Не отрекаются любя
Не отрекаются любя
Не отрекаются любя, в этом истина вся грядущих событий,
Любовь по наитию, без условий предварительных и наклонений повелительных
Даёт плоти наслаждение и душе успокоение! Не будь их, ты потребуешь для себя услад других,
Они - источники добра и зла, но проникнув за пенаты любимого божества, находишь слова для!
Небо и земля среди белого дня застыли вдвоём бронзовым литьём,
Свои дела отложили на потом, мы же спокойно и безбожно им врём,
Что душой и нутром через многие терны пройдём, восторг будет неописуем,
Мы же его разрисуем страстным и нежным поцелуем! Аллилуйя, аллилуйя!
Согрешив всуе, взлетим за облака, чтобы взглянуть на себя и свои дела издалека,
Но нам не удастся до конца избежать греха! Оторвав от губ уста, любовь моя,
Новых ощущений недолго ждала, другое небо, но земля одна и та, прежний тлен и суета!
Одно и то же до конца, ничего не осталось от лучезарного лица – на всё воля Творца!
Что из того, что прежним осталось существо? Оно мыслит и живёт грешно, иного не дано!
Красивое лицо и нежная душа вместе падают на дно бесчестья, и прежнее предместье
Тут же улетает в поднебесье, тоска вместо озаренья глаз теперь не радует всех нас!
Всё разлетелось в пух и в прах, небо всё решило за нас, и божественной рукой
Обвенчало с грустью и тоской! Бездна сто саженная предстала мгновенно,
Всё - тленно, всё - бренно, на первом месте – проблемы второстепенные,
И лишь опосля – небо и земля в радужном блеске серебряного ковыля!
Пришлось ускорить шаг, чтобы переборов страх, вновь оказаться на небесах,
По-другом всё было на первых порах, ты мчался на встречу греху на всех парах,
Стоял как часовой на часах и долго ждал, тот заветный сигнал, что страсть обозначал,
И вот момент истины настал, он перед тобой на коленях предстал, пальцем в небо тыча,
Отобрал у тебя кусок весомой добычи, взамен ничего не дал, и тут же разразился скандал!
Ржавеет даже благородный металл, а любовь тем паче,
Без толики удачи закованная в цепи святости душа и та плачет навзрыд,
Карта бита – нечем крыть, душа болит, и сердце проливает слёзы, авось, небо чем-то поможет,
И вновь оно бессмертную душу страстью растревожит? В ответ любовь тут же рассмеялась,
Она никогда и ни перед кем не прогибалась, а зачем?
Коль так уже сталось, что прежнее нельзя умом объять
И не дано: назад возвращать, шустро сбежавшую благодать, придётся ей невзначай
Покинуть этот благословенный край! Мысль щадит мозги, и тут же ускоряет шаги,
Не ври самому себе, что доверился року и судьбе, ведь в голове было пусто,
Стремглав исчезли чувства, стало тяжко и грустно, только скрип тяжёлого пера
Заменяет с вечера и до утра торжества тепла, размыкающего наглухо сжатые уста!
Несмотря на прежние фамилии и имена, тьму цветов и шелест трав, от дрязг устав,
Настроение уходящей любви, угадав, для себя окончательно решил: ты судьбе не угодил!
Не так ты жил, не с теми дружил и на руках прежнюю страсть не носил, каким ты был,
Таким ты и остался, язык развязался, и ты вновь с носом остался, без ласки и без любви,
И вот нисходит промозглая ночь на прежний мир их смрада и нечистот, если бы ты
Его матом не крыл, как сапожник или последний безбожник, всё бы устаканилось,
И не понеслось вкривь и вкось, и не возникал бы вопрос: почему всесильное небо
Что-то постоянно требует, неужто у него других дел нет? Что за бред? Что за чепуха?
Куда уйти от нового греха? Тепло сменяют холода, студёный ветер и злая пурга! О да,
Ночи без сна, и мыслей чреда не дают уснуть до утра, любовь была, но она ушла со двора,
Не затронув ни сердца, ни чела! В памяти остались только слова, они словно талая вода,
И больше ни черта, признание в парке и скул соседней овчарки, в душе - смятенье,
К прошлому – презренье, ни при делах твоё окруженье, холод сменил жар и зной
Любви страстной и внеземной! Отвергнут покой, есть вариант запасной, он в миг любой
Предстанет предо мной, нынче стынь вокруг, жуть через пять минут уйдёт,
И твою душу жирный крот без остатка изгрызёт, и когда всё это произойдет,
Весна уйдёт окончательно, всё начиналось замечательно, но то, что произошло,
Вновь когда-то тихо постучится в открытое настежь окно, и тогда людская молва
Легко припомнит все твои слова, пересудам не будет ни края, ни конца! О да!
Беда не приходит одна, во всей людской натуре подчас такие бушуют бури,
Что не почувствовав их на собственной шкуре, трудно понять, как нам удаётся выживать,
Тлен, презрев и слегка утихомирив гнев! За тьмой унылой только мрак постылый,
Жизнь цвела в белизне, душа стремилась в те дни к весне, нынче жизнь держится на волоске,
В горе и в тоске, но что за жизнь наедине? Неспроста уста в уста, грудь с грудью,
Взгляд со взглядом, когда любовь с тобою рядом, станешь ли зазря лукавить,
Если ты не можешь свою жизнь представить без чувства того, что подарило тебе божество!
Не отрекаются любя, чаще щадят самих себя, когда реки полные вина присылает нам судьба!
Она целится в сердце моё, я до сих пор чувствую её остриё, любовь ушла, как и пришла,
В крови до сиз пор торчит ледяная игла, и всё больней о красоте тех незабвенных дней
Мне напоминает журчащий подле степной ручей! От времени былого один шаг до эпилога,
Нет прока от прежнего порока, грехов то столько, что только слепой за сенью зелёных лесов
Не сможет их рассмотреть, чтобы впредь только гореть, а не тлеть подобно сгорающей свече,
Куда податься мне? Вспоминаю фигуру ту, что вся была в поту и не скрывала свою наготу,
Её красоту было видно за версту иль две, благодаря року и судьбе испытано больше,
Чем полагалось, коль так уже сталось, что душой овладела усталость, тогда тлен и маета
Укоротят жизни лета! Не оставят ни рубца, ни шрама на лице и под штанами,
Но упрямо будут вести по рытвинам и ямам мимо православного храма!
Гаснет заповедный предмет, он уже не источает благоговейный свет,
Прежнего вдохновения нет, только дыры в полу, да женская стать в поту
Позволяют вновь ощутить на себе извечную любовь! Хотя её цветы давно уже отцвели,
Но дни, что прошли, бесследно не ушли, они плачут и о прошлом судачат, ходят окрест,
И не хотят на себе нести тот увесистый крест, любовь, пришедшая из дальних мест,
Отдала честь и ушла в безвестные места! Осталось пространство и время,
Прежняя общественная система и лысое темя, там в своё время в одно мгновение
Убирались камни преткновения с благословенного пути, нынче ни проехать, ни пройти!
