Право - глава третья. поезд

Глава третья.

Поезд.

- Выпьем вина? – Игриво предложил он и протянул Мартине появившийся из ниоткуда шикарный, пузатый бокал тончайшего стекла, на дне которого было не больше двух ложек какой-то красной, мутной жидкости. – Отведай! – Предложил Он.

Мартина заметила, что бокал, который он держал в руке – такой же по форме – наполнен до краёв.

Она безропотно приняла свой бокал, понюхала, осторожно отпила маленький глоток.

«Гадость какая» - подумала про себя.

«Похоже на плодово-ягодный суррогат сбродившей века назад ворованной браги».

Фаня поднёс бокал к губам и начал долго, долго, очень долго пить.

По могучей шее гулял кадык, отсчитывая глотки. Счёт им перевалил за сотню, а он всё пил, пил, пил.

Затянувшийся тост начал настораживать Мартину.

Когда Фаня оторвался – то был настолько весел и счастлив, что выбирать причину такого внезапного прилива радости было глупо.

Фаня был в стельку пьян.

- О! Привет, чудовище! – Пьяно заорал он. – Откуда ты взялось?

Мартина ужаснулась. На неё смотрел зверь со взглядом убийцы. Ей показалось, что она видит глаза маньяка, головореза и полного психа. Она интуитивно сжалась, но с места не тронулась.

- Ну, что, разрушитель! – Переминаясь с ноги на ногу, поприветствовал он Мартину. – Добро пожаловать в ад. Знаешь, что такое ад?

Мартина окаменела.

- Это тлен. Всё тлен. Магия, алкоголь, музыка и творения великих созидателей. Писатели, режиссёры, сценаристы, авторы, художники, критики и актёры. Творцы. Истинные носители генов нации и полукровки. Жертвенность, порок, святость и талант. Это приступы безбашенной свободы, вседозволенности, безнаказанности, цинизма, ****ства и откровенной романтики. Звериная распущенность без мыслей о нравственности, морали и, прости, Господи, целомудрия. Не страсть, разрушитель, не любовь, а вонючий порок.

Мартина слушала. Вся эта правда, лишающая её рассудка, была бы окончательно убедительной, если бы ни тембр голоса Фани. Не захохотать в истерическом припадке ей мешал дикий ужас.

А он продолжал, добавив к своему исполнению гейские нотки и манерную жестикуляцию:

- Стабильно приподнятое настроение. Постоянно всё хорошо. И даже замечательно.

В личной жизни, в погоде за окном, в знаках – явных и мнимых. Всё идеально и позитивно.

Божественное небо в безветрии и без осадков. Чудесно.

И в этом идеальном окружении ты находишься вечность. – Он сделал мучительную паузу. - Не печалишься, не тревожишься. Реализован, любим и вспоминаем. Вместе с этим уединён и свободен. Свободен от информации и другого мнения. Эту гармонию не разрушает ничего. Ни вездесущий и вероломный звук, ни трусливый свет, ни покорная тьма. Идеальный ад по имени «жизнь».

Нейтральный запах ничего. Касание вакуума. Звуки – ничьи. Посторонние, ранее не слышимые и поэтому чистые, чужие, без примесей воспоминаний и осколков портретов и образов.

Дистиллированная атмосфера. Возможно, это называется счастьем или идиллией?

Он замолчал, но продолжал так же смотреть Мартине в остекленевшие от страха глаза.

Говорят, что в такие моменты вся жизнь проносится как один миг.

И это правда. Как в кино, со всеми подробностями, но за секунду. Со скоростью света. Не сортируя по важности моменты лишения девственности или горя от разбитой вазы, стрелке на чулке или переезде. Или того дня в августе, когда Мартина в последний момент спрыгнула с борта теплохода «Профессор Тулупов», чтобы остаться. Спустя несколько часов теплоход с тремястами пассажирами на борту, включая экипаж, потерпел крушение. Спаслись двое – трёхмесячный безымянный младенец и четырнадцатилетняя девушка Ольга Борец.

Когда эта секунда прошла, внезапно и очень громко зазвучала непонятно откуда какая-то дикая музыка с чудовищными гитарными запилами и барабанными соло.

Фаня бесновался.

