и охая, пытался по рации вызвать базу, но ответа не было. И только под утро удалось вызвать вертолёт.
*****
…Главного инженера Виктора Смирнова не только побаивались, но и уважали. Поэтому, приняв сообщение с буровой, дежурный по радиостанции позвонил не только начальнику экспедиции, но и главному инженеру. Однако Смирнова дома уже не было. «Шеф», как его называли  в посёлке, сидел в диспетчерской и, досадливо морщась, смотрел заявки с буровых. На базе в посёлке оставались два борта, ещё два вертолёта возили дизельное топливо с подбазы. Поэтому он понимал, что заказы на Ново-Ютымскую-42 завезти сегодня не получится, а это гарантированный простой вышкомонтажной бригады. Но другого варианта не было и «шеф» взял ручку, чтобы утвердить план работы авиации, но не успел. По селектору позвали диспетчерскую, Виктор Иванович ответил и услышал про поножовщину.
                *****
Через полчаса МИ-8 взвихрив воздух винтом, поднялся и, набирая скорость, заклокотал над базой. Смирнов сидел у иллюминатора, он привычно отыскал глазами свой дом и продолжил разговор с прорабом вышкомонтажной бригады, громко, чтобы не заглушал шум двигателя:
- Я говорю, не смонтируешь ты буровую в срок!
- Конечно. Если ни одна заявка не была выполнена в срок, - защищался Галуздин, - пиломатериал до сих пор не завезли, вот ребята от безделья и балуются.
- Добалуются  твои парни, и с тобой завтра будет другой разговор. А дурную привычку – искать виновных на стороне – я из тебя выбью. – С этими словами Смирнов повернулся к иллюминатору. Внизу виднелись гаражи транспортного цеха.
"Как это я забыл напомнить диспетчеру, чтобы бензовоз выехал на месторождение?". Мелькнула эта мысль и моментально все проблемы закрутились в голове. Такое было не раз, стоило куда-то полететь, как сразу после взлёта производственные проблемы заполняли все его мысли. Коллеги смеялись: « Все мужчины с женщинами говорят о работе, а на работе о женщинах, только Смирнов думает на работе о работе». Часы лёта с мыслями о работе пролетали незаметно и Смирнов научился получать от полётов определённую пользу.
Внизу по тайге стремительн бежала вертолётная тень. Высота полёта была небольшой, стрелка колебалась на отметке 100 метров. Галуздин с опаской посмотрел на «шефа», он не знал чем же закончиться их полёт. Но, почувствовав равнодушие «шефа» к своей особе, успокоился, и привычно уставившись в иллюминатор, начал высматривать знакомую лосиную пару. Он давно бы  завалил их, но слишком много было желающих, а охотиться на лосей в таком случае опасно. Завистники могут охотоведу капнуть.
Тень вертолёта пронеслась над районным центром и слилась с машиной в местном аэропорту. К ним подсело два следователя, которые с детским любопытством уставились в иллюминаторы, с нетерпением ожидая взлёта. И в полёте до буровой молча следили глазами за тайгой и болотами. Они, как и все жители района, осенью ездили на самодельных вездеходах или ходили пешком на болота за клюквой. Геологи же за клюквой летали на вертолётах. Поэтому следователи завистливо прикидывали, куда вараксинцы в этом году полетят на сбор «сибирского винограда» - так шутливо называли болотную ягоду.
Несмотря на несчастный случай в помещении радиостанции как всегда было шумно. Здесь умудрялись разговаривать по всем видам связи и еще и между собой. Начальник экспедиции Гримайлов, надев наушники, разговаривал с Ново-Ютымской,42, куда из города послали вертолёт за раненым. К счастью санитарный вызов оформили быстро и Чефира уже везли в больницу. Немного жалея этого пожилого холостяка (все хорошо знали о его добром сердце, золотых руках и «лужёной глотке»), Гримайлов пытался узнать детали случившегося. Буровую плохо было слышно, и он со злостью посматривал на зама. Зам - молодой ещё парнишка, закрыв правое ухо пальцем, пытался понять где находятся баржи и когда подойдут к подбазе, но шум в комнате ему мешал.Он хотел было прикрикнуть, но, встретившись взглядом со злыми глазами начальника, попрощался с собеседником и положил трубку. В это время загорелась на селекторном пульте лампочка главного диспетчера.