Как бы шею не свернуть, жуть вокруг, только грядущий день обозначит новую ступень
Для восхождения на новый заснеженный пик, он предназначен для лиц,
Презревших обнажённых девиц! Небо со временем следит проникновенней
За ходом земного бытия, всё уже становится тропа и сильнее скользит сия стезя,
Стоит пролиться наземь каплям влаги, как жизненные передряги тут как тут,
Через пару минут напоминают о себе, пока ты не на холоде, а в тепле,
Поднимаешься на заре, дабы оставить на грешной земле свои следы! Увы, каковы грехи,
Таковы и проступки, в сторону шутки, господа, впереди кромешная тьма! Каюсь, каюсь, каюсь,
Что иногда, как конь с привязи галопом срываюсь, и остановить себя даже не пытаюсь,
Не отрекаются любя, тружусь три ночи и четыре дня, пот струится со лба, а на хрена?
Грудь изранена в кровь, а в душе всю ночь полыхает страстная и бездонная любовь,
Она о себе напоминает вновь и вновь, казалось, что к обеду я, авось, отпраздную победу,
Но не так всё сталось, как сдавалось! Хорошо всё начиналось, усталость, как рукой сняло,
И поехало и пошло по накатанной колее, а капля влаги окропила лист бумаги,
Затрепетали за околицей флаги, но рассудок спалила злоба, в том греху мы повинны оба,
Развратники твердолобые! Никому об этом лучше не знать, можно с высокого коня долу упасть,
И плохую славу себе снискать! Люди твердят, что у них уже есть компромат на тех, кто грех творят,
У них нервы изрядно шалят, и просвета ясным дням не видать,
Но они не могут друг друга предать, вот так – иначе нельзя никак!
Случай весьма не простой, в ситуации той, что способна плоть утешить,
Нельзя нос вешать до земли, лучшие дни ещё не прошли, но что впереди?
В норы прячясь, людская незрячесть полна чудачеств и прочих злобных качеств,
Неужто превращение бабьего крика в очередную улику – грех воистину великий?
От души исходит свет лучистый, как талая вода на диво прекрасный и чистый,
Он качает листья дерев, но чуть – чуть отрезвев, бросается, на бабу как лев,
Не в состоянии утихомирить собственный гнев! Всех свершений счёт несметный
Пополнит список заслуг посмертных, с виду неприметный мужик будет палками бит,
Его зря списали в список стариков, якобы он был среди кремлёвских ходоков,
Секс не под запретом, да, он стал дедом, но не привык быть домоседом!
Поднявшись с рассветом, готов тотчас к труду, дабы развеять бабью тоску,
У бабы нет свободы, она варит привороты, щи и компоты, одним словом, у неё много работы,
Чтобы на время забыть о высокой любви! Увы, бабьи руки не должны мучиться от скуки,
Они привычно не оценивают себя самокритично, хотя выглядят публично тихонями,
Прикрывая лицо шершавыми ладонями, общаются с людьми!
Пойми, что странное явление-ночное прегрешение, выглядит порой,
Как сказочное измышление, неужто нет краше никого на свете,
Как обнаженная дева без тугого корсета? Её песня до конца не спета, на исходе только лето,
Своего умысла, не пряча, она вокруг мужчины воробушком скачет, рассчитывая на удачу,
Будущая мать готова совершить поступок дерзкий, с виду отвратительный и дерзкий,
Но поучительный, она делает прыжок стремительный в скрипучую и белоснежную кровать,
И раскрывается как ****ь, не стоит ей приписывать разврат, она любящая мать своих детей,
Страсть лишь иногда гонит её взашей подальше от назойливых речей, чтобы в тишине ночей
Доставить наслаждение плоти грешной своей, у неё на носу юбилей! Из искры раздулось пламя,
Страсть до утра летала над нами, мы же грелись у её костра, вот так и ночь прошла,
Не затронув ни души, ни чела! Пришлось не впервые мне вспомнить деву Марию,
Люди святые грех порицают и грешников в искушении обвиняют, но как, не моргнувши глазом,
Ответить статной женщине отказом? Неужто она должна кланяться тебе три или четыре раза?
Баба лет тридцати восьми всю жизни привыкла жить в тени супруга своего и что из того?
Доброго слова ей не сказал никто, благое время стремительно ушло бог весть куда,
Вместе с ним улетели жизни года, рядом все эти дни и ночи была почтенная судьба!
В момент настоящий из ряда вон выходящим казалось даже то,
Что в плоть во времена девичества вошло, и мимолетное зло тут же в движение пришло!
Вид благопристойной семейной четы являл собой черты первородной красоты плоти и души,
Соловьиные трели разносились по глубокому женскому ущелью, цели чётко обозначены,
Желания озадачены, им не удаётся понять, кто первым должен сделать шаг навстречу?
Нет речи о том, что враждебный богу хаос, со страстью пересекаясь, молясь и каясь,
Бросит взгляд туда, где властвует темнота над всем и вся, лично я греюсь у костра до раннего утра!
Плоть, проявив излишнее рвение, тотчас пришла в движение,
Грехов нагромождение спустилось с небес, и возобновился тот процесс,
Что на краткое время исчез, он совершил полёт, о нём песни слагает народ,
Знающий свои грехи наперечёт! Так что, мужик, не теряй свой прежний облик,
Ты ещё окончательно в грязь не влип, нет дороги обратной, неужто тебе непонятно?
Он такой, как есть, но и ему дорога собственная честь,
Он не собирается на своём прошлом ставить жирный крест!
Баба на загляденье, надо действовать без промедления,
Иначе не будет спасения никому, благодаря своему перу я в свои руки бразды правления беру!
Вот час настал, детородный орган встал на дыбы, ему ли просить прощенье у судьбы?
Даже в дни великих бедствий он не отвечал за дальнейшие последствия,
Нынче он сам под следствием, тогда зачем ему вся та галиматья, что не даёт житья?
Не нам решать, куда идти, куда шагать, чтобы встретить благодать? Кто в том грехе виноват?
Мы не привыкли врать, пусть иные твердят, что грешить не хотят, но исподволь грех творят,
Певцы избитой темы пишут страстные поэмы, тогда какого хрена у поэтессы нет диадемы?
Не время и не час прерывать собственный рассказ о чувствах, посетивших нас
В предрассветный час! Старый ловелас приструнил страсть лишь на полчаса,
Пока наземь не упала наземь чистая роса и не обнажилась первозданная краса!
Обилье пугал загнало грешников в пятый угол, бесовские слуги уже танцуют «Буги-вуги»,
Пыхтят от натуги, я же в испуге жмусь к собственной супруге, прижатый к полу страстью,
К своему несчастью по воле небесной власти отдаляющийся от уплывающего счастья!
Страсть из моего подворья выдворяется туго, мы же рождены друг для друга, но та услуга,
Что была оказана дамой сердца мне, стала дороже вдвойне, мы же сошлись во взглядах и в цене!
Не воруй, на бога не плюй, не клевещи и истину по белому свету ищи! За правду не взыщи,
Кряхти из последних сил, хвала богу, что дожил до этих дней, впредь думать о грехе не смей!
