Савелий

                Савелий.

Открылась дверь в палату. Сначала въехала тележка, а за ней – медсестра, полная пожилая женщина, в сестринском халате и с повязанной белой косынкой головой. В глазах её, обращённых к Григорию, пряталась мягкая ироничная улыбка. И вообще она сразу производила впечатление какой-то своей, домашней, бабушки.
--Ну что, Гриша, ты продолжаешь настаивать на операции?
--Конечно. Мне уже надоело – чуть немного быстрей пройду, сразу начинаю задыхаться. Что это за жизнь?
--Во, проблема. А ты ходи медленно. Не поднимай грузы больше одного, ну, двух килограмм. И ещё проживёшь много лет. Ты на каком этаже живёшь?
--На втором.
--Тоже, поднимайся без напряжения, с остановками. Как ты не поймёшь, что у тебя низкая сокращаемость сердечной мышцы. Всего 26% от нормальной. При таком показателе, операцию запрещено делать, вероятность летального исхода очень высокая. Никто не возьмёт на себя ответственность провести операцию при таких данных. Да и запрещено это инструкцией. В общем, завтра тебе снова проведут проверку, и, если окажется опять ниже 30-ти процентов, будут выписывать. Да ты не волнуйся, всё будет хорошо, только соблюдай меры предосторожности и ещё проживёшь до ста двадцати. Вот, выпей перед сном.
Она взяла с тележки маленький пластиковый стаканчик с таблетками, поставила на тумбочку около кровати Григория, а потом обернулась к Александру.
--Ну, а у тебя как дела, Александр? Волнуешься?
--Да не то, чтобы волнуюсь, жду.
--Ну и правильно делаешь. Здесь операцию по шунтированию делают всё равно, что орехи щёлкают. Ну ладно, вот выпей лекарство перед сном. Желаю тебе удачи. А завтра, после операции, ты уже будешь в другой палате. В реанимации. Недельку полежишь и пойдёшь домой совсем здоровым.
После ухода сестры они некоторое время молчали. Но Григорию, видимо, не терпелось продолжить разговор, начатый до прихода сестры:
--Вот, видишь, тебе повезло. Ты через месяц будешь как огурчик. Ну, ничего, я через пару месяцев снова сюда приду. Мне прописали лекарство, укрепляющее сердечную мышцу. Буду принимать. Может, поможет. Ну, хватит о наших болезнях. Болезни, они неотъемлемая часть жизни старых людей. Им нужно не поддаваться. Ты, я думаю, читал рассказ Джека Лондона, кажется, «Белое безмолвие». Там его герой оказался один зимой в снежной степи, и уже не было у него ни еды, ни сил, чтобы добраться до какого-нибудь человеческого жилья, чтобы там отогреться и утолить голод. Он брёл через это «белое безмолвие», а его сопровождала стая голодных волков, ожидающих, когда он совсем выбьется из сил, и станет их добычей. А он из последних сил, преодолевая слабость и желание плюнуть на всё и остановится, передохнуть, всё-таки добрался до какого-то посёлка и спасся от жуткой смерти, которая ожидала его. Так и человек в старости, только роль волков здесь играют болезни, которые сопровождают его и ждут, когда он выбьется из сил и перестанет сопротивляться. За жизнь нужно бороться.
--Да, я с тобой согласен. Но для этого нужен характер. Ну и ещё, конечно, желательна поддержка. Ведь старый человек, он зачастую беспомощен как ребёнок.
--Так о чём я тебе и говорю. Конечно, нужна поддержка. Вот, в нашем городке мы, нас несколько человек, как раз этим и занимаемся, как ты говоришь, поддержкой стариков. Кроме таких обыденных проблем, как решить вопрос с водопроводным краном, электрической проводкой, иногда оказываемся рядом, когда человек, ощущая себя уже никому не нужным, начинает подумывать, а не свести ли счёты с жизнью. Были и такие случаи.
--Ну, расскажи хотя бы об одном таком случае.
Григорий задумался, перебирая в голове, о чём бы следовало рассказать. Гладил рукой свой заросший подбородок и, наконец, решил:
--Ну, хорошо. Я расскажу тебе об одном человеке, в судьбе которого мне пришлось принимать самое непосредственное участие.
Григорий вновь замолчал, устремив свой взгляд куда-то вдаль, затем поднял глаза на Александра.
--Я, вот, думаю, с чего начать? Начну, наверно, с того момента, когда я узнал о его существовании. Однажды одна женщина, моя соседка, рассказала мне следующую историю. Наш городок небольшой, в нём почти нет промышленных предприятий, и многие жители работают в других городах. Так вот, её муж тоже работает в другом городе, и ему часто приходится работать в ночную смену. И когда вечером на автобусе он отправляется на работу, то почти всегда видит одного и того же старика с большой сумкой. А потом, когда уже утром он возвращается с работы, то почти всегда этот старик тоже едет в наш городок и обычно выходит либо около супермаркета, либо около небольшого парка. В один из таких дней муж этой женщины подсел к старику. Они разговорились, и вот, что рассказал о себе этот человек, который назвался Савелием.