Мартина забилась между подушек и из этого ненадёжного убежища, со страхом наблюдала, как огнедышащий дракон скачет по всем поверхностям чайханы. Он плясал дикие танцы. Йо-хо-хо!

Изо рта вырывалось пламя, текли потоки огненной лавы.

Фаня рычал, рыгал, плевал, блевал.

Стеклянные, обезумевшие глаза зыркали поверх всего, что было перед ним. Не останавливая взгляда ни на чём, он мотал головой, водил подбородком. На шее гармошкой собирались мелкие складочки тонкой, сухой кожи. Он играл на воображаемой гитаре, изображая не то Напалм Дэс, не то какого-то другого безумного музыканта. Хаотично двигаясь в некрасивом, пьяном танце, он расставлял остренькие локоточки в стороны, приседал, шатался, но не падал.

Почти прозрачные глаза, подёрнутые грязно-красными ломаными ниточками смотрели в никуда. Квадратные зрачки плясали в геометрической конвульсии.

Неритмично подёргивая головой, хаотично двигая руками и всем телом, Фаня то скалился – уродливо и мерзко – то закручивал нижнюю губу с гримасой обиженного юродивого.

Гыкая, икая, он, не моргая размазывал взор далеко. За пределы чайханы. То, на что сейчас был похож Фаня, напоминало виртуозный спектакль в кал пьяного кукловода, способного поместить в куклу-марионетку гнев в виде радости, а транс-восторг во вселенскую беду.

Перепутанные, смешанные в фарш эмоции, не задерживаясь на чёрном, уродливом его лице менялись, делались ярче, не угасая, разрывались на осколки других эмоций.

Он то рычал, то мычал, будто пытался спеть. Потом принялся скулить, как волчонок.

Это не было гримасничеством.

То, что видела Мартина, происходило без воли Фавна.

Казалось, им двигает кто-то. Откуда-то сверху.

Она попыталась подняться.

- Стоять! – Приказал Он.

Голос зазвучал жёстко. Колючий рык заставил Мартину вернуться в исходное положение.

Мгновения, тягучие секунды, когда встретились их взгляды, казалось, можно было намотать на палец, как вытянутую жвачку.

Так страшно Мартине ещё никогда не было.

Думала ли она? Билось ли её сердце?

Было ей холодно или жарко?

Она ничего не чувствовала. Окоченевший ужас стал коркой туловища, а всё нутро, до самой глубинной искорки застыло плотно и магнитно.

Возможно, в этот момент в камне было больше жизни, чем в Мартине.

В отличие от неё Фавн был спокоен и даже весел.

С саркастической ухмылкой он, как удав наблюдал за своей загипнотизированной добычей.

Лоза, казалось, скучала. Если бы у неё был рот, она, вероятно, показательно зевнула бы.

- Отомри. – Уже спокойно, с улыбкой вымолвил Фавн.

Очнувшись, Мартина громко выдохнула, задышала и медленно погрузилась на пол, в подушки.

Расслабленно и дерзко Фавн спрыгнул со своего пьедестала и сделал шаг, приближаясь к ней.

Та съёжилась. Ей стало дико холодно. Неизмеримый ужас обжигал, как жидкий азот. Потом бросило в жар, и она непроизвольно дотронулась руками до лица.

Скукожившись, она обняла себя за плечи и задрожала всем телом. Её трясло, как в лихорадке.

- Страшно? – Улыбаясь, почти ласково спросил Фавн.

Мартина ничего не ответила. Не отрывая взгляда от Фавна, она вжималась в подушки и стучала зубами от озноба и страха.

Фавн глухо засмеялся.

Приблизился ещё на полшага. Покачивая бёдрами, плавно и вальяжно, он наслаждался зрелищем, как маньяк, упивающийся ужасом своей жертвы.

Мартина превратилась в тугой комок из плоти. Она чувствовала холод и страх.

Как это произошло, и что двигало к этому, она не могла ни объяснить, ни продумать.

Что можно было изменить? В моменты желания изменить прошлое, чтобы не произошло то, произошло, стараешься переставить местами какие-то действия или бездействия.

- Не грусти, тупое животное, - смеясь, выговорил Фавн, - от этого твоя рожа становится ещё отвратительней. Ха-ха-ха!

Мартина попыталась улыбнуться.