Внезапно божье творенье пришло в оцепенение, по сердце зова грех совершён был снова,
Мужчина приступом взял неприступную крепость, проявил настойчивость и свирепость,
Вошёл в щель посерёдке, заткнув бабе глотку, допил стакан палёной водки и был таков,
Много на свете всяких пошлецов, из рода тех, кто ищет отчий кров под сенью лесосек и лесов!
Пришло время потех, слышен звонкий смех повсюду,
Сукой буду, если первую страсть когда – то забуду!
До сих пор горят факелы мужской отваги наяву, а не на листке пожелтевшей от времени бумаги,
Вот только время оставило раны на его блестящем шлеме и потускнела диадема на голове у девы,
Потоки гнева хлынули наземь, но не сразу, а опосля,
Девичьими слезами мигом окропилась матушка-земля!
Нет прежней силы в них, но каждый остался при интересах своих,
Ветер в диком поле затих, мужчина отрешился от мыслей своих,
И теперь не ищет их даже в краях иных! Подул с моря тихий бриз,
Вокруг тишина и покой, душа торжествует, плоть не лютует, ветер в спину ровно дует,
Но он сквозь сон слышит нежный бабий стон, мужик был опытом умудрён,
И никогда не шёл к бабам на поклон, хотя ими был окружен со всех сторон!
Его конец предрешён! Сердце бабье из гранита, книга жизни перед ней открыта,
А ему нужна защита от нападения, жить ему мешают наваждения, нет прежнего воодушевления,
Не жизнь, а маета, рядом ни травинки, ни куста, ни деревца, одним словом - одна пустота!
Кончила девица свою речь воодушевлённо, посмотрела в сторону его сабли золочённой
Нагло и благосклонно, в начале речи тронной тихо произнесла
Сокровенные и божественные слова: «Я до сих пор в неведенье была,
Теперь опомнилась насилу и даже наземь пролила чернила, дабы свой оргазм запечатлеть,
Тебе нужны кнут и плеть, чтобы свысока на всех женщин смотреть! Тебе богом дано
Творить зло, но оно тут же переходит в добро и нескончаемо оно! Спасибо тебе за всё!»
Достигнута цель в ночи, божественные лучи сквозь женскую плоть насквозь прошли
И до самого сердца дошли, чувства незнакомые наподобие молнии и грома
Пронзили бабью грудь, Сизифов труд был завершён в течение пяти или десяти минут,
Но не изменилась его суть! Другие мужики на этом деле деньги грудами стригут,
Их бабы берегут, как зеницу ока, от его же трудов мало прока, он на грани порока застыл,
Своё чело святой водой тотчас окропил и заново ожил! Каким он был, таким он и остался,
Малость истаскался, но до сих пор на милость баб не сдался! Нет пророка от дум одиноких,
Он изучил женское гнездо от и до, приятно смотрится вблизи оно, но там и зябко и темно,
Грехи в нём распределены в равной доле, у женщин их более, чем у мужчин
И на это есть немало веских причин! Он должен за свою жизнь бороться ежечасно,
Жить без удачи страшно, в бою рукопашном ты думаешь о возвращении в отчий дом,
Но это будет потом, нынче звон в ушах и перед глазами мельтешит неприятельский стяг!
Сколько пережито передряг?! Сколько исписано бумаг? Всегда труден первый шаг!
Не хочу преждевременно открывать врагам свои карты, чтобы их не хватали инфаркты,
Людей жалко, у судьбы в руках огромная скалка, можно наедине получить удар по спине,
Бог - им судья, но не я, за ними плачут тюрьмы и лагеря! Различны формы брака,
Я же для своей жены - верный служака, он кому-то счастье сулит, а кого-то от его услуг знобит!
Иной раз хочется матом на всю округу крыть, в каком ухе звенит?
Тот, кто не слышит его зова, далёк от бытия земного! Ему бог сказал всего три слова
И сделал из него своего пса сторожевого, ничто не ново под Луной, но кто у нас Святой?
Сколько землю рогом не рой под Питером или под Москвой, ты никогда не будешь Юпитером
И не сделаешь весомое открытие! Мысль получает дальнейшее развитие, даже клонясь ко сну,
Спину ни перед кем не гну! Куда бы ни указал женский ноготь, ты удовлетворишь женскую похоть,
Даже выпьешь дёготь до дна, если прикажет любящая жена! Душа, лишённая примет стыда,
Горести полна, она ходит по песку, пистолет – к виску, бог весть, что творится в мозгу,
Мысль вот-вот вылетит в трубу, я же навечно застыну подобно статуе на снегу,
Дабы не испытывать свою зловредную судьбу, по течению реки жизни робко плыву!
Тоскую о времени старом, о нём напоминает мне висящая на стене семиструнная гитара,
Приобретенная когда-то на рынке задаром, то есть на шару! Когда ты путаешь числа и даты,
Ты - не глашатай, а простой вагоновожатый, в тиски судьбой зажатый, повернёшься резко, тут же
В бок вонзится острая стамеска, а начнёшь разговор с судьбой с высокой ноты, лишишься работы!
Кто ты? Никто! То-то и оно! Вокруг тебя темно, закрыто тяжёлыми шторами огромное окно,
Ты устроился неплохо, не кусают ни вши, ни блохи, так что живи до последнего вздоха
И люби, презрев свои мозги! Не суди и не судим будешь,
Зачем себя досужими мыслями ты так часто грузишь?
Что посеешь, то пожнёшь! Во имя чего же ты живёшь?
Ты любишь, ты обожаешь, мучаешься и страдаешь,
Испытывать мученья – твоё предназначение!
Женский стан взор мужской туманит, разум страстью занят,
Он никого загодя не обманет, много грехов не насчитает,
Он любовь и страсть лихо поощряет! Небо звёздами сверкает,
Земля в тот миг ветшает, о судьбе тяжёлой напоминают гордости уколы,
Гулко и лениво старик подошёл к высокому обрыву, сорвал с дикого дерева мелкую сливу,
Положил её в рот неторопливо, время не шло, а бежало,
Ему же взять на душу новый грех в час последний предстояло!
Его голова в туманном ореоле, те волосы, что были чернее смоли, не впечатляют женщин боле!
Женщина та, чья красоте его пленила, была на диво богомольна, он же горевал невольно,
Согрешив нечаянно, хотя сопротивлялся страсти отчаянно,
В жизни думаешь одно, а делаешь совсем другое,
Таково бытие земное, нам бы не видеть свет горящей лампы,
Дабы спрятать обнажённые тела свои от глаз чужих,
Каждый в том деле большого искусства достиг!
Ложись на обе лопатки, с нас взятки гладки, не хрен старшим перечить, чёт или нечет?
На вершине мужского мученья появилось небес благословенье, лопнуло тогда его терпение,
Началось новое восхождение навстречу своему грехопадению! Без зазрения совести
Под конец торжественной повести и мне пришлось, повесить долу нос,
Как бы впредь не пришлось своё волнение спрятать, и дрожащей рукой
Бутылку с вином распечатать, мы привыкли щи хлебать лаптем, но зачем?