Живёт он в Рамат-Гане, в полу-аварийном доме, хозяин которого нелегально сдаёт комнаты для таких же бездомных, как он. Комнату этот старик снимает вдвоём ещё с одним таким же бездомным. Это позволяет снизить расходы на съём в два раза. Его соседу только 61 год. Ему ещё не положено пособие по старости. Поэтому он подрабатывает репетиторством. Ну а Савелию уже больше семидесяти. Пособие он получает. Ему хватает, чтобы жить и нормально питаться. Но есть одна проблема: день он должен проводить вне дома, потому что к соседу приходят ученики. Вот, и решил он ездить в наш городок, который ему нравится тем, что он тихий, и в то же время здесь всё есть, как и в любом другом городе. Здесь есть и магазины, и даже его больничная касса. Ну, и кроме того, здесь живёт его бывшая знакомая с семьёй сына. Она тоже не молодая. Иногда они встречаются, беседуют, вспоминают прошедшие годы.
-Меня заинтересовал этот человек. Я ещё раз уточнил, на какой остановке выходит старик, когда приезжает в наш город, и понял, что основную часть дня он, скорее всего, проводит в нашем парке. В сквере, который мы называем парком, есть детская площадка и скамеечки в тени деревьев, где обычно располагаются мамы или бабушки детишек, которые резвятся на площадке. Кроме того, там есть и более уединённые уголки, в одном из которых я и нашёл этого старика. Я подошёл и сел рядом с ним на скамейку. Он в это время видимо завтракал. Ел какой-то бутерброд и запивал его водой из пластиковой бутылочки. Рядом лежала его большая сумка, расстёгнутая так, что можно было понять, что в ней находится и часть его имущества.
-Ты уже обратил внимание на моё любопытство. Это свойство иногда помогает мне разговорить даже не очень склонных к откровенности людей. В общем, слово к слову, и мы разговорились. Оказалось, что мы чуть ли не земляки. Я из Свердловска, а он из Челябинска. Я часто бывал в Челябинске в командировках, хорошо знал город, и на этой почве у нас завязался разговор. В конце концов я пригласил его к себе в гости, и он согласился.
-Рита, моя жена, посидев с нами за столом, ушла к соседям. Она всегда так делала, когда я приходил с каким-нибудь новым гостем. Выпитая рюмка водки и хорошая закуска, удобное кресло и домашний уют располагали к откровенному разговору. И я видел, что всё это как-то подействовало на Савелия. Он окидывал взглядом стены комнаты, где висели фотографии наших детей и внуков, шторы на окне, шкаф с книгами, полочку с Ритиными безделушками, а потом, вздохнув и переведя взгляд на меня, сказал:
--А, ведь и у меня всё могло быть так же. Да и было. Но не повезло. Видимо, судьба такая. Когда что-то имеешь, не ценишь. А потеряв, понимаешь, какое значение имеют в твоей жизни хотя бы вот эти фотографии на стене.
Я молчал, внимательно глядя на Григория и ожидая продолжения. И оно последовало.
-Репатриировался Савелий из Челябинска ещё в 1996-м году вместе с восьмилетней внучкой Лерой и больной женой Галей. Их дочь, мать Леры, в 1992 году уехала в Нефтеюганск вместе с мужем за «большими деньгами», оставив внучку на попечение деду и бабушке. Затем они перебрались в Уренгой. Стали акционерами ГАЗПРОМА. То было время ничем не ограниченного перехода страны от социализма к капитализму. Ваучеры и приватизация. Происходил захват государственной собственности частными группировками, зачастую преступными. В стране царил беспредел, беззаконие, и где-то в этом хаосе пыталась найти своё счастье дочь Савелия с мужем. Первое время от неё приходили письма и довольно приличные денежные переводы.  Присылала она ещё акции газовой компании на имя Савелия. А потом вдруг всё прекратилось. И узнать о судьбе дочери Савелию никак не удавалось. Он делал запросы в разные инстанции и, наконец, получил ответ, что его дочь и её муж «погибли в результате автомобильной аварии». Так это было, или нет, в то смутное время трудно было узнать. В добавок к этому, институт, в котором Савелий преподавал теорию сопротивления материалов, прекратил своё существование. И тут вдруг у жены, которая преподавала английский язык в том же институте, обнаружился рак желудка. Требовалось серьёзное лечение, но медицинские учреждения тоже оказались в бедственном состоянии. Для лечения нужны были большие деньги. Да и они бы не помогли. Медицина в России приходила в упадок. Лучшие врачи покидали страну. Оставался один выход – репатриация в Израиль. Так Савелий вместе с женой и внучкой оказались в Петах-Тикве, где им удалось купить трёхкомнатную квартиру в старом доме. Израильская медицина смогла продлить жизнь Гали ещё на шесть лет. Эти шесть лет Савелию вспоминаются как очень трудные, но и очень счастливые годы.