- Покорность! - всплеснув руками, по-бабьи, выдохнул Фавн. – Покорность – хуже грусти.

Мартина стянула с лица улыбку.

Фавн ухмыльнулся.

- Глупое животное, - брезгливо, почти прошипел он.

- Мажет хва…

- Завали ****о! – злобно рявкнул он на неё.

Мартина закрыла лицо руками, Фавн изогнулся, схватил её за локоть и выкрутил его. Раздался противный хруст. Мартина закричала от боли. Из глаз брызнули мелкие слёзы. Казалось, что Фавн вырвал руку по плечо.

Она боялась открыть глаза. Ей чудилось, будто он сидит сейчас посередине чайханы и в грохоте рока грызёт оторванную руку. Сквозь собственный ор она слышала мокрое чавканье и рычание голодного зверя, пожирающего кровавую плоть, обгрызая кость вырванной конечности.

Она заскулила и сделала несколько коротких вздохов через рот. С каждой секундой она чувствовала, что горло заполняется холодной, словно ментол струёй. Открыв глаза, она увидела Фавна, который бережно и очень осторожно обнимая Лозу, указывал кивком головы в сторону Мартины. Рука её была на месте, только Мартина её не чувствовала.

Лоза, как змея подползла к ней, изогнулась, поднимая для обозрения хвост-иглу.

Прикоснувшись остриём к травмированному локтю, Лоза осторожно проколола кожу. Сначала Мартина ничего не почувствовала. Но потом заметила, что виноградины начали мерцать, словно наполнялись каким-то соком.

Постепенно к Мартине вернулось ощущение ноющей боли. Затем рука медленно согнулась в изящный полукруг, и на глазах стала покрываться белым налётом, твердеющим с каждым тонким слоем.

Это напоминало гипс. Когда рука уже почти полностью окаменела, Лоза вынула иглу, и медленно повернувшись, уползла к Фавну, чтобы занять прежнее, безмятежное положение.

Боли не было. Мартина даже не чувствовала тяжести застывшей изогнутой руки. Опираясь здоровым локтем об пол, она неуклюже поднялась во весь рост.

Фавн обнимался с Лозой. Её жгутоподобный стан с трепетом изгибался, едва касаясь тела Фавна.

Мартина с удивлением рассматривала свою загипсованную руку, которая напоминала аккуратный полукруг. Кончиками пальцев здоровой руки она пробежала по гипсу. Ничего не почувствовав, она перевела взгляд на Фавна.

Тот обнял Лозу, которая склонила ему на плечо гроздь и подобрала тело-лиану в крутой завиток.

То, что произошло дальше - не было чем-то страшным. Фавн в обнимку с Лозой подошёл к Мартине и уселся ей на руку, как на дучку унитаза.

Мартина опешила.

- Чего удивляешься, ослица? – Спокойно спросил Фавн. – Нам надо ехать. В упаковке я не путешествую, люблю свежий воздух. Вес мой не выдержала бы ни ты, ни ещё двадцать слонов. Вот и пришлось сделать из тебя повозку с удобным сиденьем.

Мартина с оттенком грустной безысходности покорно спросила.

- Куда ехать?

Фавн ухмыльнулся.

- И ты ещё обижаешься, что я называю тебя глупой.

Она смотрела непонимающим взглядом.

- Тупица, - выдохнул он. – О чём тебя просила Ольга?

Мартина не поняла о ком идёт речь.

- Ольга?

- Да! – заорал Фавн. – Ольга! Или ты думаешь, что я появился здесь, чтобы определить твою уникальность? Ты! Кулёма!

Мартина опустила глаза. Фавн, устроившись удобнее, обнял Лозу и приготовился к путешествию.

Когда она вышла из дома, было раннее октябрьское утро. Сквозь разрывающиеся тёмно-серые тучи, едва отличимые от чёрного неба, брезжили мутные лоскуты рассветных пятен.

Холодно.

- Куда ты собираешься идти? – Спокойно спросил Фавн.

- На вокзал. – Ответила Мартина.

- Молодец.

От неожиданной похвалы у неё расширились глаза.

- На вокзал. – Уточнил он. – Сначала поедем в Киев, так будет проще. В Киеве найдёшь Селезнёву

- Найду?