Один хрен нет толку от девицы с короткой чёлкой, она во власти непредсказуемой страсти,
И требует моего участия, но ни при делах я, мне не нужна эта мышиная возня с вечера и до утра!
Уж лучше буду греться у костра, пока баба сама в кровать не пригласит, так и быть,
Попытаюсь вместе с ней ещё раз согрешить, войду внутрь без страха, не запачкав рубаху!
Тяжко в браке состоять бедняжке, на муже висят подтяжки, он сидит в одной нательной рубашке,
И молчит, ничего не говорит, сердце усиленно бьётся в груди прелестной девы,
Грех то справа, то слева, точно так же, наверное, выглядела Ева в момент согрешения,
Надо убрать в одно мгновение со своей стези все камни преткновения!
Через провалы памяти, через уступы пьянства и трезвости приходится ползком ползти,
Не сбившись с пути, чаще пешком идти, пока свет полной звезды посылает тебе её лучи!
В сердце угрюмом мало место весёлым думам, они проваливаются с шумом
В одно из раскрытых окон, я не рождён пророком, приходится взирать молчаливо
На порывы холодного ветра и слушать его зловещий глас, ему нечего бояться нас!
Он и дождь тащат на себе тяжеленный воз сокровенных желаний и страстей,
Ничего не оставляя в душе моей, плетутся еле-еле и больше думают о предстоящем деле,
А не о величии грядущей цели! Как все мы им надоели, наскучили, своими похотями замучили,
Пришло время передохнуть от мирских грёз и смут, жуть одна вокруг, не поймёшь, кто враг,
А кто твой друг! Пришлось и мне усомниться: когда же плоть угомонится?
Она всю ночь в кровать не ложится – ей не спится, с ней что-то невообразимое творится!
Неужто надо заново жениться? Темно и мрачно в ложе брачном, но хуже будет потом,
Когда стезя, покрытая лепестками красных роз, по горной местности пройдёт,
Что тогда будет? Никто о произошедшем не забудет!
То ли ещё будет! Тропа медленно вверх ползёт,
Мысли летят скопом и вразброд, но кратковременен их полёт! Поторопись, моя подружка,
Можно легко попасть в ловушку! Быстрее семени ногами, божья милость под небесами!
Не отрекаются любя от самого себя и женщины той, что шла по стезе святой,
Разговор пустой давно забыт, карта бита – нечем крыть, утихомирилась былая прыть,
Можно женщине любой грех простить, но жить с ним рядом невозможно,
Прощать грехи надо осторожно! На плечах повисло женское притворство,
Для них характерно актёрство, её поза источает цвет всепобеждающей любви,
И что ты в тот миг бабе не говори, она стоит на своём, стоит ей пройти в дом,
Как она – хозяйка в нём, а ты у неё под каблуком! В итоге она не удержалась,
Громко разрыдалась, а глупец влюблённый, ярким светом страсти ослеплённый,
Не смог её намерения загодя понять, ведь с виду она – не конченая ****ь, а супруга и мать!
Ей есть, что скрывать от разношерстной толпы, увы, все мы – грешны и даже попы!
Бог не простит с женой разрыва и наказывает грешника справедливо,
Высечет крапивой за душевный разбой, прежде надо думать головой,
А потом головкой, вступая в извечный спор с судьбой-плутовкой
По поводу, кому идти на поводу: мужу или жене, уж так заведено в нашей стране,
Что муж - всему голова, но жена ту же перекручивает все его слова,
И пропускает их через каменные жернова! Остаётся от них только пыль и глина,
Женщина во всех своих грехах повинна, вторая половина садится мужу на шею,
Подаёт ему новые идеи, а он, покрывшись холодным потом, предается новым заботам!
Отговорила роща золотая, жена отвар сварила, и страх унылый улетел вместе с дымом от кадила,
Что было, прошло, будто бы не согрешил никто, но треснуло в семье одно весомое звено,
Верх взяло крытое зло! Порой мужик едва ноги волочит, и он любить бабу не хочет,
А она ему до утра голову морочит, злобно ворчит, презрев собственный стыд,
Что согласно церковному уставу бабья орава имеет весомое право
С мужем спать в одной кровати, она ему ласками его любовь сполна оплатит,
А это значит, что её плоть тоскует и плачет, а народ по всей округе злобно судачит!
Залпы холостые, прозвучавшие в далёкие годы молодые, к старости чуть-чуть затихли,
Муж и жена к спокойной жизни привыкли, лишь иногда муж уходит в бега, и тогда не жди добра!
Лиха беда – начало! Куда от греха мужу скрыться, ведь бабье любопытство не знает границ,
Оно падает ниц при скрипе старых половиц! Старик, ну что ты молчишь? Ты слышишь крик души?
Его не заглушают даже камыши! Не дрожи, ты лучше бабе откровенно скажи, что во имя любви
Готов мучиться и страдать, её исход нельзя заранее предугадать! Баба знать ничего не хочет,
Она мужу наслаждение прочит, да не ори, и не полощи мозги чужие и свои!
Неизведанны господние пути! Всякое может там произойти! Нам бы мимо счастья не пройти!
Отворяй ворота, прочь, тлен и суета, с нашего двора! Унылая пора мгновенно прошла,
Душа вновь чиста, словно бы снята заново с креста! На носу холода, студёный ветер и пурга!
Зачем ей муж давал обеты? Теперь никто не верит клятвам этим! Кто за его грех ответит?
Что ему за трепотню светит? Острог или тюрьма? Магадан или Калыма?
Бузит православная страна, восстала против греха даже захудалая Хохлома,
Без суда – и ни туда, и ни сюда! В словах одна вода и больше нет ни черта!
Они летят, минуя жерло рта, бог весть куда, не нанося никому вреда, без баб жизнь пуста!
О да! Одна жизнь! Одна судьба! Многие лета и дни без просвета!
Жизнь ли это без проблесков света? На поводу у баб идти не стоит,
Это правило надо твердо усвоить, дабы женскую прыть успокоить!
Кипя негодованием, та баба трезвонит всем, ей незачем влачить такую жизнь,
Её знобит, и она не хочется жить без любви и секса, муж без сердца и без толстого конца,
На всё воля Творца! О да! Заела женщину нужда, судьба зла: полюбишь и козла,
Закусив удила, забросив неотложные дела, баба по миру в поисках хрена пошла,
Из плевел персидский ковёр соткала, и в чужой дом хозяйкой степенно вошла!
Унылая пора, очей очарованье, первый поцелуй, первое признанье,
А потом грядёт разочарованье, постель брачная будет выглядеть скучно и мрачно!
Нет пути обратного, ибо грешно стареющее естество, не безвинно оно! То-то и оно!
Не отрекаются любя от секса и самого себя, товарищи и господа, по-иному жить нельзя!
Зачем уходить с разбитою душою и до утра ссорить с молодой женою?
Пусть она сжалится надо мною, слава герою! В нём что-то сказочное есть,
Его вид – зловещ, его обожают тёща и тесть! Так оно на самом деле и есть!
