Перевал, глава 6

А праздник становился всё веселее.

Главным спиртным напитком в ауле, традиционно подававшимся в дни великих торжеств, был перебродивший сок местного винограда. Сельские умельцы как-то умудрялись выращивать его на южных склонах горы, но суровый климат не способствовал процветанию виноделия. Хилые лозы, истратив силы на борьбу за существование, почти ничего не оставляли для своих ягод, неизменно выходивших мелкими и кислыми.
Однако оригинальное «вино» ценилось и полакомиться этим деликатесом удавалось лишь по самым большим праздникам.
В остальных случаях обходились напитками попроще. Благодаря основной профессии сельчан, алкоголь не был дефицитным продуктом.


Осушив за молодых чарку виноградной, пирующие продолжили разведённым спиртом.
При таких жестких условиях не каждый мог продержатся до окончания пира. Поэтому в одной из пристроек к хозяйскому дому отводилась специальная комната, где прямо на полу разбрасывали старые ковры, тряпки и бараньи шкуры. Те, кто послабее могли выспаться здесь, прийти в себя, и ещё не случалось, чтобы помещение пустовало.


Музыканты продолжали играть, а объевшиеся и порядком «набравшиеся» гости то и дело выходили в круг, наливая и угощая, выделывая под звуковую неразбериху невероятные танцевальные па, хохоча и стреляя в воздух.

Сплясали и Алабай с Умаром.
Все, кто ещё держался на ногах, выстроились вокруг них и, пошатываясь, размашисто хлопали, подбадривая и отбивая ритм.
Потом, без всякого ритма, повинуясь только порыву плещущего через край счастья, и гости и хозяева сбились в толпу, наперебой обнимая и поздравляя друг друга.

Потом вернулись за стол – продолжать.


                _____________



Уже горели факелы на стенах дома, уже покинули «сцену» музыканты и унесли свои дудки, уже зияли заметные бреши в плотных рядах за столом и многих чуть не волоком оттащили прислужники в заветную комнату отсыпаться, а два закадычных друга, празднующие помолвку своих детей, продолжали пировать и ничто не брало их.
До предела набив желудок, опорожнив его и объевшись снова, обводили они несытым взором аппетитные кушанья, отыскивая, чего бы ещё попробовать.

Собаки, знающие, что по таким дням хозяева становятся очень добрыми, тёрлись у столов, махая хвостами и умильно заглядывая в глаза.


Взяв с блюда кусок сочного, золотисто-поджаренного мяса, Умар поводил им перед чуткими носами сразу насторожившихся псов и подбросил высоко в воздух.
В едином порыве вся свора устремилась за подачкой и огромный, коричнево – чёрный, похожий на медведя кобель, выпрыгнув выше всех, поймал и моментально проглотил мясо.

Выдумка Умара понравилась и гости тоже стали подбрасывать куски.

Псы кидались из стороны в сторону, ловя летящее отовсюду угощенье, и как только одному удавалось заполучить желанную добычу, на него тут же набрасывались остальные и начиналась свирепая грызня, вызывая за столами всплески энтузиазма.

- Ам! Ам! – заходясь от восторга кричали бородатые мужчины, в самозабвенном порыве превращаясь в беспечных малых детей.


Вдруг глаза Умара как-то по-особому засветились. Оглядевшись, он отыскал своих рабов и поманил их пальцем.


Раньше, когда, приходя в гости к соседу, Умар приводил рабов, Алабай готов был растерзать лучшего друга. Добродушно разглагольствуя о том, что нужно же кому-то нести подарки, тот упивался своим превосходством, тем, что у него есть что-то такое, чего у Алабая нет, и это задевало последнего, заставляя серьёзно страдать.
Но с тех пор, как появились в ауле Илья и Гришка, равновесие восстановилось. Теперь Алабай и сам мог порассуждать о преимуществах живой тягловой силы.


Подвластные не смели уйти по своей воле и если пир продолжался несколько дней, ютились где-нибудь в закутке между сараев, не высовываясь даже для того, чтобы попросить еды и заботясь лишь об одном, - чтобы никто не заметил и не обидел их.


Так и сейчас сидели они на земле, прикорнув у стен какой-то постройки, безмолвные и недвижимые как два неодушевлённых предмета, ожидая, когда прикажут встать и идти домой.


Но, поманив их, хозяин отдал другой приказ.


Указав на середину круга, туда, где раньше сидели музыканты, Умар стал кивать на собак, говоря что-то и швыряя в воздух очередной кусок мяса.
Не понимая, что от них требуется, двое несчастных только проводили его глазами, наблюдая как лакомство исчезает в клыкастой пасти.

Умар замахал руками, раздраженно крича на непонятливых тупиц.

- Хватай! Ам! Ам!! – ревел он, подавшись вперёд всем туловищем, снова тыкая пальцем в собак и не хуже их самих лязгая зубами и двигая челюстью в усилии объяснить свою мысль.

Кто-то снова бросил кусок и один из рабов, тот, что был повыше ростом, поймал его в руки.
Во мгновение ока осадили его со всех сторон оскаленные в грозном рычании звериные морды, и через секунду мясо было вырвано у ошарашенного этим внезапным нападением человека.

- Зубам!! Зубам!! – тыча себе в рот, в исступлении орал Умар.

Рабы наконец поняли, чего желает хозяин, и высокий, извернувшись, ухитрился поймать следующий кусок зубами.
Уклоняясь и отворачиваясь от наскакивающих со всех сторон собак, он неуверенно жевал непривычную пищу, ещё сомневаясь, что имеет на это право и что мясо действительно полагается ему.