Был тёплый летний день. Солнце стояло в зените и каждый житель посёлка стремился использовать любой случай, чтобы доехать до зарослей малинника и набрать лесной сладкой ягоды вдоволь. Собирали вёдрами, закрывали компоты, варили варенье, сушили. Каждый стремился обогнать соседей и знакомых по количеству собранной ягоды и эта стремительная гонка полностью игнорировала проблемы экспедиции. Все трактористы, водители и работники вспомогательных служб были в отгулах. Буровые взывали к помощи техникой, строители напоминали о необходимых строительных материалах. Всё зря! Вараксинцы брали ягоду! Для посёлка это была уборка урожая! Начальники цехов всеми правдами и неправдами шли в отпуск, в местном амбулаторном пункте начиналось столпотворение болящих: радикулиты, всякие хондрозы, ОРВИ. И экспедиция капитулировала. Все производственные планы руководство адаптировало к существующей обстановке в посёлке. Так было, так есть и всем казалось, что так и должно быть. Казалось, что само лето толкало человека в свои объятия и он, опьяневший от солнца и тепла, отдавался лету со всей страстью.
*****
Хорошо знакомый всем звук послышался с запада, монтажники спрятали карты, вынесли в берёзовый околок флягу браги и поплелись на порт (обычный накат размером 10м*10м  из берёзовых стволов). Присев, чтобы не упасть от воздушной волны, поднятой винтами вертолёта, они стали ждать посадки борта.
На буровой их было десять человек. Большая часть - алиментщики с циничным восприятием семейных уз. Многие из них работали в геологических предприятиях по одной простой причине: с полевых (ежесуточные выплаты за нахождение в полевых условиях) алименты не взыскивались. Поэтому многие после развода уходили в геологию.
В прошлом году приняли на работу тракториста, который, как говорили в посёлке, имел два высших образования. Впрочем, для экспедиции это вполне обычное явление. В своё время здесь работали расстрига-священник и бывший кэгэбист, философ и пианист. Дело в том, что Очкарик, как его стали называть, был спецом по алиментным делам. При встрече он цеплялся пальцами за пуговицу на пиджаке или блузке и, накручивая её, рассказывал свою историю.
До приезда в экспедицию Очкарик работал на Опытном заводе в Новосибирске, куда ему пришлось сбегать из научного института в Академгородке. Там влюбилась в него старая дева-дочка профессора, которая и отдалась со всей, годами накопленной страстью. Встреча была скоротечной, но последствия преследовали Очкарика долго. Как оказалось, дочка профессора забеременела и собралась замуж.
-Понимаешь. – Теребя пуговицу и глядя в глаза собеседнику, не спеша рассказывал наш герой-любовник. – Разглядела она во мне все мои скрытые таланты. Поверила в меня. Да и я был не против стать зятем профессора. Благо жил он со своей семьёй в отличном  коттедже.
Но, не долго, радовались молодожёны, буквально перед рождением ребёнка, его дед с ужасом понял, что зятёк работать-то не собирается.
- Как ты собираешься семью содержать? – Строго спросил профессор зятька.
-Я? – Искренне удивился зять. – Содержать будете Вы, а моя задача – род продолжать.
- А профессор оказался с гнильцой. – Увлечённо продолжал Очкарик. – Не захотел понять мой скрытый потенциал. Пришлось  попрощаться с ними по-английски, то есть ушёл я. На завод пошёл. Но и здесь этот правдолюбец нашёл меня и привёз мою жену с пополнением, прям в комнату общежития.
Но наш герой оказался с характером и отказался содержать на свои 135 рублей жену и ребёнка.  Пришлось той к родителям возвращаться и на развод подавать, а потом  в суд  - на алименты. Очкарик же подался в геологию и полгода ежемесячно отправлял свои 25% (как суд бы присудил) жене на адрес общежития. Откуда они с пометкой «адресат выбыл» возвращались назад. Потом он жене написал письмо, в котором с возмущением писал, что она на его кровные содержит любовника.