Истина эта была всеми бабами воспета, они мимоходом в холодный дом зашли,
Дабы умерить грехи безмерные свои! Да провались ты пропадом, такая жизнь!
Посторонись, и осуждать никого не торопись! Низко бабе поклонись и её впредь не сторонись!
Ты убедить себя хотел, что, наконец, и ты прозрел, слава богу, что остался жив и цел,
А половая щель, несмотря на бабьи отговорки, вновь раскрыла настежь свои створки!
Баба детородный орган нагайкой стегает, и на его конец наседает, погоняет лошадей,
Чтобы те мчались как можно скорей! Этот злодей, вор и чародей гонит бабу взашей,
Но ей на его угрозы – плевать, ему бы славу снискать, а ей нужна благодать!
Пришла пора аплодисменты срывать и жизнь заново начинать! Как пить дать!
Хватит на мужа роптать, у него жизнь, как ад, все грешат, и он грешит, как бог решит, так и будет,
Он всех нас рассудит, но с нас не убудет! Хватит смотреть по сторонам
И давать волю своим страстям! За ними не гонись! Остепенись!
От прошлой жизни откажись! Духом крепись! Да катись ты пропадом,
Об остальном мы поговорим потом, входи без раздумий в отчий дом, зябко в нём!
Мы вдвоём как-то справимся с грехом в сумраке ночном!
«Не суетись под клиентом!» - « А ты не будь импотентом!»
В такие моменты не звучат громкие аплодисменты, и не выплачиваются дивиденды,
Известные бренды тоже молчат, не мычат и не телятся, мне же не верится,
Что баба как уж на сковородке всю ночь в постели вертится, я её не сторонюсь,
Это минус или плюс? Собой горжусь, как прокажённый до утра в поту тружусь,
Ей что-то доказать стремлюсь, но никуда не тороплюсь, богу низко поклонюсь за то,
Что навстречу похоти он открыл огромное окно! До сих пор не заперто оно, живу с бабой сносно,
У неё есть оружие смертоносное, мою гордыню смыл ливень с градом, любимая до утра рядом,
Я же размахиваю обоюдоострым кинжалом, словно евнух опахалом,
Но в итоге едва уношу от любимой женщины ноги, прикрывшись белоснежной тогой!
Я бы на руках носил сокровище моё, но пытаюсь сохранить в первозданной красоте своё лицо,
Наверное, ещё время не пришло раскрыть своё нутро начистоту, авось, рано поутру
Эту фразу с иной интонацией произнесу! Не дрожа и не трепеща, набрасываю на себя
Подобие чёрного плаща, мимо кровати тихо прохожу, опосля свою миссию дослужу,
Иду к гаражу почти нагишом, но потом сразу возвращаюсь в тёплый дом! Стужа за окном,
Хотел бабу перекрестить своим перстом, но она уткнулась в подушку счастливым лицом,
Тихо стала стонать, свой стон не пытается даже скрывать, её не перекричать!
Ничего нельзя изменить, вдруг раздался бабий крик, и оборвалась связующая нить,
Карта бита – нечем крыть, пропал мужик, он проигрывать дуэли не привык,
Он вновь попытается всю грязь с себя скопом смыть, но из трусов что-то колом торчит,
Детородный орган и вправду толст и велик, он принимает сторону мою,
Хотя я как рыба молчу, но вновь вхожу в заветную дыру, мне нынче любой труд по плечу,
Горы сворочу, но не кричу и не плачу, рассчитываю на удачу! Как искусный мастер
Взял в свои руки толстый фломастер и стал рисовать одну из лучших в мире баб,
Да так, что тьма и мрак сразу расступились, былые невзгоды ярким светом озарились,
И тут же скрылись с глаз, лишь блестит огромный алмаз между женских ног,
А был убог и строг, пока ему ангел не помог на ноги встать, чтобы вновь испытать
Невиданную благодать! Женщина ему подставила своё плечо и кричит: «Хочу ещё,
Целуй меня горячо! Побеснуйся! Побеснуйся! На себя со стороны полюбуйся!»
Блеск его пёстр, есть голова и длинный толстый хвост, он действует так, как весельчак,
За ним бежит ватага молоденьких баб! Ему никто не нужен, только та, что готовит обед и ужин,
Он никак не может отвязаться от назойливых баб, они ему вослед громко кричат, что он виноват
В первозданном грехе, он же не верит словесной шелуху идо сих пор вертится на одной ноге!
Грешны мы все! Ему бы живым, добрым, а не злым до оргазма добраться
И со стороны любимой женщиной полюбоваться! Грязь дорог, сменили дым и смог,
Захламленный городок закрыл свой рот на амбарный замок, а божий отрок взмок
От чрезмерных мирских забот! В честь того, что мужское естество достигло могущества своего,
А его мощь победила гром и дождь, крепка его кость, перед ним натянут белоснежный холст,
Он его разрисует своим страстным и нежным поцелуем! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!
Ему бы до цели добраться, а уж потом станет до утра бабой любоваться,
Давным-давно немало грешников было казнено ни за что, да, они творили зло,
Но на них не жаловался из баб никто! Им просто в жизни не повезло
И поехало и пошло всем смертям назло неприхотливое добро!
Допускаю, что на одну ногу с юности хромаю, почему - точно не знаю, другого бытия не хочу,
Мне любая дерзость по плечу! Не такой я простачок, чтоб попасться бабе на крючок,
Устоять против женского соблазна на этот раз даже я не смог, мысли разные, святые и грязные,
Смеялись над стариком, всё дело в том, что лично он вынужден рядом с бабой прилечь,
Тут же гора свалилась с плеч, полилась тихая шепотная речь, разгорелась в женском доме печь,
Мы друг друга нашли на краю святой земли! Шли, шли и вот до оргазма дошли!
Нам не нужны поводыри! Не всё то свято, что выглядит, как злато!
Он не знает, кто бабу любви научил, стрик над ней расправу на свой лад учинил,
Она её восприняла как забаву! О, боже правый, неужто твоё творенье
Достойно безвестного тления? От трения двух тел даже живот вспотел,
Член не обветшал, не сгнил, каким он был, таким он и остался,
Он в круг её любовников мигом затесался, а потом выше всех оказался!
Он всю ночь на боевом посту стоит и в оба глядит, пока двери с петель не сорвались,
И покатились вниз, детородный орган между небом и землей стремглав завис,
Ну что за жизнь без прегрешения? Она, как последнее сновидение,
Туда можно, сюда нельзя, петляет по узкой борозде скользкая стезя!
Позади остались шумные веси и города, местных жителей заела нужда,
Невольно мысль явилась, что жизнь ещё не завершилась!
Он вглубь вошёл, всё что искал, нашёл, теперь пашет как вол!
Там такие силы таятся, но ему нечего бояться, он рад, что эту женщину ближе к старости встретил,
Мимо не прошёл и заметил страсть в её очах! Всё – тлен, всё – прах! Так бы спал со старой каргой,
Она пинала бы его кривой ногой, а так он – герой! Шло бы дело ничего,
Но завистники напали исподволь на него! Одна достойная особа призвала на помощь даже бога,
Она была воспитана строго, так её взрастила мать,
И научила свои чувства непристойно не выражать!