- А что тебя удивляет?

- Или найдём?

Фавн злобно оскалился.

- Что ты умничаешь, дура. «Найдём», - перекривлял он пьяно. – Что ты без меня вообще можешь?

Мартина призадумалась.

Запах дороги удивительный. Казалось бы – дорога это суета и дискомфорт, хлопоты, перемены, опасность. Но запах дороги не несёт в себе всего этого. Мартина вдохнула аромат вагона. Пахло дерматином, чистым постельным бельём и горячим машинным маслом. Уплотнившись в тесноте купе, этот суррогат становится ярким, будто концентрированным.

Она перебралась на нечётное место, медленно погрузила спину в угол поездной кровати.

Парочка сладко спала. Фавн мирно похрапывал, а Лоза, свернувшись в тугой калачик, уложив гроздь, медленно то опускалась, то поднималась в свободном и расслабленном состоянии ****и после страстного секса.

Мартина закрыла глаза.

Ритмичным, музыкальным пульсом стук колёс баюкал пассажиров вагона поезда Севастополь-Киев. Мартина очнулась ото сна. Фавн и Лоза сидели на руке и пристально заглядывали ей в лицо.

- Наконец-то! – Озлобленно прорычал Фавн.

- Я долго спала? – Стряхивая остатки сна, тихо спросила Мартина.

- Очень долго! – Рявкнул он. – Целых семь минут!

И захохотал.

- Давай, просыпайся, зануда! – Веселился Фавн. – Время вагонных приключений!

Он схватил Мартину за здоровую руку и потянул к выходу.

Она почувствовала, что отрывается от сиденья и встаёт.

- И что делать? – Изумлённо спросила она.

- Куражиться!

Фавн потянул Мартину по коридору. Та безропотно двинулась, увлекаемая неведомой силой.

Её швыряло от одной стороны узкого коридора вагона поезда к другой. И дело было даже не в дорожной тряске, которая мешала идти ровно. Фаня волоком вёл Мартину как тёлку на убой. Задевая плечами и бёдрами занавесочки на окнах, и шлёпаясь ладонями о закрытые двери купе, она медленно пробиралась к тамбуру.

Хлопнув за собой тяжёлой дверью, шумно выдохнула и повалилась на пол.

Если бы сейчас она могла почувствовать хоть какую-нибудь боль, возможно, у неё

лопнули бы глаза.

Но кроме ватной пустоты в голове и приглушённых стуков в груди, ничего почувствовать

не удавалось.

Это было страшно и забавно, учитывая то, что всё время тернистого пути к тамбуру, дуэт

Фавн и Лоза в бездонно пьяном угаре горлопанили какие-то дореволюционные походные

песни.

Парочка, находясь на руке-насесте ржала, как два коня-шизофреника. Они орали, словно

оголтелые бузотёры, нажравшиеся в беспамятство паршивого самогона.

- Чего встала, бедолага? - Прервал пение Фавн. - Куражиться - значит куражиться!

Поехали!

Мартина снова почувствовала, как её тело повело дальше по движению поезда.

Ещё один коридор она проползла, как пьяная.

- Давай, шустрее, кулёма! - Впереди нас ждут два плацкартных вагона и главная цель

нашего путешествия в путешествии - вагон рестора-а-ан! Ио-хо-хо!

Репертуар безумных, орущих попутчиков Мартины был непредсказуем. Хиты второй половины девятнадцатого века разбавлялись кабацкими песнями Высоцкого, матерными частушками Есениа и убедительными тюремными развесёлыми балладами. Громкость воспроизведения всей этой анархической какофонии не менялась. Фавн заорал: - О! Плацкартный ваго-о-он! Мартина замерла. - Давай, животное! - Глумился он, - не задерживайся на переправах! Мартина представила себе картину, которая сейчас откроется для всех этих невезучих пассажиров. Закрыв за собой дверь в вагон, она сразу же покачнулась и сильно ударилась головой о верхнюю боковую полку.

Но боли не почувствовала. Фавн и Лоза завизжали, залились истерическим смехом пьяных шлюх. Мартина обвела взглядом пассажиров. Никто не повернул голову в её сторону. "Они не слышат", - подумала она. Орущая парочка вдруг стала серьёзной. - Да, - медленно изрёк Фавн, - нас не слышат. И не видят. Его сожаление по этому поводу длилось пару секунд.