-- Я много трудился, брался за любую работу. Отремонтировав свою квартиру, я стал подрабатывать ремонтом других квартир. Радовался тому, что здоровье Гали пошло на поправку. радовался успехам Леры в школе. Теперь, когда не стало моей дочери, все мои чувства, вся любовь была обращена к этим двум близким мне существам. Я делал всё, что мог, чтобы скрасить им жизнь. И они отвечали мне тем же. Я видел, как светились глаза Гали, когда я возвращался с работы домой, а внучка бросалась ко мне на шею, и я целовал её. И был по-своему счастлив, хотя это счастье давалось не легко. Ведь я был уже не молод. Мне исполнилось 64 года. Оставался год до того дня, когда мы с Галей стали бы получать пособие по старости. И тогда у меня появилась бы возможность не так много работать и больше уделять времени своим женщинам. Но жизнь послала мне ещё одно испытание. Резко ухудшилось состояние здоровья Гали. Пришлось снова положить её в больницу. Но на этот раз врачи оказались бессильны…
Савелий потянулся к своей сумке, вынул пачку дешёвых сигарет, попросил:
--Давай выйдем на улицу.
--Ты хочешь курить? Кури здесь. Я открою окно.
Мы пересели к окну. Он закурил и ещё какое-то время, молча, затягивался, а потом, притушив сигарету в пепельнице, продолжил:
--Придя с кладбища, мы с внучкой, не зажигая света, долго молча сидели рядом на диване. Во мне как будто что-то оборвалось. Я не знаю, какими словами можно описать ту тяжесть на душе, ту тоску, которая наполняла меня. Казалось, что был потерян весь смысл дальнейшего существования. Лера, прижавшись ко мне, гладила мою руку, а у самой глаза были мокрыми.
--Не переживай так, дедушка. Как-нибудь проживём. Я буду тебе помогать.
А потом, припав к моей груди и обхватив руками, прошептала: - «Я люблю тебя, дедушка!».
Это признание растрогало меня до слёз. Я прижал её к себе, гладил её волосы, поцеловал в лоб, вздохнул, и как будто груз, который лежал где-то внутри, стал легче. Как я был благодарен ей, моей четырнадцатилетней внучке, за понимание того, что творилось у меня в душе сейчас. Да, конечно, она права: «Проживём». Но, конечно, это уже будет не та жизнь. Какой она будет, я себе тогда не мог даже представить. Одно было ясно, что оборвана ещё одна из тех нитей, которая скрепляла нашу жизнь как семьи.
Вот, так мы и остались одни: дед и внучка. Была у меня ещё сестра, которая жила вместе с семьёй сына в Германии. А больше у меня никого из родных не было. Да и друзьями я не смог обзавестись. Ведь мои подработки «по-чёрному» не предполагали наличия коллектива. Вот и получилось так, что у меня ближе и родней, чем моя внучка, никого не осталось. И все мои заботы теперь были направлены, чтобы ей было хорошо. Видимо, тоже самое чувствовала и Лера. Когда я задерживался на работе, она ждала меня, готовила обед, а когда я приходил домой, накрывала на стол, садилась напротив и рассказывала обо всём, что у неё произошло за этот день. В общем, как говорят, мы жили «душа в душу». Так прошло три года. Лера перешла в 12-й класс. Училась она хорошо. Собиралась после армии поступать в университет. Но вот, однажды за ужином Лера рассказала мне, что на дне рождения у Люды, её одноклассницы, она познакомилась с парнем, который ей очень нравится. И теперь он часто приезжает в Петах-Тикву, и они встречаются.
--Ты, что, влюбилась?
--Не знаю, дедушка. Может быть.
--А, кто он такой? Что ты о нём знаешь?
--Он работает вместе с братом Люды. Сейчас живёт в Ришон-Лиционе у сестры, работает сварщиком. Я даже была у них. У его сестры там квартира в доме, расположенном вблизи от моря. Он на восемь лет старше меня. Родом он из маленького городка под Кишинёвом. Там и сейчас живёт его мать. Репатриировался он из Кишинёва три года назад. Да, в Кишинёве он был женат, но развёлся и уехал в Израиль. Он уже сказал, что любит меня, и предлагает выйти за него замуж.
--Лера, какая может быть речь о замужестве сейчас? Тебе ведь нужно окончить школу. А потом, ты же собиралась поступать в университет.
--Нет, дедушка, не сейчас, а после окончания школы. И тогда я, как замужняя женщина, буду освобождена от армии и смогу сразу поступать в университет.
--Лерочка, ты что, уже решила? Я очень боюсь за тебя. Судя по всему, он уже зрелый мужчина, а ты ещё такая неопытная. А если появятся дети?
--Ничего я не решила. Да и детей не появится. Что я совсем ничего не понимаю? Вот, я познакомлю вас, и ты сам убедишься. Он очень хороший.
--Лера, а между вами ничего такого ещё не было? Ты понимаешь, о чём я говорю?
--Нет, дедушка, не было. И не будет, пока я учусь.