- Так и написал: « Я свои 25% от зарплаты  отрываю на ребёнка. А ты, гулящая женщина, все мои 42 рубля и 54 копейки тратишь на любовника. – Почувствовав интерес собеседника к его рассказу, Очкарик на одном дыхании заканчивает свой рассказ. – Ну, она мне и ответила, чтобы я своими 42-му рублями с копейками подавился. В суде я показал квитанции за полгода и её письмо, без конверта, правда. Дело закрыли, а моя бывшая ещё и оплатила все расходы.
История поселковцам понравилась, особенно мужской части. А, если честно, то только мужикам. Женщины вслух и активно осуждали поступок Очкарика. Мужики же, когда приходили навеселе домой и слышали справедливое женино: «Ты где так набрался?»,  отвечали так:
-Может  ты хочешь получать мои кровные 42 рубля с копейками и тратить на любовника? Так я устрою.
После чего с чистой совестью падали в кровать, оставляя жену с её невысказанным ответом наедине с собою.
Они любили своих детей, но настолько «некорыстной любовью», что любое материальное подтверждение их отцовства вызывало бессильную злобу. Были здесь и холостяки, которые большую часть своей жизни провели по общагам с их пьянками, драками и подругами. Их характеры вплетались в замысловатое кружево производственных отношений, и только Чефир мог вывязывать процесс монтажа буровой. Но бригадира с ними не было. Час назад его отнесли в порт, и теперь он уже лежал на операционном столе. Все догадывались, кто «угостил» бугра, но молчали. «Шеф» в глазах  рабочих прочитал ясно фразу «Хрен мы вам что-то скажем» но вслед за следователями зашёл в вагончик прораба, через минуту туда зашла Зинка. Все притихли.
- Вы знаете, я так крепко сплю, что ничего не слышала. За день так навошкаешься возле плиты, что свет не мил. А здесь ещё эта мясорубка. Я же просила вас, Виктор Иванович, дайте мясорубку. И вообще, если заказываешь что-то, то борта нет, а если какой-то пьянчужка поранится, то на тебе: и борт и куча посторонних прилетят. – Зинка замолчала.
- А разве не из-за тебя порезали бригадира? – спросил Смирнов.
- При чём здесь я? А если и вы меня хотите, - Зинка повернулась к капитану милиции – то я и вам дам, там, за перегородкой.
Через час следователи сидели в порту, а Смирнов совершал обход по буровой. Присутствовавший при этом Галуздин то и дело вытирал пот с лысины. «Шеф» видел всё: и кислородный баллон возле бочки с маслом, и отсутствие пожарного ящика с инвентарём, впопыхах приколоченные доски на складе, и допущенный брак при монтаже буровых насосов. Борта ещё не было, поэтому Смирнов решил, что успеет послушать сводки с других объектов. Он подошёл к городку, как называли в экспедиции десяток-другой вагончиков с деревянным настилом, и услышал громкий смех из столовой, где бригада пила чай. Остановившись, стал прислушиваться к хрипловатому голосу крановщика Яшки Беляева и его  байку о том, как он посадил заведующего фермой:
- Тогда я ещё в экспедиции не работал, в колхозе скотником был, - начал травить очередную байку этот уже пожилой мужчина с блестящими глазами и лицом, напоминающим печеное яблоко. Как рассказчик он неповторим, из-за чего его байки и пользуются бешеной популярностью среди мужиков.
 – Комбикорма вволю, но только на ферме. Чтобы вывезти – ни-ни! Ох и строгий был по этой части заведующий фермой. Неужели думаю, не смогу я поживиться возле моих бычков? И вдруг меня осенило! Бычки-то мои, когда едят, тычутся мордами в стойло, и поэтому носы у них всегда в комбикорме. Они же языком не везде достают. Поняли?
Здесь Яша делает паузу, не спеша вытаскивает из помятой пачки беломорину, разминает её, дождавшись огонька, затягивается и с облачком дыма снова продолжает.