Студёный мрак не рассеивается никак, везде - бардак, все бабы - ****и,
Их можно иметь и спереди и сзади, чуял я, что обоснованна грусть моя!
Счастлив был я тем, что свою любовь дарил женщинам всем, но зачем?
Один хрен никто спасибо не скажет, лишь на твоё неумение тебе невзначай укажет,
И доброго слова вослед не проговорит! Постоянно бабы ворчат на жизненный уклад,
Никто из них ему не рад! Никто не доволен им, но мой герой невозмутим, он живёт мигом одним,
Ничего не поделаешь с ним! Рогом в землю упираясь, слегка заикаясь, он тихо произнёс
После страстного поцелуя взасос: « Я всерьёз в тебя влюблён!» и в ответ услышал женский стон!
«Что тебе угодно, старец благородный? Мир любви безотраден, коль разум хладен,
Ты же одинок и какой от ворованной любви тебе прок?» По лбу щелчок свалили член с обеих ног,
Он живо снял с женщины платок, с помощью его закрыл бабий рот, но своей тайной не пренебрёг,
Не смог выпустить речистую бабу за порог! От прежней любви, что ни говори, остался слабый звук,
Женщина совсем отбилась от рук, неужто ты не видишь сам, что она тебя отправляет к ****ям!
Неужто ты выжил с ума, вокруг тебя кромешная тьма! Женщина сама вынесла решение суда,
Улыбнулась слегка и была на помине легка, её дело – сторона, хотя она по документам – жена,
Но наяву, то есть в быту, напевает мелодию одну и ту, что ей семья давно уже ни к чему!
Не отрекаются любя, даже слушая втихаря песню молодого соловья, от него нет житья!
Пусть звонят колокола с раннего утра, и жужжит над ухом пчела, на поправку не идут дела!
Муж посещал богослужения и искал утешения в минуты сомнения, рано утром встречал зарю
И не жаловался никому на свою тяжкую долю и судьбу! Он жил без всякого стеснения,
Но камнем преткновения оставалась страсть, как бы ему с высокого коня долу не упасть?
Всё дело в том, что становясь стариком, можно ослабеть умом, он маялся от скуки,
Вступал в склоки и дрязги после беспробудной пьянки, а бабы, как пиявки цеплялись за него,
И вытряхивали из карманов всё, что было тяжким трудом накоплено!
Прежним оставалось его положение, то есть без особого ухудшения,
Он попадал в заточение по щучьему повелению и по своему хотению,
Едва живым на божий свет выползал, и звонким смехом женщин мигом заражал!
Себе славу среди них снискал, эдакий нахал! И вот уже как год его пастырское служение
Подошло к своему завершению, не отступившись от прежних убеждений,
Он не шёл на примирение, покаяния бабам не принёс, но и отвернул от них свой огромный нос!
Он их укорял, хотя православными называл, и даже взглядом освящал,
Об опасности их оповещал заранее, но сам готовил для них истязание!
Слова любви и признания вызывали у баб множество негодования,
Они бы могли его убить, но пытались разубедить и умерить собственную прыть!
Что с того, что они долго увещевали его? Догматы искажены, бабы обезображены,
Плевела еретические поглотили просторы космические! Дожив до покаянного дня,
Выжив лайне, старец оставался верен себе! Его толкали взашей, но он был верен любви своей!
Отрешение от всякого наслаждения было чуждо ему,
Вот почему он влачил на себе суму с грехами, плохо спал холодными ночами,
Воссев на царский трон, проявив характер бунтарский, был беспощаден с женщинами он!
Ему не писан закон! Когда Дамоклов меч завис над ним, и на волоске держалась жизнь,
Он в такие минуты был невозмутим! Поговорив о том, о сём,
Тут же вспомнил о своих прогулках за рубежом,
Сразу сделал ход конём, что ж он и вправду был тогда хорош! Что посеешь, то пожнёшь!
На нём кремовый макинтош, брюки-галифе, коричневые ботинки на каждой стопе!
Он – одинок, как тамбовский или брянский волк, хотя между ног болтается сиротливый сверчок,
Он прошёл сто дорог, пережил немало тревог, его быт и вправду строг, в эту пору даже он замёрз,
Ночует, где придётся, пот долу струями льётся, ему ли на свою жизнь роптать,
Если ни одна баба не посмеет доброму молодцу в любви и ласке отказать!
Он не ходит в кафтане рваном и не выглядит душманом, вот только вспышки гнева
Возникают иногда, тогда любовь начинается с чистого листа! От неё не уйти никуда!
Его года – его беда, и они его богатство, с ними нельзя брататься!
Вспомнишь о прошлых временах, переборешь возникший страх,
И вновь живёшь как праведный монах наедине, словно бы во сне!
Чем ближе к весне, тем чаще смотришь в окно, давно не мыто оно и в доме темно!
Никто не станет мужика утешать, он в голове не всё мог вмещать, всё, что было, прошло,
Ему во все времена жилось тяжело, до неба - далеко, до греха - близко, жить нельзя без риска!
Спасибо богу и за то, что есть, не всем дорога собственная честь,
Авось, бог всех нас простит в последний миг и разрешит в рай пройти,
Неисповедимы Господние пути! Проснувшись ближе к обеду,
Сказал дед пару слов соседу, а потом с бабой продолжил беседу о смысле своего бытия,
Эта змея никогда не верила в чудеса, и брала на себя немало греха! Вот и до ручки дошла!
Не всё складывалось в её жизни гладко, он тоже не строил догадки, что и как?
Везде - бардак, от него не избавиться одинокой бабе никак, тьма и мрак пугают
И на пятки наседают! Он же был на женщин обижен, под кровом жалких хижин выжил
И с ними дальше общался, а когда разговор на час иль два прерывался, в себе надолго замыкался!
Жизнь одна, но она горька и солона, слаще становится она только после бокала креплёного вина!
Под его окном три года растёт чёрная бузина, высока и стройна, как и моложавая жена!
Он за словом в карман не лез, легко мог продолжить словесный ликбез,
Отвечал чётко и метко и попадал нередко в цель, то есть половую щель,
Отточено до предела его красноречие, не получив увечья, отдал дань просторечию,
Одним махом изменил жизнь свою, впопыхах мог сказать одну и ту же фразу на четырёх языках!
Рассудок – сух, болит коренной зуб, от прежней жизни остался лишь пустой звук,
Страсть отбилась от рук, а одна из баб не соглашается никак вместе заново из пепла восстать!
С виду мужик - не дурак, по складу ума – не батрак, а хозяин, но явно – не барин,
Находясь в отчаянье великом, мыслил со скрипом об одном и том:
Много баб в девичестве строгих, боящихся бога, потом шли напролом к блаженству,
И, судя по всему, отдававшихся не во сне, а наяву не только мужу своему!
Грех не украшает годы эти, за груз прежних десятилетий когда-то ответят внуки и дети!