Всё равно не спокойно было у меня на душе.
Состоялось знакомство. Мы сидели за столом и даже выпили по стопке водки. Разговорились. Его звали Игорем. Меня интересовали его взгляды на жизнь, его планы. Из нашей беседы я узнал, что его мать молдаванка развелась с мужем евреем, который ушёл в другую семью и сейчас живёт где-то в России. Я понял, что он доволен жизнью в Израиле, но ему трудно даётся иврит. Однако, как он сказал, в его работе это не так важно. Почему ушёл от жены, объяснил коротко: - «Не сошлись характером». А есть ли дети? - «Да, сын шести лет». На вопрос, не скучает ли он по сыну, ответил: - «Да, немного скучаю, но возвращаться не собираюсь. С той жизнью покончено навсегда». Платит ли он алименты на сына? Официально, нет, но периодически посылает им деньги.
--А, как быть с Лерой? Ведь она ещё ребёнок, ей надо учиться, получить какую-то специальность. О какой женитьбе можно говорить сейчас,
-- Да я и не настаиваю. Конечно, пусть учится. Ведь я хорошо зарабатываю. По крайней мере смогу заработать нам на жизнь.
Какое-то двойственное чувство осталось у меня от этой беседы. Мне показалось, что он неискренен. Лера присутствовала при нашем разговоре, не вступая в него, а когда мы остались одни, она возмущённо сказала:
--Дедушка, почему ты так с ним разговаривал?
--Как, Лерочка?
--Как на допросе.
--Но мне ж надо было узнать, с кем ты собираешься связать свою жизнь. Ведь я люблю тебя и очень боюсь, чтобы ты не совершила страшную ошибку, за которую потом будешь расплачиваться всю жизнь.
--Дедушка я ведь уже взрослая и тоже разбираюсь в людях.
В общем случилось то, чего я опасался. Он официально развёлся с женой, и они расписались на Кипре. И хотя внучка окончила школу и получила аттестат зрелости, но продолжать учёбу в университете не смогла, так как родила сына Мишу. Все мы стали жить в нашей трёхкомнатной квартире. И всё же что-то мне не нравилось в этом Игоре. Я чувствовал в нём какую-то фальшь, но старался скрывать свои ощущения. Прошло ещё два года. Игорь неплохо зарабатывал, работая сварщиком на строящихся объектах в Тель-Авиве. Лера, после того, как отдала Мишу в ясли, стала работать кассиршей в супермаркете. В мою обязанность входило забирать Мишу из яслей и заниматься им, пока Лера не придёт с работы. Стал вопрос о том, чтобы сменить нашу трёхкомнатную квартиру на бОльшую, желательно, хотя бы, на четырёхкомнатную, чтобы была комната и для Миши. Было решено, что моё пособие и Лерин заработок будет уходить на жизнь, а вся зарплата Игоря будет поступать на закрытый счёт в виде накопительной программы с тем, чтобы воспользоваться ею для приобретения новой квартиры. Казалось бы, всё хорошо. Но я начал чувствовать постепенное отчуждение моей внучки. Она редко беседовала со мной, как это было раньше. Больше молчала, иногда раздражалась на мои какие-нибудь вопросы или предложения. Первоначально я объяснял это её усталостью, какими-то неурядицами на работе или во взаимоотношениях с Игорем. Они действительно иногда ссорились, но я не понимал из-за чего, так как все их ссоры происходили за закрытой дверью и обычно на иврите. Но постепенно я стал догадываться, что причина такого отношения Леры ко мне, это результат неприязни ко мне Игоря. Он, видимо, чувствовал, что я ему не совсем доверяю, и каким-то образом воздействовал на Леру, в результате чего её отношение ко мне изменилось. Особенно обострились отношения, когда Миша немного подрос. Под нажимом Игоря его отдали в группу продлённого дня. И теперь я меньше мог общаться с правнуком. Я стал чувствовать себя в изоляции, совсем не нужным в своём собственном доме. Мне ничего не поручалось, а если я что-то делал по своему усмотрению, то это иногда даже вызывало раздражение. Был такой случай, когда я понял, что Игорь специально наговаривает на меня Лере, умышленно искажая факты.