- Так вот, взял я ведро комбикорма и всей сотне бычков горстью р-раз! И в морду каждому. Они языком туда-сюда. Бесполезно. Рев на ферме стоит! Заведующий заскочит – ничего понять не может. Морды у скотины в комбикорме, и почему ревут? Так я насобирал около тонны комбикорма. Бычки мои немножко в весе сдали, но ничего, приспособились и успокоились. А мне опять забота. Как его вывезти? Заведующий на меня так и косится. То, как будто, случайно в помещение зайдёт, то домой меня провожает. Тогда я беру из дома два мешка, жена заранее сшила. Большущие! Договариваюсь с соседкой, что за литр самогона вечером ей привезу комбикорм.
Вечером гружу полные мешки в сани, и вперёд, мимо заведующего.
- А что это ты везёшь? – подходит он ко мне.
-  Полову хочу соседке загнать за литр.
- Дурак ты, что ли. Кому твоя полова нужна? А ну-ка, давай, развязывай.
А там-то полова. Заведующий мой здесь растерялся, смотрит то на меня, то на мешки. Тогда я так скромненько: «Так мне можно забрать эту полову?»
- А какой дурак у тебя её купит?
- Так Вы езжайте за мной и посмотрите, - я ему в ответ, и, опять, безо всякой улыбки, всё так же вежливо, - а литруху вместе оприходуем.
Поехал я впереди, а он сзади крадётся. Заезжаю к соседке, заношу в дом эти два мешка и выхожу с двумя поллитровками. У дяди Коли челюсть так и отпала.
И так всю зиму я прожил – каждый день при бутылке. Однажды я промашку допустил, заведующий увидел, как я насыпаю в мешки комбикорм меня и куда-то умчался.. Тогда я  очередные два мешка комбикорма везу  к его избе:
- Хозяйка, куда ссыпать? Твой просил привезти.
Она и показала на старый сундук в кладовке. Честно скажу, он был почти пустой, ну я и добавил.. Да так, что через края сыпалось.
Только я к дому подъезжаю – здесь-то меня и повязали. Бумажку под нос суют, понятых привели, ищут. Чего искать, если оно давно продано и пропито. Ничего не нашли. Ну, тогда я так вежливо:
- А что вы ищете? Ежели комбикорм, то его лучше у заведующего поищите, может, в кладовке и найдёте. Так я его на два года и посадил, правда, условно ему дали, ну а мне пришлось сюда переезжать.
Улыбаясь про себя услышанному, главный инженер прошёл в вагончик прораба. Сводки снова неутешительные, везде заканчивается солярка, на 90 -той нет тракториста и никто не знает где он.
- Линейка-9 ответь Линейке-1! – слышно в наушниках. Смирнов привычно берёт их и в эфир уходит: - Линейка-9 на связи. Что там слышно с больницы?
С базы сообщают, что операцию сделали и Чефиру уже лучше. Борт у них будет минут через пятнадцать. НовоЮтымская-51 сообщает о прихвате инструмента во время спуска. Это плохо. Там оставалось сделать промывку перед спуском эксплуатационной колонны и «на тебе». Гримайлов – молодец – среагировал оперативно и уже вечером мастер по сложным работам будет там. Зайдя в столовую, чтобы попрощаться, услышал слова Галуздина: «А ты расскажи, как шатуна ловил».
Уже в вертолёте Смирнов вспомнил эту историю.
 Яша Беляев только устроился и поехал трудиться  крановщиком на монтаже буровой в местах, где соболь никого, кроме хантов не видел.  В столовой только и разговоров было, кто, где и сколько «ценного носителя меха» в капканы поймал.  Беляев тоже приобрёл капканы у местных охотников-хантов, и, будто бывалый охотник, начал их ставить. Надо отметить, что  капкан он увидел первый раз в жизни. Как потом, оказалось: родился и вырос  он в степной части Новосибирской области, где соболя видели только в телевизоре. Однажды он поинтересовался у заехавшего к ним водителя ГТТ (гусеничный транспортный тягач, который в экспедиции намораживал зимние дороги в болотистой местности), кто мог оставить огромные следы на его лыжне. Тот, не долго,  думая сказал, что, скорее всего, по лыжне крановщика ходил медведь-шатун. Мужики на буровой давно уже догадались, какой из него охотник и только ждали повода для розыгрыша.