Не будучи человеком богемы, имел с законом проблемы, стригся и брился почти наголо,
Солидно выглядело его чело, он носил короткую бородку, пил вино и водку, отрывистый говор
И резкие движения, словно камень преткновения на пути нового грехопадения!
Постоянную рисовку ему подсунула судьба-плутовка, подарив новую обновку
В виде заморской футболки, на груди наколка с изображением креста, плахи и топора,
Рядом наколоты золотые купола мифического храма, они напоминали полковое знамя!
Вместо одного креста он носил сразу два, умная голова была седа, милостивая судьба
Ему в своё время не наставила рога, театральное неистовство выглядело как баловство,
Человек минуты легко поддавался искушению, и редко просил у женщин прощение!
Преходяще всё, эрудиция в постели неуместна, всем известно, что грех творился повсеместно,
Его же повседневную жизнь отличал суровый скептицизм, они жил лишь днём одним!
В своё время он мог поддержать беседу на любую тему! Всему – своё время! Всему – свой час!
Часто был не брит, выглядел, как молодой митрополит, который всеми был забыт,
Но открыт для чистосердечного общения, но не было с женщинами примирения!
Он никак не мог отважиться на повторный брак, нет свободы в матушке-природе,
Зря потерянные годы бытия не простит Всесильный судия! Только Последний суд
Избавит грешную душу от дрязг и смут! Вот так всякий раз, когда на пороге появляется экстаз,
Искры сыплются из глаз, а где же тот заповедный алмаз, с которого начинался этот рассказ?
В застольном споре по-иному руслу потекли разговоры, лай собачьей своры послышался вскоре
За соседским забором, небось, на чужом подворье появились грабители и воры,
Земля горела у них под ногами, а они лишь на миг застыли в позорном сраме,
Но тут же отошли, но к пониманию своей роли в истории до сих пор не пришли,
Так издавна заведено на Руси, что все барыши и расходы распределялись в угоду тем,
Кто всегда жил без проблем! Всё – тлен! Всё – суета! Мелкоты мы, мелкота! Вокруг одна пустота!
Постыдно всё на свете, но кто за первородный грех ответит? Неужто Ева и Адам?
Известно ли вам, гражданам и господам, что для них ещё не воздвигнут православный храм,
Грех прилип к ногам, не помешает осторожность, чтобы не допустить новую оплошность!
Сложность перевоплощения исподволь подводит грешников к сладострастию и наслаждению,
Отрицая грех этот и тот, нельзя набрать воды в рот, не безмолвствует простой народ,
Всё как раз наоборот! Он своей жизнью полноценно живёт и милости от природы не ждёт!
Сеет, пашет и жнёт, набивает снедью тощий живот, пока не умрёт! Былые грехи не в счёт!
Не брюзжи над ухом, словно комар или муха! Ужин был чуден, разговор - нуден,
А мужик – блуден! Здесь ****ей разных мастей, как в бочке сельдей, уже завял сельдерей,
Привяла мята, пахнущая когда-то, а баба языкатая и слегка поддатая
Влюбилась в старого солдата, воевавшего когда-то в зеленых Карпатах!
Она взглядом и устами следит за его ногами, а он - росточком с вершок,
Одним ловом – неказистый мужичок, но между ног висит такая штука,
Что любая баба в одну минуту с достоинством оценит её, ё – моё, каждому своё!
Заскрипел у женщины рот, и холодный пот покрыл покатый лоб, где же заржавленный замок,
Что уже, который год её девственность берёг от мирских дрязг и невзгод?
Она пламенем любви объята, и готова полюбить солдата, наполняя его миску супом в третий раз,
Вдруг услышала отказ! Ну и педераст! Страсти на миг притихли и головой долу поникли,
Толстые женские икры блеснули на свету и тут же ушли в темноту не солоно хлебавши,
Не смешно, не комедия, но кино, скорее трагедия! Уже давно баба согласна жить грешно,
Но под рукой нет никого! Без страсти древо жизни не приносит счастья,
И на обломках вожделения разрастается сомнение в достоинствах своих,
Трудно уйти от скверны, будучи женщиной суеверной! Он свой шанс упустил,
А потом волком взвыл, на женский холмик между ног взобрался и сразу разрыдался!
Не с теми он дружил, не с теми бабами жил, не с теми якшался, весь в комок сжался,
И даже не попрощался ни с кем, а зачем, один хрен ничего не получишь взамен!
Жизнь течёт без перемен, грехам потерян счёт, каждый бабе врёт, что в жёны возьмёт,
Но поступает всякий раз наоборот! Тем и живёт, что за ночь приобретёт!
Любовь была бесцветной, опыт многолетний мужику подсказал,
Что он не на ту скромницу напал, не ту к себе прижал, час истины уже настал!
Что толку от неё? Она не может в руках держать иголку, такоё житье не выдержит сердце его!
Дальше что? Наступит осень, голову покроет проседь, он станет старше на пять иль десять лет,
Глядь, а прежних желаний нет, в голову бабе лезет бред, других там мыслей нет,
Эта ****ь, будущая мать готова его соблазнять, но как? Может быть ей раком встать,
Чтобы дивный аромат источал пышный бабий зад? Крошка, не унывай, подрасти немножко,
А пока – отдыхай! Жди проходящий мимо старый дребезжащий трамвай
И скромно чужим советам внимай! Ты никогда не оценишь мирозданье,
Не пройдя через муки ада и страданья, только ветер опосля развеет копоть и пепел!
Как именоваться ей, подружке моей? Она и не жена, и не мать, и даже не ****ь,
Что её ждёт? Хула или почёт? Лишь звон пустой от жизни холостой! Постой, толпу не смеши!
Лучше послушай, как гудят камыши! Жажду вином утоли, от досужих мыслей прочь уйди,
Свою судьбу не торопи, живи в глуши, во мраке заточенья, авось, свершится прегрешенье!
Мужик в отчаянье впал, его грех в бабьей беде не мал, он её лапал и обнимал,
Нежно и трепетно в губы целовал, длинную повесть рассказал, как на фронте доблестно воевал,
Как в плен к врагам отечества зазря попал! Малость приврал обо всём,
Включил магнитофон давнишних времён, хорошо под музыку зевать,
Лучше в кругу бывалых баб на скрипучей кровати лежать, мучиться и страдать,
А потом опять и опять их губы нежно и грубо целовать! Баба в него руками и ногами вцепилась,
Ей намедни яркое видение открылось, что она до смерти в заезжего купца влюбилась,
Так и случилось! Так и случилось! Она в тот миг возгордилась, но он её не хочет,
Только голову зря морочит, и делает прискорбный вид,
Что у него уже давно кое-что в штанах не стоит, он почти старик, а член висит,
И не мычит и не телится, ему самому не верится,
Что это нахал себе недобрую славу в кругу женщин снискал!