Когда они уходили на работу, а я оставался в квартире один. Я обычно проверял, не оставили ли они открытым окно в своей комнате. В жаркие дни это приводило к тому, что в квартиру проникал горячий воздух, а в дождливые дни под окном образовывались целые лужи. И вот однажды за этим занятием меня застал Игорь. Он спросил, что я делаю в их комнате. Я объяснил ему. Однако прошло несколько дней, и Лера раздражённо заявила мне, чтобы я больше не заходил к ним комнату и не «копался в их вещах». Попытка объясниться ни к чему не привела. Лера не стала слушать меня и заявила, что она больше доверяет Игорю. Были ещё случаи, когда Игорь искажал мои слова, настраивая Леру против меня. Я уже больше не пытался оправдываться перед Лерой. Было бесполезно, она слепо верила Игорю, его лжи. Пришлось терпеть, хотя я и чувствовал, что это не надолго. И вот, однажды произошёл случай, после которого всё и покатилось. Игорь ударил Леру, и я это увидел через приоткрытую дверь в их спальне. Я ворвался в комнату и предупредил Игоря, что если это ещё хоть раз повторится, то я выгоню его из нашего дома. И Игорь исчез и не появлялся в доме несколько дней. Но я не ожидал той реакции, которая последовала от моей внучки, за которую, казалось бы, я и вступился. На следующий день, когда не появился Игорь, она устроила мне скандал. Сказала, что она «ненавидит» меня, что я разрушаю их жизнь. Я не узнавал своей внучки, всегда такой ласковой и, казалось, всё понимающей. И тогда я решил уйти от них сам. Раз они любят друг друга, пусть живут самостоятельно, как хотят. Не буду им мешать…
Савелий замолчал. Я не торопил его, хотя интерес к тому, как сложилась в дальнейшем его жизнь, не оставлял меня. Я наполнил наши рюмки. Мы выпили. Он, не закусывая, вытер губы рукой и продолжил:
--Есть у меня земляк, с которым когда-то моя жена работала вместе на одной кафедре. Он тоже вдовец, моложе меня лет на десять и живёт в Рамат-Гане, снимает там комнату. Подрабатывает репетиторством. Его дети уехали в Канаду, а он остался здесь один. Правда, есть у него в Рамат-Гане подруга, к которой иногда он уходит. Вот к нему я и перебрался. Квартирную плату за комнату мы поделили пополам, так что это было выгодно и ему, и мне не накладно. Но днём к нему приходят ученики, а я ухожу «в свободное плавание». Бродить по Рамат-Гану мне надоело, и, чтобы убить время, я стал ездить в автобусах в разные города в Израиле. Однажды, когда я приехал в ваш город, я встретил здесь свою бывшую студентку, которой я преподавал в самом начале работы в институте. Она младше меня лет на десять. Вот, в том сквере, откуда мы пришли с тобой, она гуляла со своим внуком. Мы узнали друг друга, и нам стало интересно общаться. Иногда, когда её дети на работе, она приглашает меня к себе на обед. Поэтому я всё чаще стал наезжать в ваш город.
Всё время его рассказа я не прерывал его. Это был не рассказ, а исповедь, исповедь человека, глубоко травмированного предательством единственного самого близкого ему человека. И только тут я спросил у него: - «А ты не скучаешь по ним, по внучке, по правнуку?».
--Ну как же не скучаю, Скучаю. Иногда, проезжая мимо Петах-Тиквы, я выхожу и иду к садику, в который отводят Мишу. Жду, когда их выведут на площадку, разговариваю с ним через решётчатую оградку. Он мне рассказывает о своих детских «проблемах», радостях, спрашивает, почему я не прихожу к ним. Ну, как я могу объяснить ему? Из его рассказов я понял, что у них всё хорошо, и я даже радуюсь, что, возможно, мой уход сыграл положительную роль во взаимоотношениях в их семье. Иногда захожу и в магазин, где работает Лера. Издалека наблюдаю за ней. Судя по внешнему впечатлению у неё в жизни всё хорошо. Она повзрослела, похорошела. Но в контакт с ней я не решаюсь входить. Почему-то боюсь.
--Ну а вообще, какая-то связь у тебя с ней есть?
--Да, телефон. Иногда она звонит мне, спрашивает, как моё здоровье. Но это бывает редко и коротко. А я не звоню, не хочу попасть на Игоря.
Григорий прервал свой рассказ, взял с тумбочки принесённую таблетку, запил её водой, улыбнулся и продолжил:
--Ну, а дальнейшая жизнь Савелия протекала на моих глазах. Ты ещё в состоянии слушать?
--Конечно. Мне очень интересно. Хотелось бы знать, чем всё это закончилось. Неужели всё так грустно?
--Ну, тогда слушай. Я спросил у него, какую сумму он отдаёт за съём комнаты в Рамат-Гане. И когда он мне назвал её, я сказал, что почти за такие деньги он может снять у нас в городе отдельную комнату. Я знаю женщину, мать одиночку, которая сдаёт комнату в четырёхкомнатной квартире. У неё дочка немного старше его правнука. Он сможет помогать ей с её девочкой, а она не останется в долгу. Ну, а захочет продолжить свой бродячий образ жизни, то сможет ездить и отсюда.
 И он остался. Женщину, к которой он поселился, зовут Марина, но все её называли Риной. Ей было 32 года, и работала она в Тель-Авиве, в больнице медсестрой, а её дочери Михаль шёл шестой год, и она должна была идти в первый класс. Муж Рины погиб ещё в операции «Литой свинец». Появление в её доме Савелия стало для неё выходом из положения. Савелий с радостью согласился заниматься с Михаль, пока Рина находилась на работе. А для него самого это стало убежищем от одиночества. Он отправлял Михаль в школу, встречал после занятий, кормил. В общем всё у них сложилось очень даже не плохо.