Затем он резко подорвался, захохотал и сквозь смех визгливо заорал: - Но это не мешает им любоваться тобой, разрушитель! Меньше мгновения прошло с момента этого истеричного клича, как Мартина тут же рухнула почти плашмя в проходе. Интуитивно, по-животному, увернувшись, чтобы не задеть травмированную руку, она завалилась на левый бок.

Несколько испуганных пассажиров с сочувствующими оханьями ринулись поднимать её. По-докторски укоризненно, наперебой зазвучали шепотки "да как же так" и "надо же". Помогая подняться, пассажиры с брезгливой жалостью поддерживали за здоровую руку и спину. Фавн и Лоза хихикали, тыкали пальцами, корчили рожи, плевались, поскуливали, гримасничали, отрыгивались и кривлялись. В какой-то момент, уловив максимально близкое расстояние до лица одного из помогающих, Фавн мощно, со всей силы дыхнул ему прямо в нос. Пассажир брезгливо отстранился. - Что же это вы, барышня, - с укором пожаловался он, - в таком состоянии, рука в гипсе, а вы пьёте. Мартина жалобно и стыдливо посмотрела ему в глаза.

Видок у неё действительно был странный. Она обвела глазами всех, собравшихся вокруг и стыдливо опустила ресницы. Фавн продолжал истошно хохотать, дышать на всех перегаром, расталкивать. В один момент в вагоне образовалась чудовищная свалка из тел, в самом низу которой оказалась Мартина. Это было кульминацией оргии. Визг Фавна доходил до дрожащего фальцета. Повалившиеся в кучу люди орали во все глотки. В вагоне воцарился дикий хаос и суматоха, адская смесь из гнева, страха, дебоша и ярости толпы.

Сколько продолжался этот звериный вой - определить было невозможно. Но в один миг раздался жуткий скрип тормозов. Толпа взревела на максимуме ужасающей громкости и поезд с медленным и длинным, визгливым торможением, наконец, остановился. Сквозь стоны и мычание, всхлипывания, мужской плач и бабий рёв Мартина слышала затухающий, воющий смех Фавна. Люди поднимались, шатаясь, расходились по вагону. Отряхивались, осматривали себя со всех сторон, пытались определить степень разрушений и потерь. Мартина поднялась последней. - Итак, мастер разрушений, - весело подытоживал Фавн, - ты просто космическая кулёма. И снова мерзко засмеялся. - Нас ждёт ещё один вагон плацкарт. - Игриво сказал он. Мартина умоляюще закатила глаза. - Не ссы, индюшка! - издевательски поддержал её Фавн. - У тебя ведь всё равно нет выбора. Ты будешь делать всё, как я захочу. Мартина плюхнулась на вагонную кровать. - Нет, нет, нет! - Запротестовал он. - Никаких передышек! Мы идём на сбор ущерба. И снова заржал. Мартину понесло дальше. Следующий вагон выглядел ужасающе. По всем проходам были разбросаны вещи, матрасы, одеяла, багаж пассажиров. Вагон был наполнен детским рёвом и воплями насмерть перепуганных женщин. Фавн запрыгал и захлопал в ладоши от радости. - Кураж! Кураж! - Верещал он. Мартина широкими шагами переступала через холмы вещей, пробираясь к другому концу вагона.

Наконец, она остановилась у двери с надписью "вагон-ресторан". - Заходи, обезьяна! - По-хозяйски скомандовал он, затягивая Мартину внутрь. В зале ресторана была разбита каждая вещь, которую можно было разбить, и поломано всё, что можно было поломать. У титана лежала женщина, большая часть тела которой была обварена кипятком. Она была без сознания. Мартина склонилась над её головой. - Первые жертвы? - С азартом потёр ладошки Фавн. - Она жива. - Тихо сказала Мартина. Лоза грациозно и плавно, по-змеиному завораживающе сползла к ошпаренному телу, достала свой хвост-иглу и направила в спину женщины. Мартина снова заметила, что ягоды заискрились изнутри, будто ожили от глотка свежей, прохладной воды. Фактура кожи женщины постепенно начала выравниваться, волдыри от ожогов исчезали на глазах. Когда последний пупырышек испарился, она пришла в себя. Закрыла лицо руками, ощупала голову, плечи, затем медленно села. - Что случилось? - Спросила она. - Поезд затормозил. - Тихо ответила Мартина. - Вот ты зануда. - Расстроенно заныл Фавн. - "Поезд затормозил". Расскажи ей, как ты устроила всю эту праздничную, железнодорожную свалку! Ио-хо-хо! Мартина поднялась в полный рост. - Пообедали. - Устало выдохнула она.