Весело аплодировали зрители, злобно лаяли псы, недовольные, что у них отнимают добычу, а в воздух уже летел следующий кусок.
Но второй раб, щуплый и маленького роста, не проявил такой ловкости, и мясо, пролетев мимо, угодило в самую гущу мохнатой своры.

Тогда Умар достал свою плётку и жестами стал показывать, что маленький должен поймать её и принести ему в зубах.
На плётку псы не зарились, наоборот, отбежали в сторону, и коротышка, поймав её руками, зажал во рту и пошел к хозяину.
Но и это было неправильно.

То тыча пальцем в землю, то принимаясь перебирать руками, как перебирают лапами животные при ходьбе, Умар заставил раба принести плётку на четвереньках, к единодушному восторгу зрителей, которые в блаженном экстазе то и дело заваливались на землю, ухохатываясь.


Алабай тоже улыбался, но мысль о том, что заклятый друг снова в чём-то превзошел его, не давала покоя.

После того, как Умар получил назад свою плётку, в представлении возникла пауза, и Алабай, поискав глазами, поманил Гришку.


Тот был неподалёку и видел, как издеваются над рабами Умара, но, сосредоточенный на своём, воспринимал происходящее смутно и безучастно.
Прибирая или подметая, иногда просто делая вид, что что-то делает, он переходил с места на место, стараясь не слишком удаляться от пирующих и не пропустить момент, когда можно будет выполнить задуманное и стащить у кого-нибудь нож.

Заметив, что зовёт хозяин, Гришка спокойно направился к столам, думая, что нужно ещё что-то подмести или убрать. Но и сквозь отстранённую рассеянность фиксировал мозг как по-новому заулыбались гости, как оживились молодые абреки, хорошо знавшие строптивый нрав непокорного раба, и вдруг до него дошло, чего именно хочет Алабай.


Как удар, неожиданный и внезапный, налетает, сбивает с ног, опрокидывает вверх тормашками, так бешенство, неукротимое и безудержное, вмиг забрало, повалило, накрыло волной, и с усилием занося ногу на следующий, тяжелый и медленный шаг, Гришка чувствовал, что вот сейчас, в эту минуту, он действительно, реально способен броситься и вцепиться в глотку любому.
Всё клокотало внутри, темнело в глазах и трудно было дышать, но он продолжал идти, уже позабыв продуманный и осторожный план, минуту назад всецело занимавший его, и желая только одного - добраться до столов и выплеснуть, извергнуть, излить вовне душившую его ярость. Крушить, ломать, рвать зубами…
А там – будь что будет.


Он шел, уверенный, что движется к катастрофе, но натянутые до предела нервы возвели душу на степень ясновидения, всё снова перевернулось и, сделав ещё один шаг, Гришка вдруг понял, что перед ним – шанс. Шанс осуществить именно то, что он задумал, но осуществить несравненно лучше.
Злодейка – судьба, так долго, так унизительно мучившая, под конец смилостивилась и подарила решение. Блистательное, великолепное, единственное. Дающее даже больше, чем просил он. Дающее возможность не просто уйти, а совершить месть.


Сразу успокоившись, не думая больше ни о чём, зная, что сейчас всё закончится, Гришка опустился на четвереньки, не глядя поймал зубами брошенную плётку и, медленно переставляя руки, пополз к месту, где сидел хозяин.


Тая расходился во рту кисловатый, противный вкус захватанной деревянной ручки, царапая, впивался в ладони леденящий холод мёрзлого камня, но всё это проходило мимо, не задевая, не оставляя впечатлений, слишком мелкое и незначительное по сравнению с тем большим и главным, что ожидало его.


…как славно! Ему даже не придётся трудиться… они всё сделают сами.
И как это он раньше не догадался… так просто… и так справедливо. Он не только избавится навсегда от мук, но заберёт с собой и его. Уничтожит, сотрёт с лица земли злодея, врага, самого ненавистного, самого главного… Восторжествует правда, мучитель будет наказан.
А ему даже не придётся трудиться. Они всё сделают сами…


Тускло глядя тёмными, полными нечистой силы глазами лаяли псы, весело улюлюкали пьяные гости, испуганно притихли в сторонке рабы Умара, а из-за угла, притаившись в густой тени, холодея от безотчётного ужаса, смотрел Илья.


Но всё это было уже не важно.


Единственное, что имело сейчас значение, к чему направлены были все устремления существа и что было уже совсем близко, - самодовольный, наслаждающийся своим торжеством хозяин и лежащий рядом на невысоком, как лавка, столе, прямо на уровне Гришкиного лица, - широкий, зеркально отливающий шлифованной сталью, острый как бритва, - нож.


                ______________



Устав и от хлопот, связанных с подготовкой пира и от переживаний последнего времени, Илья крутился у праздничных столов скорее по привычке, чем из необходимости. Ахмет, хмельной и весёлый, давно уже ничего не приказывал, а дожидаться пока можно будет, не опасаясь, натаскать объедков, у старика не было ни сил, ни желания.

Невыспавшийся и разбитый, он почти не обращал внимания на новую забаву, придуманную закадычными друзьями, но когда Алабай позвал Гришку, - насторожился и как бы очнулся.

Отойдя в сумрачную глубину построек, Илья наблюдал, как Гришка опускается на четвереньки, как ползёт в сторону хозяина, как, вытянув шею, приближает к нему лицо, подавая зубами плётку, и чувствовал, что страх, необъяснимый и жуткий, проникает до мозга костей, а сердце бьёт с такой силой, что болью отдаётся в грудной клетке.


                _____________



Алабай потянулся за плёткой, а Гришка поднял одну из ладоней, на которые опирался, взял лежащий на столе, широкий и гладкий, любимый нож хозяина и замахнулся, целясь ему в грудь.


Следующая глава  http://www.proza.ru/2017/10/07/181