--А, с внучкой, с правнуком?
--Не торопись. Будет ещё продолжение. Жизнь, она такая сложная и зачастую непредсказуемая, что не знаешь, куда повернёт.
Григорий помолчал, выпил сока из пластиковой бутылочки, салфеткой вытер губы и продолжил своё повествование.
--Как-то быстро он прижился в этой семье. А что нужно старому человеку? Мне кажется, что самое главное состоит в том, чтобы чувствовать себя нужным для кого-то. И такое ощущение своей полезности у Савелия снова появилось. Он чувствовал доброе отношение к себе со стороны Рины и Михапь, и был благодарен им. И впервые за многие последние месяцы ушло у него давившее его чувство неприкаянности и тоски. И вновь он стал ощущать неприметное, но существующее где-то внутри, состояние покоя, удовлетворённости своей жизнью. Мы часто встречались с ним, и я видел, как он преобразился. Стал более раскованным, чаще можно было увидеть на его лице улыбку. А по вечерам его можно было встретить прогуливающимся со своей «студенткой».
Прошло ещё несколько месяцев. Мы как-то встретились. Он был чем-то расстроен. Я спросил у него в чём дело, и он объяснил причину своей тревоги. Его внучка последнее время стала чаще звонить ему. И в её голосе он ощутил какое-то беспокойство. Что-то было неладно там, в её семье, хотя напрямую она ничего такого не говорила. И он не знал, что делать. Поехать в Петах-Тикву? Но он не хотел встречаться с Игорем. И такое неведение беспокоило его. Но, вдруг, однажды Лера сама приехала к нему. И я был свидетелем той драматической встречи. Войдя в квартиру, Лера некоторое время стояла на пороге и виноватым взглядом смотрела на деда. А потом бросилась к нему на шею, прижалась к его груди и, ничего не говоря, вдруг разрыдалась. Он гладил её волосы, вытирал её слёзы, пытаясь как-то успокоить, а у самого набухали глаза от подступающей влаги.
--Девочка моя, что случилось? Расскажи деду.
А она, не отрываясь от него и не переставая рыдать, сквозь слёзы молила его: -- «Прости меня, дед. Прости!».
Наконец он завёл её в комнату, не отпуская от себя, усадил на диван, гладил её руки и ждал, когда она успокоится. Прошло несколько минут прежде, чем она смогла о чём-то говорить.
--Игорь уехал. Он бросил меня и увёз Мишу.
--Что значит «бросил»? Куда он уехал? Успокойся и расскажи, что там у вас случилось.
Наконец, с трудом, прерываясь на то, чтобы вытереть слёзы, она поведала всю историю своей семейной жизни с Игорем.
--Всё началось со звонка его матери из Кишинёва. Это произошло примерно через год после того, как ты ушёл от нас. Игорь сказал, что мать серьёзно заболела, и ему нужно срочно выехать в Кишинёв. Приехал он недели через две. Сказал, что матери сделали операцию, и сейчас ей лучше. Был он в каком-то приподнятом настроении. Говорил, что нам надо скорей накопить денег на новую квартиру. Для этого он кроме основной работы прихватывал ещё халтуру по вечерам. Уделял больше внимания Мише. На праздники мы всей семьёй выезжали то на Мёртвое море, то куда-нибудь ещё. Я радовалась, что всё у нас хорошо. Летом он решил свозить Мишу в Кишинёв, познакомить с бабушкой. Уже купил билеты на самолёт. Но так случилось, что за день до их отлёта Миша заболел. И всё же они уехали. Я беспокоилась за Мишу. Звонила в Кишинёв. Игорь сказал, что всё в порядке, Миша чувствует себя хорошо. Перед тем, как они должны были вернуться, я снова позвонила в Кишинёв. Но телефон не отвечал. Я снова и снова звонила, но результат был прежним. Подошёл срок их возвращения, но они не приехали.
И Лера снова разрыдалась. Она обхватила голову руками и прерывающимся от слёз голосом причитала: «Какая я дура… Какая я дура». Савелий встал с дивана и растеряно смотрел на неё.
--Почему ты плачешь? Может быть, они ещё приедут. Может быть произошла какая-нибудь задержка. Когда они должны были вернуться?
--Не вернутся они, дедушка. Это всё Игорь заранее задумал.
--Почему ты так решила?
Она вытерла слёзы, вздохнула и продолжила:
--Через неделю после того, как они не вернулись, я зашла в банк, и на нашем счете оказалась только моя последняя зарплата. Все деньги, которые мы собирали на квартиру Игорь снял. Это большая сумма. Зачем она ему в Кишинёве, если он собирался жить в Израиле? И чёрт с ними, с деньгами, но Миша… Он украл у меня сына…
И опять она залилась слезами. Савелий как-то сразу сник. Теперь он понял, в какой трагической ситуации оказалась его внучка, и не видел выхода. Раньше все семейные проблемы решал он. А теперь он не знал, как помочь внучке. Он впервые почувствовал себя по настоящему старым и беспомощным.