Спустя несколько часов поезд тронулся дальше. Вещи были кое-как сложены. Уставшие от слёз и испуга дети крепко спали. Измученные тревожными мыслями взрослые, стеклянными взглядами таращились в какую-то одну, выбранную для себя точку, переваривая случившееся. Монотонный стук колёс медленно отмерял движение от момента трагедии, без остановок унося вперёд и вдаль тщетные попытки стереть из памяти весь ужас, произошедший с ними, с каждым из них. Мартина стояла в тамбуре у вагона ресторана. Фавн и Лоза дремали на своём месте.

Начинало смеркаться. Размытое октябрьской мутной мглой, пасмурное небо притягивалось к земле, оставляя светлую прослойку из закатного, грязного горизонта.

Унылый пейзаж – однообразный и тоскливый – как горькое лекарство успокаивал взорванный разум. Облокотив руку-сидушку на дверь, Мартина, то задумчиво вглядывалась в холодную пастель за окном, то, переводя взгляд на спящую парочку, с восхищением рассматривала узорный покров кожи Фавна и изящную грацию Лозы.

Как это произошло?

Ещё вчера она, ведомая судьбоносной силой, забыв о делах, стояла на скалистом утёсе морской бухты. А сегодня едет в разбитом ею же поезде, выполняя веления и прихоти игрушечного чёрта.

Она закрыла глаза.

- Не спать! – Весело заорал Фавн.

Мартина встрепенулась от крика.

- Мы приехали, сплюшка! – Крикнул он. – Выходим! Вернее – катапультируемся!

Дверь вагона резко распахнулась, мгновенно заполнив тамбур грохотом колёс и холодным, влажным ветром.

Мартина не успела испугаться, как почувствовала, что вылетает из поезда.

Кубарем, скатившись по железнодорожной насыпи, она плюхнулась в мокрый ворох опавшей листвы. Поезд, не замедляя хода, прошёл мимо. Когда его глухие стуки стихли, а сам состав исчез из видимости, и вокруг латексной шапочкой стянулась тишина, Мартина спросила:

- И что дальше?

- Прогуляемся! – Спокойно предложил Фавн. – Если ты будешь передвигаться со скоростью беременной трясогузки, то к рассвету мы доберёмся до дома Селезнёвой.

Мартина молчала.

- Что ты таращишься, утка? – Зло закричал Фавн. – Скорость беременной трясогузки набрала и вперёд!

Мартина зашагала по глинистой тропинке.

- Быстрее! – Командовал Фавн.

Мартина ускорила шаг.

- Быстрее, чудовище! – Требовательно выкрикнул он.

Мартина перешла на бег.

- Вот! – Уже спокойнее продолжал он. – Ещё немного прибавь скорости.

Мартина побежала быстрее. Через несколько минут она уже задыхалась.

- Долго мне ещё так бежать? – Сквозь вырывающееся сбитое дыхание спросила она.

Фавн сидел на её руке, как горделивый лев, как великий гуру, наблюдающий за успехами своих учеников. Он высоко задрал подбородок, выпрямил штыком спину и сложил руки на груди. Он задумчиво вглядывался вдаль, игнорируя вопрос Мартины.

Она продолжала бежать. Вскоре тяжёлое дыхание сменилось на ритмичное и ровное. Быстрый бег перестал причинять страдания. По ощущениям она будто продолжала ехать в поезде - тот же размеренный стук в голове, та же дорожная тряска. Отрешение мыслей превратило бег в каторжную, многолетнюю работу, которую перестаёшь замечать, понимая тщетность желания остановиться. Как хомяк в колесе. Лоза мирно дремала у ног Фавна. Сам же повелитель этой прогулки сидел ровно. Он смотрел

вперёд, прищуриваясь от встречного ветра, не замечая ничего вокруг. Высокая влажность в холодном воздухе создавала на его коже глянцевую плёнку, напоминающую тонкий слой прозрачного лака.