Он сеял и пахал, на рать выезжал, не брюзжал, а громко хохотал,
И много не переживал, когда немыслимо страдал из-за разбитых сердец,
Нынче к нему подкрался полный ****ец! Затупился конец, возник стресс,
Пропал к бабам всякий интерес, психологическая импотенция по воле творца
Неспешно вошла в продрогшие от холода кавернозные тела! Пот уже не струится с чела,
Молодость стремглав прошла, не затронув даже ладони, присела на подоконник,
Взяла в руки, чтоб не маяться от скуки, старинный сонник и стала вслух читать,
Точно так его когда-то ему читала давно умершая мать! Былые времена не наверстать,
Коль от тебя отвернулась былая благодать! Её нигде не видать! Япона мать!
Не вижу её девять лет и желания нет, встану у её изголовья и заведу речь о здоровье,
Она не повёдет даже бровью и подобно соловью будет до утра петь скучную песню свою!
Она бы мне дала, но мешает угол дубового стола, она разговор в другое русло перевела,
От бабы, которую коришь, отвяжись, у неё трудная жизнь, над женщиной зря не глумись!
За дубовый стол садись и честной компании не стыдись! Голос, вопиющий к небесам,
Указывает дорогу к богу нам, уложен чемодан, чтобы идти по божественным следам,
Вот уж вправду пытаюсь достать с неба полночную звезду, трудно это сделать самому,
Да и ни к чему завершать словесную борьбу у себя в дому! Стыдно что-то говорить наперёд,
Вот когда придёт мой черёд слово для защиты взять, тогда и буду языком зазря трепать,
Нынче продолжаю, как рыба молчать! Чему бы я ни учился, к чему бы всю жизнь не стремился,
Мой талант только в кровати полностью раскрылся, с тех пор он не изменился, там, где я рос,
Не было стройных и высоких берёз, там метель и пурга, да белые снега выше валенка и сапога!
Упиваюсь страсть, словно материнским молоком, что плохого в том,
Что живу под бабьим каблуком, я – её патрон, а она - наложница моя,
У нас дружная семья! Что можно напоследок пожелать старику,
Весело закончить последнюю строку и не вгонять строптивых баб в тоску!
Их я многих видел на своём веку! Нынче своё здоровье берегу, но без них жить вряд ли смогу!
Взгляд с поволокой смотрит, как мужик одинокий в соломенной шляпе берёт женщину нахрапом,
Подобно всем кацапам, её согласия не спросив, до сих пор ищет в постели один и тот же негатив!
Жизнь свою на пять минут укоротив, бросил ей такой призыв: «Трудная у мужиков работа:
Ни славы, ни почёта, одни разброды везде, на земле и на воде,
Приходится работать в темноте!» - «В суете да не в обиде, тебе дано - многое видеть,
И ни от кого не зависеть! Когда дождёшься часа своего, рядом с тобой не будет никого!»
«Что ты мне желаешь? Что ты мне предрекаешь? Неужто ты не понимаешь,
Что сама меня соблазняешь? Чем же ты меня прельщаешь? Слезою, капающею с обеих щёк
Или узкой бороздою между стройных девичьих ног? Какой же я остолоп, впрочем, нет,
Все мои суждения мне во вред, останься со мною, будь моей верной женою! Коль уйдёшь,
Моё счастье унесёшь!» Бабу бросило в дрожь, она была готова вырвать у будущего супруга клок
Седых волос, но он словно в землю двумя ногами врос, к нему не подступить,
Он тут же начнёт грубить, всё бы закончилось хорошо, но сквозняком подуло в окно,
Коль так всё пошло, можно мужику хотя бы раз угодить и его быт хотя бы чем-то усладить!
Вдруг раздался крик и грохот, женский смех, переходящий в громкий хохот,
Это въехала на белом жеребце слащавая похоть, и начала в ладоши громко хлопать!
Распахнулась дверь и она вошла, словно царская вдова, и красива и мила, и пот не капает с чела!
Она крест с себя сняла и себе гнёздышко свила посреди крестьянского двора, стала бледна,
Но её походка была горда, как никогда, её года – её богатство, не ему с этой бабой тягаться!
Кто она? Чья будет прислуга или жена? Звонят колокола, оставлены спешные дела,
Разразился ливень слёз, как бы и нам рыдать не пришлось вправду и всерьёз!
«Защити и укрой, рыцарь седой, недруг злой меня послал за тобой,
Он замуж берёт меня насильно, сам пьёт вино, но оно не снимает муки с сердца моего!
Все мои мольбы напрасны, его поцелуи страстны, я переступила через твой порог,
Чтобы выразить тебе упрёк, ты же спал у моих ног, но не продрог, а вспотел
И жениться на мне не захотел! Был бы смел и удачлив, плохой бы жизни не знал,
И вот ты вновь предо мной предстал, эдакий нахал! Ты моего приезда не ждал,
Я тоже не святая и тебя я не пугаю, я вслух думаю и размышляю,
Но тебе повелеваю меня защитить, и хочу тебя на себе женить!»
Так и быть, придётся ему свой толстый член ей вонзить в место то, что и вправду было грешно!
Прежде руку бабе надо пожать, а то она начнёт кончать и прытко умирать, и что тогда?
К делу не пришьёшь высокие слова! Прокурору не по душе лишние разговоры!
Собачья свора тут, как тут, вот вам пряник, вот вам кнут, нас ебут, а мы крепчаем,
И ни за что не отвечаем! Целуем баб прямо за колхозным сараем, для чужих презренных ног
Недоступен наш порог, пусть видит бог тревоги мои, они исходят из глубины сокровенной души!
Тишина в степи, завяли полевые цветы, вокруг не видно ни души, воспоминания о любви свежи,
Как и те журавли, что пролетели гурьбой над седой головой! Бог ты мой, спаси и укрой от бед,
Я же грешный человек, продли мой век, мы же все твои дети, но душа закована в цепи,
Страшно жить на белом свете! Боже, кто вместо тебя мне ответит? Предав забвению мир и всё,
Что в нём, не думаю больше о грехе своем, хочу жить вдвоем с женщиной той,
Что стала мне женой! Уж точно знаю я, что мерзость бытия, не поддаётся описанию,
От него исходят все муки и страдания! Ты воздвиг сокровища земли, нас покинули твои поводыри,
Их верни на прежние места, без них и святости грешная душа воистину пуста и плоть полна греха!
Не хочу терять время попусту, несмотря на всю тесноту мыслей своих, влачу ту жизнь,
Что ниспослана тобой, на колени встал у алтаря старик худой, сгорбленный и совсем седой!
Ни одному перу не под силу описать, ни одним устам не дано передать этот мерзкий уклад,
Весь этот затхлый запах и смрад, а годы как птицы летят, их никак не вернуть назад!
Старец был величав в своём молчанье, мысли кружились в мирозданье,
А он как айсберг плыл по океану, преодолевая бури и ураганы, на утлом челне,
Взлетая до неба на крутой волне и резко падая вниз, в один миг была утеряна высокая мысль!
Мирская жизнь вернула мужика, считай, что старика, в давно обжитые места, где талая вода
Полностью залила все ущелья и дома, столкнулись свет и тьма, не отрекаются любя, господа,
От самого себя и от небесного Отца! На всё, Боже, воля твоя!
Г. Мариуполь
25 сентября 2017 г.
Свидетельство о публикации №217100601699