Я понял, что моё дальнейшее присутствие здесь неуместно. Поэтому, попрощавшись с Савелием и его убитой горем внучкой, я ушёл. Но мысль о том, как им можно помочь в этой безвыходной ситуации, не оставляла меня. Я всё время думал об этом, но ничего не приходило в голову. Мне было понятно, что основания для иска по возвращению ребёнка в Израиль есть. Ведь он является гражданином Израиля, и без согласия матери увезти его на постоянное жительство в другую страну нельзя. Но для возбуждения дела нужен хороший адвокат. А это деньги, и большие деньги. А откуда их взять Савелию? И только ночью, перед сном, уже лёжа в постели, я вспомнил. Вспомнил, что Савелий как-то говорил, что у него есть акции ГАЗПРОМА. И если их продать, то можно получить приличную сумму. Смотря сколько их у Савелия. Почему я это знал? Дело в том, что года два назад у семьи моего сына появились новые соседи. Они репатриировались откуда-то из Сибири, и купили соседний коттедж, не беря ссуду в банке. Выяснилось, что такая сумма у них появилась в основном за счёт продажи акций ГАЗПРОМА. Стоимость этих акций с момента создания этой компании к настоящему времени возросла многократно. И я подумал, а что если Савелий продаст эти акции, возможно наберётся нужная сумма, чтобы нанять адвоката, который займётся их делом. Когда я заговорил об этом с Савелием, он ахнул.
--Я ж их оставил дома. А вдруг Игорь забрал и их.
--Но ведь они именные. Он ими воспользоваться не сможет.
--Да, но кто его знает.
Но, как потом оказалось, акции были на месте. Или Игорь понял, что ему не удастся воспользоваться ими, или он не знал о их существовании. После этого Савелий вернулся в свою квартиру в Петах-Тикве, но часто приезжал в наш город. Так что я был в курсе тех событий, которые происходили потом.
Савелий съездил в Москву, продал свои акции, перевёл деньги на новый счёт Леры. Сумма, которую он получил была довольно большой, 47 тысяч долларов. Они обратились к адвокату. Но адвокат сказал, что этой суммы явно недостаточно, если проводить операцию по возвращению мальчика частными детективами. И выглядеть будет эта операция как похищение. Если же пойти по законному пути, то этот процесс может затянуться на долгие годы, так как, нужно возбуждать уголовное дело, подключать к нему прокуратуру Израиля, может быть даже ИНТЕРПОЛ, связываться с прокуратурой Молдавии, и даже при этом неизвестно, каким будет результат. Молдавия может отказаться от выдачи сына её гражданина в Израиль. И опять рухнули надежды, что когда-то Лера сможет увидеть своего сыночка, а Савелий – своего единственного правнука. Я представляю, что творилось на душе у Савелия и у его внучки.
Но вдруг обстоятельства резко изменились. Как-то, встретившись с той подругой, у которой на дне рождения Лера познакомилась с Игорем, она узнала, что Игорь, возможно, приедет в Израиль на заработки. Видимо ему понадобились деньги, а в Молдавии или не было работы, или там мало платили. Об этом подруга узнала от своего брата, который когда-то работал вместе с Игорем. Игорь звонил ему, и, как тот понял, такая идея у него появилась. Оказывается, он купил там дом, влез в долги, и ему нужны деньги, чтобы рассчитаться с кредиторами. Но о сроках такой поездки и, вообще, состоится ли она, он ничего определённого не говорил.
Адвокат, к которому снова обратился Савелий, предложил следующий план. Первоначально установить наблюдение за квартирой сестры Игоря, где он скорее всего остановится хотя бы на первое время. При появлении его в Израиле заявить в полицию. А когда его арестуют, можно будет возбудить против него дело о похищении ребёнка. Он может порекомендовать людей, которые будут проводить такое наблюдение. Но это будет стоить денег, и вполне возможно, что затраты окажутся бесполезными. Игорь может не появиться в Израиле.
Но Савелий решил рискнуть. Им был нанят агент–наблюдатель по имени Артур, рекомендованный адвокатом. Он изучил расписание прибытия рейсов из Молдавии и в эти дни вел слежку за домом сестры Игоря. Два месяца велись наблюдения, и казалось, что всё это напрасно. Но однажды к подъезду дома, за которым велась слежка, подъехала машина. Из неё вышли женщина, мужчина и двое мальчиков лет пятнадцати и шести. В мужчине Артур опознал Игоря по фотографии, которую дал ему Савелий, но только теперь у него не было усов. Наблюдатель сделал несколько снимков, на которых Лера узнала Игоря, и, что было совсем неожиданным, младшим мальчиком, который приехал вместе с Игорем, был Миша. Лера была взволнована.
--Может быть он хочет вернуть Мишу? Чёрт с ними, с деньгами, лишь бы отдал сына.
 Адвокат, который тоже присутствовал при опознании, пожал плечами.