Он не всматривался в тёмную даль, не старался пристально разглядеть среди ночной мглы проблески фонарей или силуэты строений. Он смотрел как в книгу - спокойно и безмятежно. От того Фани, который несколько часов назад крушил вагон поезда не осталось и следа. Серьёзный и спокойный, уверенный в каждой секунде - ушедшей и настоящей - он без волнения ожидал того, что по его расчётам должно произойти. Мартина бежала в кромешной тьме по утрамбованной дороге между полей. В мрачном окружении белый гипс ярко выделялся, но она не замечала ничего вокруг. Остановив отрешённый взгляд в пространстве, не сбавляя скорости, отпустив свои мысли, она неслась по неизвестному маршруту. Наконец, небо от горизонта стало отслаиваться от земли, и в эту узкую щель стал робко проникать свет дорожных фонарей.

Фавн встал, заботливо переложив сладко спящую Лозу. Она как кошка встрепенулась, блаженно, до дрожи потянулась и скрутилась калачиком, продолжая сон. - Остановись. - Тихо сказал Фавн. Мартина встала, как вкопанная. Тряхнув головой, сбрасывая пелену отрешённости, осмотрелась. Кругом было темно. И только брезжащая полоса над пашней, в сторону которой глядел Фавн, указывая направление дальнейшего движения. - Срежем здесь. - Указал он рукой. - По вспаханному? - Без удивления, просто уточняя, поинтересовалась Мартина. Фавн перевёл на неё надменный взгляд, брезгливо цыкнул языком, но ничего не сказал.

Мартина пошла по пашне. Наступая на крупные и твёрдые комья земли, она едва удерживала равновесие. Глядя под ноги, она не замечала, что Лоза, встревоженная усилившейся тряской, недовольная прерванным сном, залезла на Фавна и обмоталась вокруг его торса своим изящным лиановым телом. - Аккуратнее, бульдозер! - Негромко зарычал Фавн и по родительски нежно приласкал Лозу. Мартина молча и терпеливо продолжала идти. Свет дальних фонарей не становился ярче. Казалось, что она шла к нему, а свет отдалялся, затягивая мучительный путь. Вспаханная земля – тёмная, сухая и холодная - превращала каждый шаг в настоящую каторжную пытку. Остроугольные куски земли, вырывались из-под подошв. Ноги подворачивались в лодыжках. Несколько раз она падала, разбивая колени и царапая ладонь единственной целой, левой руки.

Насест для ведущего, в который превратилась её рука - изломанная и таинственно загипсованная - служил неким балансиром - весьма сомнительным и чудовищно громоздким. Фавн укоризненно смотрел на Мартину сверху вниз, как на облажавшуюся неумёху. Она молча и покорно продолжала идти. Наконец, она стала замечать, что свет от фонарей стал выше. Серебристое небо пудренным ореолом подпёрло чёрный космос. Звёзды, выныривающие из рваных туч, стали меркнуть над электрическим отсветом. Ковыляя по пашне, она приближалась к автомобильной трассе, приподнятой на несколько метров над уровнем поля. Вскарабкавшись по крутой насыпи, уверенно встала на ровный асфальт.

- Ну, и чего мы остановились? - По-прежнему спокойно, надменно спросил Фавн. - Побежали дальше. Мартина громко и резко выдохнула, прочищая давно высохшую глотку, и с готовностью побежала дальше. После пути через вспаханное поле бежать по ровному асфальту было легко. "Как мало надо для успокоения" - подумала она. Испытание не стало легче. Оно стало проще. Бежать не по комьям высохшей земли, а по гладкой дороге. - Правильно мыслишь, клуша! - Игриво подбодрил Фавн. - Уже легче. Ещё каких-то несколько вёрст мы будем у цели. Мартина бежала. Бежала. Очень-очень долго. - Сворачивай здесь. - Приказа он, указывая на узкую дорожку, ведущую резко вниз, вправо от автомобильной трассы. Мартина побежала мимо тёмных сельскохозяйственных построек, приближаясь к маленькому населённому пункту. - Приехали. - Медленно и, казалось, устало произнёс Фавн. Будто это он бегом проделал весь этот невыносимый путь. Мартина остановилась. Перед ней стоял старый, двухэтажный барак. Тёмные окна с сорванными рамами, облупившиеся до дранки стены и покосившаяся крыша свидетельствовали о том, что в доме давно никто не живёт.