Вечером в столовой как то невзначай зашёл разговор о шатунах, о том, что такие медведи очень опасные и могут натворить больших бед в округе. Разговоры велись за полночь. Бывальщин было рассказано очень много. Яшка помалкивал, да на дверь поглядывал с опаской. Может  всё обошлось бы, и крановщик признался в своих опасениях. Но каждый второй рассказчик не забывал добавить, что, мол, он, как настоящий охотник, при виде следов медведя-шатуна поступает по главной охотничьей заповеди. И ни один из них не рассказал – по какой.
На следующий день Беляев не пошёл проверять капканы, и через день – тоже.  Спёкся наш охотник – решили монтажники. А один из них, после ужина, обмотал ноги и руки тряпками и наделал больших следов возле вагончика Яши.
Тот не выдержал и ночью прокрался в мастерский вагончик, вышел на связь и передал на базу информацию о медведе-шатуне. А так, как Беляев общаться по рации не умел, то в эфире соседние буровые услышали следующее:
-Алё! Начальству передайте, что в тайге появился медведь-шатун. Он ходит по буровой, и никто ничего не делает. Все корчат из себя охотника, но никто его не ловит. Надо кого-то с посёлка сюда послать с ружьём на медведя.
Дежурный оператор радиостанции попытался уточнить, кто на связи, но ответа не было. Утром он передал информацию руководству, все попытки выяснить, кто и с какой буровой вышел на связь к успеху не привели. Сарафанное радио довело до всех, кроме начальства, красочный рассказ о «подвиге Яши» и здесь началось!
Медведя видели ежедневно и в разных местах. В вышкомонтажников он собак из-под вагончика выкинул, в геофизиков палатки  перевернул. Начали искать специалистов по шатунам. А нет никого, все, кто ружьё имеет, отказываются и только советы руководству дают. И так экспедицию лихорадило с недельку, пока дорожники не признались начальству, что Беляев видел не медвежьи, а лосиные следы. Тогда стало ясно, что под шумок  все остальные «деятели» вдоволь побездельничали, а кое-кто и поохотился.
 Хмыкнул про себя и посмотрел в иллюминатор. До захода солнца оставалось пару минут. По инструкции вертолёты должны садиться до захода. Поэтому первый пилот держал стрелку спидометра на отметке «250». «Так всегда, как что-то сделать, то «…Виктор Иванович, ну Вы же знаете, что по инструкции для выполнения работы установлена крейсерская скорость, как самая оптимальная для машины», а если их прижмёт, то можно всё. Хрен с ними…» - подумал про себя Смирнов. Закат, будто магнит, притягивал взгляд, казалось, что борт летит в освещённый круг Дантового ада, до которого рукой подать. Внизу по верхушкам деревьев, спеша домой, неслась тень вертолёта. Вспомнились строки из стихотворения младшего брата: «И чтобы в море отдохнуть глубоком, последнюю наводит солнце тень».  И едкий ответ рецензента республиканской газеты: «Виталий! Солнце в море не отдыхает!»
- Так, в море солнце не отдыхает, а где же тогда? А, Серёга, где отдыхает солнце? – спросил у сидящего рядом бортмеханика, но борт уже садился, и Сергею было не до ответа. Подождав полной остановки винтов, Смирнов спрыгнул на траву аэропорта. Солнце уже отдыхало и когда Виктор зашёл в дом, родные уже спали. Он сел за стол, полистал газеты, жуя хлеб с маслом и запивая чаем.
- Спать! Спать! – сказал он сам себе, ложась в кровать. День закончился, но не закончилась деятельность экспедиции: на НовоЮтымской-42 Пукиш собирал свои вещи, чтобы ближайшим бортом вылететь на базу и написать заявление на увольнение, на Травяной-90 выбивали керн (обуренная специальной буровой головкой часть породы), который явно был с признаками нефти, на подбазе выкачивали с наливных барж дизельное топливо. И Волошков уже звал на радиостанцию начальника ПТО, чтобы определиться по дальнейшим действиям.  Ставить нефтяную ванну, или заказывать ясс  (ударный механизм, который компоновался в собираемый буровой инструмент и силой натяжения встряхивал прилипшую часть колонны). Экспедиция жила своей жизнью.