Свободный Клошмерль

                Подарок для Анатолия Несмияна
     Забежав на пару секунд на радио  " Свобода ", подозревая вкусности, сами собой выкатывающиеся пасхальными яйцами из фокуснических рук Катерины Корновой, я несколько приопешил, обнаружив все то же упорное, как теоделитовые рожки прибора, воткнутые геологическими мышцами еще молодого, но уже горбатого справедливого Миронова, в вечную мерзлоту таежных пространств, говноедство из суки - Навального, даже британцами оцениваемого уже не в дымок паровоза бессмертной Алисы, а в сигарный пепел черной пуэрториканской, подобранной Холмсом под стеклянным грандиозным куполом воксала Виктория, где отчаянный Достоевский проигрывал последних крепостных в стос какому - то отставному штабс - ротмистру, с треском и форсом тасующего великолепную  " Аделаиду ", названную так неспроста лысоватым жучком, катавшим тарантасами по всей России, нисколько не изменившейся со времен Гоголя, разве, центр стал окраиной, пушки палили и без спросу у матушки Екатерины, а Горчкаковы закончились на парковых лавках совместно с Васями Векшиными, все кончилось и слилось в дренажные ливневки, не предусмотренные еще одним из пророков, крутившего ручкой локомобиля в башке градоначальника, раззоряющего и не терпящего всяких наук, надоедливых и непонятных, сводящих с тропинки суперяхт и гаражных массивов на предательскую тропу Маска, явно гада, раз ему есть дело до претерпевших от  " Марии " людишек, не влезающих широтой рож и туловищ в заданные Виннер рамки из сухожильных гимнасток, цирковых лилипутов и трахающих белых медведей официанток - и всего за пару долларов. Хотя, нет, не долларов, даже не крон, а самых натуральных европейских евро, слюнявыми пальцами судорожно передаваемых из ведомства страха Грэма Грина в министерство пропаганды незабвенного доктора, вколотившего лошадиной стопой Игоря Ильинского речку Волгу в русло голубого Дуная, грозно фырчащего водами перед копытами страдающих педиков, озабоченных феминисток, каких - то ротанов, раскрыв рты, плававших среди донного льда, а где донный лед - там мексиканская дуэль Джека Лондона, нормальный повод хоть для импичмента, хоть для негодования еще одним ( которым по счету ? ) мутным арестом того же Навального, как дуб стоящего среди сажаемых вот уже столько лет людей, что даже бородатый Гапон, уверен, хохочет на пару с Павлом Судоплатовым в персональном раю для Сноуденов, подслушивающих чужие базары и рынки через телескопический прицел первого папарацци, киношного, конечно, какого же еще, пластмассового, как и все их чувства, бурления, негодования за окладец от дяди Леши Миллера, протянувшего коварные щупальца и в Прагу, и в Берлин. Сучья коррупционно - бизнес - политицко - любая составляющая любой шняги бесила меня несказанно, как цилиндр Чемберлена, как кидалово через хер миллионов в девяносто первом, как вечная вина немчиков, выкупленная душами и разорванными мусульманами жопами, как постоянный дискомфорт любого путевого чеха в окружении ингушей, таких же уродов, но чуть иначе, неразличимых нами, будто маленькие странности голландского Траволты, понтующегося перед шумурдячным нигером метрической системой, рыжим Штольцем, миа каса и стекло двушечной машинки, гвоздь по лакированному боку раритетного  " Шеви " и необходимые дробовики, если говноедов будет штук пять. Мне хотелось заорать с ривьерским прононсом Шульгина : " Пулеметов ! ", схватить наградной или табельный рейхсмаршала, ощупать рукоять шашки пана атамана Грициана Таврического, да бейсбольная бита Альфонса Капоне сгодилась бы, любой сподручный инструмент, лишь вернуть этих жующих на грешную землю, превративших свободное вещание в еще один клон Венедиктова, они и персонал разбавили упырьками с НТВ, Первого, того же Эха, и я реально путался в своих собственных ногах, натыкаясь на еврейского Познера, татарского Пионтковского, не хватало армянского Акунина и украинского Лимонова, чтобы не стать Чипполино, отрастить луковые перья, надеть бесформенные шкары и рубашку сборщика греческих апельсинов, нещадно эксплуатируемого сербской мафией и русскими крестными отцами кегебешниками Аркадием Жеваго и Пиотром Сбарго, гаврошистыми сандалиями топчущего банановые корки, снятые вместе с пальмами с цветных репродукций Дель Пьеро.
     А теперь слушай историю, мой приятель - профи по шайтанской душиловке. Страшную, само собой. Однажды Красная Шапочка поперла за грибами - клюквами в лес. Шла, шла и вышла аккурат к городу Праге. И тут - х...як ! - на пеньке сидит дедушка старый, скрюченный подагрой, сморщенный, то ли волонтер, то ли несогласный, но видно сразу : Навальный у него в сердце замурован намертво, на три сотни лет и четыре дня, по жизни прописан и какое еще нужно Кровавое воскресенье после разговоров о бутербродах истинным демократам, того Шапочка даже не представляла. Скрипит такой дедушка : " Ой, бля, е...ся в сраку, дай мне руку, чтоб встать сподручней было ветерану - фронтовику и назаможнику " . Подает ему благовоспитанная девочка руку ( она ж француженка, Шапочка  - то, не у Пронькиных ), а ножик, которым грибы - клюквы срезала, забыла в лукошке схоронить, так и тычет рукой, а в руке - лезвие вострое. Ну, старичок и схватись за сажало - то. Пальцы его - херяк - и осыпались в корзинку, как осиновые листья с дубу рухнули, прикрыли грибы станицы Вешенской, подберезовики удушенные улитками и прочую ягоду из мхов добытую. Девка пересралась и ходу, ломится по лесу, а дедушка хрипит ей в спину жутко. П...дец, короче. Примерно, как лет двадцать назад генерал Лебедь, такой же абцуг и ахуй. Прискакала Шапочка домой, тыр - пыр, делов не знаю, а пальцы отрезанные в печь закинула, пыхнули они дымком озоновым да на искры зеленые и рассыпались. Тоже нехреново. Ночью, когда все уже спят и попердывают во сне, шорох и скрип. Кто - то ходит снаружи. Шапочка к окну. " Чё за на х...й ? " А с улицы шипит дедушка : " Отдай мои пальцы, сучка ". Она шепчет : " Я их в печке сожгла в п...ду ". А он не унимается : " Тогда свои отдай ! " И просыпается тут отец родной Шапочки, в усах, кальсонах, бухой француз. Грудь волосатая, на полке  " Шато " сорок второго года урожая, Лаваль и Де Голь в уме. " Чо там ? " Интересуется, типа. Шапочка и расскажи все. Открывает папа дверь тогда, берет дочурку в руки и орет дедушке : " Хули пальцы ? Бери всю ". И швыряет ее за дверь - то. Короче, на утро приходят в деревню волки, немцы и жандармы и видят такую картину : посередине селения стоит баронесса из Клошмерля и качает головой, разглядывая останки папы, бабушки, дедушки и ухмыляющуюся ногу, оставшуюся от Красной Шапочки. А все потому, что ночью мимо корпус РОА проходил, ну, и решили вопрос по - свойски, по - славянски. В общем, все умерли.
     Картинку я поставлю в знак уважения вуматную, Еву Грин. А музыкой - ирландские напевы в память Бобби, двинувшего кони, почти как Савченко, некогда славно опозорившая и нас, и себя.