- Не грохочи мозгами, тупица! - Раздражённо прорычал Фавн. И после театральной паузы, добавил: - Тупое животное, этот хутор заброшен до Царя Гороха.

Немного помолчав, добавил: - «Поднимайся на второй этаж». - Что же здесь делает Наташа? - Скорее не его, а себя спросила Мартина. - Наташа здесь умирает. На удивление спокойно, но иронично ответил он. По скрипучей лестнице они поднялись на второй этаж, и подошли к одной из дверей. Фавн сделал плавный жест пальцами, и дверь со звонким треском распахнулась, едва не сорвавшись с ржавых петель. Мартина прошла внутрь по коридору. Во мраке нежилого дома слышалось зловещее шуршание давно обжившихся здесь насекомых. Сырые стены, поросшие плесенью, а местами мхом, удерживали острый запах смерти и страха. Мартина подошла к ещё одной двери. Фавн открыл её. Лоза, которую почти не было видно в темноте, змеёй сползла по Мартине на пол и двинулась вперёд. Комната имела очертания той, что Мартина видела в проекции, которую показывала Ольга. Насколько можно было разглядеть в потёмках, кругом царила разруха. Среди разбитой рухляди валялись истлевшие тряпки и какой-то мусор.

На болтающихся оконных рамах сгнившая ветошь склеилась с вековой паутиной. Из дальнего угла с тихим, но резким и оттого пугающим, внезапным криком в разбитое окно вылетела какая-то мелкая тварь и упорхнула в мутное, предрассветное и холодное утро, растворяющееся над давно умершим хутором. Мартина двинулась к оконному квадрату, за которым тревожное, бледнеющее небо в тесном окружении гипюровых облаков цвета размазанного по тёмному фаянсу бумажного, лёгкого пепла, было едва светлее окружающей черноты.

Мартина посмотрела по сторонам. Глядя в темноту, как в пустоту, она пыталась привыкнуть к кромешному мраку, чтобы различить хоть какие-то предметы. - Располагайся, хухря! - По-хозяйски велел Фавн. Будем ждать. Мартина почувствовала железнодорожное дежавю. - В смысле? - Робко возмутилась она. - Я бежала всю ночь, чтобы подождать? - Представь себе, вредитель! - Заржал Фавн, развалившись на ветхой кровати. Она подняла с пола какую-то табуретку, хотела сесть, но тут же рухнула, больно ударившись спиной.

Фавн залился диким хохотом. Мартина попыталась встать, но не смогла. Завалившись на левый бок, подобрав колени к подбородку, закрыла глаза. Мягкая волна ласково подхватила её, как в ладони и стала медленно раскачивать. Вверх. Вниз. Впервые за всё время с момента появления Фани, ей было комфортно. Возможно, именно такие мгновения называются счастьем. И сколько бы ни длилось это томное блаженство. И сколько бы времени ни прошло с момента его ощущения, оно не потускнеет, не утратит вкуса и не забудется никогда. Мартина плавно качалась из стороны в сторону, как в гигантском гамаке. То поднимаясь, то опускаясь, и снова медленно поднимаясь до мгновенной остановки на пике. Когда её влекло книзу, в груди разрастался нежный холодок, который таял при каждом подъёме. И снова ментолово застывал при мягком, рапидном падении. Темнота растворялась, превращаясь сначала в сизую пелену, делаясь светлее, затем ярче. Мартине уже приходилось щуриться от болезненного ультра-белого свечения, которое выжигало закрытые глаза.

Она пыталась закрыть лицо рукой, но вывалилась за край этого гамака а пол комнаты, которая была именно такой, какую она видела тогда в проекции.

Прозрачные занавески на окнах плавно колыхались от лёгкого ветерка. Комнату заполнял тёплый свет, выгодно подчёркивая тёмное дерево изысканной мебели и медные завитушки удивительно красивой люстры.

Мартина увидела на кровати Наташу.