--Может быть. А может быть и нет. Давайте продолжим наблюдение. А я кое-что постараюсь узнать. Ты имя и фамилию сестры Игоря знаешь?
--Зовут её Валентина, а фамилию не знаю.
--Ну ничего. По её адресу я смогу всё это узнать.
Назавтра наблюдатель сообщил, что Игорь с детьми, и сестра с дочерью выехали на пляж и пробыли там до обеда. А ещё через день адвокат прояснил всю обстановку:
--Сегодня у нас десятое число, а семнадцатого сестра Игоря вместе с дочерью вылетает в Кишинёв. На эту же дату куплены и обратные билеты для мальчиков Игоря. Так что она увезёт детей назад в Кишинёв. Поэтому о возвращении тебе сына речи не идёт. А Игорь, судя по всему, останется здесь. Наверно, будет где-то работать. Но у нас есть время до семнадцатого. Я подготовлю заявление в полицию на арест Игоря. А вы пока ничего не предпринимайте. Наблюдение нужно продолжать. Кроме того, я узнал, что Игоря ищет некто Любошич, у которого Игорь перед отъездом в Кишинёв занял приличную сумму денег. Им даже подано заявление в полицию. И я удивляюсь, как это Игорь рискнул приехать в Израиль, да ещё привезти с собой детей.
Следующие два дня были пятница и суббота. В пятницу Игорь с сестрой и детьми выехали на машине на север страны, где в лесочке вместе с ещё с одной семьёй устроили пикник с выпивкой и закуской. Савелий с Лерой следовали за ними на машине Артура и через затемнённые окна машины смогли увидеть впервые и Игоря, и Мишу. Лера порывалась выйти из машины и позвать Мишу, но Савелий не пустил её, и они уехали. В субботу они остались дома. А в воскресенье ещё утром Артур сообщил, что сестра Игоря отвезла свою дочь в школу, а затем вместе с Игорем куда-то отправились на её машине, а дети остались дома. Савелий попросил Артура приехать за ними в Петах-Тикву, и они все вместе вели наблюдение за домом сестры Игоря в надежде, что дети не будут всё время сидеть дома. И действительно, через какое-то время из подъезда вышли два мальчика, Миша и старший сын Игоря, у которого был за спиной рюкзак. Как потом выяснилось, они собирались на пляж. Савелий и Лера вышли из машины и направились к мальчикам. Лера окликнула: - «Миша». Мальчики остановились. Миша, увидев Леру, удивлённо произнес: --«Мама?», какое-то время, застыв, стоял на месте. А потом бросился к ней. Она прижала его к себе, плакала, и плакал Миша: - «Мама я хочу домой. Не хочу я к бабе Зосе. Забери меня!». Старший мальчик стоял и недоумённо смотрел на них. К нему подошёл Савелий: - «Как тебя звать, мальчик?». Тот ответил: - «Дима».
--Послушай, Дима. Это Мишина мама, а я его дедушка. Миша сейчас поедет с нами. А ты передай папе, что его ищет Любошич и очень хочет с ним встретиться. Папа знает, о ком я говорю.  Любошич. Ты понял меня?
--Понял.
--Повтори фамилию, которую я тебе назвал.
--Любошич.
--Ну вот и хорошо. Передавай папе привет от нас.
И они уехали, а Дима стоял на том же самом месте и удивлённо смотрел вслед удаляющейся машине. Так и закончилась история с похищением мальчика Миши.
Григорий, улыбаясь, смотрел на Александра, как бы спрашивая: Ну, как тебе такой сюжет?
--Да, прямо, как детектив. Ну, а Игорь? Что, он не пытался вернуть Мишу?
--Какой там, «пытался». Он смылся из Израиля в тот же день. Очевидно побоялся ареста. Наверно, понял, что за похищение мальчика его могут посадить. И кроме того в полиции уже было заявление Любошича. Видимо, когда он ехал, то рассчитывал, что никто не узнает о его приезде в Израиль. Ведь все фигуранты этой истории проживали в разных городах. И ошибся.
--Да, интересно… Ну, а как в дальнейшем сложилась жизнь Савелия и Леры?
 --Их дальнейшая жизнь протекала уже совсем на моих глазах. Они продали квартиру в Петах-Тикве, добавили из тех денег, которые остались у них после продажи акций ГАЗПРОМа, Лера взяла ещё небольшую ссуду в банке, и они купили четырёхкомнатную квартиру в нашем городке. Савелий устроился ночным охранником на одном из заводиков в нашей промзоне, и тем самым помогает Лере выплачивать ссуду за купленную квартиру. А днём он занимается с внуком, который уже ходит в школу. Лера работает кассиром в нашем супермаркете и одновременно учится в колледже на получение первой степени по экономике. Там же, в колледже, она познакомилась с одним своим однокурсником, за которого, я так думаю, она со временем выйдет замуж.
Григорий замолчал, глянул на часы:
--О, слушай, уже больше десяти часов. Пожалуй, пора на покой.
--Да, пора. Спасибо тебе за интересный рассказ.