Катя дома в Мордовии 2 часть

Глава 3 разговоры на кухне
 Взрослые стряпали на кухне и разговаривали между собой.
  Нина говорила, - Мама, зачем ты снова затеяла пироги, разве ты не знала, что мы привезём всякие вкуснятины?
- Знала, - сказала мама, - привезёте там, всякие сникерсы и шоколадки, ну, а дети и вы, пусть хоть, в последний раз поедят мои панджакаи, и будут помнить меня, и мои домашние пироги, и панджакаи. На минутку на кухне стало тихо. Все вдруг помрачнели от того, что мама напомнила им о своей скорой смерти, о которой она знала уже три месяца.
 Но сама мама улыбнувшись посмотрела на всех по-очереди и, как можно с весельем сказала,
- Вы, ведь, не будете так стряпать, - потом, повернувшись к Наде, жене Васи, она добавила,
- Надя, иди-ка, залезь на чердак и принеси-ка оттуда калину, она там в бочке, мы будем стряпать калиновые пироги.
- Калиновые!? – обрадовалась Катя, - ой, как я люблю калиновые пироги!
 Надя пошла было, но в это время зашла на кухню Катюшка, и с плачем сказала Нине, своей маме.
- Мама! – ревела она, - Максимка отнял у меня жвачку, и взамен дал мне конфетку, а я не хочу конфетку, хочу жвачку, - сквозь плача говорила Катюшка.
- Не плачь маленькая, мы его накажем, чтобы он не обижал тебя, погладила по кудрявой головке её, бабушка.
  Нина и бабушка вышли из кухни, и пошли в другую, среднюю комнату, где играли дети.
Визг и радость прекратились, и взрослые, которые стряпали на кухне,  услышали голос своей матери,
- Максим-ка, ты уже большой, зачем обижаешь сестрёнку?
И дедушка детей, отец взрослых, крикнул из передней комнаты на Максимку,
- Ты мужик или не мужик? Зачем ты обижаешь девочек?
 Там, в передней комнате, мужики разговаривали о своём, о взрослых делах, и дедушка внуков, то есть отец взрослых, распределял всем «мужикам» мужские, домашние дела, которые накопились за неделю.  Дедушка - Егорыч, который сидел «с мужиками», то есть со своими сыновьями; с Алёшей и Васей, и с зятьями Славой и Гришей, и когда он услышал  голос бабушки, своей жены, «Петровны», он громко крикнул из передней комнаты Максимке,
 - Смотри ты, Катюша больше не приедет к нам, и ты, Максим, будешь снова ныть и скучать по ней и надоедать нам, когда приедет Катюшка, - он ещё добавил, строго и громко, - Максим,  ты никогда не обижай, девочек!
 Спор прекратился, и мама с Ниной снова вошли на кухню.
Надя, в это время, занесла калину. Все, взрослые женщины, снова стали стряпать, и весело, как в детстве и в юности, разговаривать между собой. Они вспоминали и шутили, смеялись и хохотали. Когда кто-то из детей заходил к ним и говорил: «мама», то взрослые женщины, которые стряпали на кухне, все хором отвечали: «что, сынок?» или: «что, доченька?», потому что, все женщины были мамами, и у всех, у них были дети, и они, теперешние мамы, когда-то сами были детьми из этой большой семьи.
  Им, казалось, что очень давно было то время, когда у их мамы и папы, их детей, было десять, и ещё других десяток детей приходили в семью поиграть со своими друзьями. Тогда было весело. Вот теперь они вспоминали те времена и своих друзей и смеялись. Ну, а теперь, они все выросли, и уже давно у них самих семьи и дети.
  Да, да, когда-то у бабушки Екатерины Петровны, и дедушки Виктора Егоровича было десять детей, и у всех их детей были подруги и друзья, и поэтому шум и детская возня и крики, никогда в их доме не прекращались. Катя теперь понимала, что это и есть счастье!
 И теперь, мама детей, и бабушка внуков и внучек, будто тогда улыбалась и смеялась. Она снова слушали детский шум и крики, бесконечное хлопанье дверей. Она была счастлива, Катя видела это, будто мама забыла о своей неизлечимой болезни, будто ей снова тридцать лет, она слушала этот детский шум и крики, как хорошую музыку. Мама, не скрывая улыбку говорила, стряпающим своим дочерям,
- Снова дом ожил, и будто я опять среди вас, как и давно.
   Но а Катя в Петербурге, отвыкла от этого шума и сказала ей,
- Мама, сходи посмотри, опять, наверное, что-то не поделили дети, они снова шумят!
- Да, ничего, это они играют, пусть радуются! – ответила мама.
 Но сёстры смеялись и подшучивая, сказали Кате,
 - Ты,  там в Ленинграде совсем одичала, и отвыкла от такого веселья и шума детей.
А Катя смотрела на них с умилением, и улыбкой, а сама думала о своих сёстрах и братьях во Христе, которым привёл её Господь, сравнивала это чувство тепла «домашнего очага», с собраниями, где она чувствовала себя, как дома.
   Да, да!  она,  нашла в Петербурге, в церкви Ингрии свой дом детства и такое же тёплое общение.

        Глава 4
 На столе пироги и панджакаи, дымящиеся кастрюли, «только что из печки».
 За большим семейным столом дети и внуки Виктора Егоровича и Екатерины Петровны. Смех, веселье, шутки-прибаутки, разговоры и восклицания взрослых и детей, часто раздавались слова взрослых: «а помнишь!» и снова взрыв хохота.
 Глава семьи, Виктор Егорович, немного пьяный, от выпитого вина, и от радости, что снова, как прежде все за семейным столом и он, обратившись к своей жене, к матери взрослых детей, и бабушке своих внуков и внучек, со смехом сказал ей,
- Что, Петровна, а если бы все собрались дома, куда бы ты их разместила?
- Да, уж, как-нибудь бы разместила, - отвечала она и грустно добавила, - но, вряд ли, все вместе, теперь, когда-нибудь соберутся.
- Если бы все собрались, - вставила слово Нина, - то надо вот таких три-четыре стола.
- Да, - сказала мама, - если бы все собрались, то мы уж нашли бы столы, - и она снова повторила, - только бы собрались сыновья и дочери со своими детьми, удлинили бы столы буквой «п» в переднюю комнату, - говорила она немного печально, - но, ведь, Вовка из Сибири не сможет приехать, не приедет и Толя с детьми.
- Вера и Рая не смогли приехать, - сказала Катя, - они бы хотели, но дорога очень дорогая.
- А как они там живут? – спросила Катю Таня.
- Живут они неплохо, - говорила Катя, - они здоровы, но их дети ещё в школу ходят.
    И Катя рассказывала маме и сёстрам, вспоминая их,
 - Я к ним, в посёлок, часто езжу, они от меня в ста пятидесяти километрах живут. Там у них на природе, я «отвожу душеньку», там я и отдохну, и в лес пойдём с Верой, и с Раей. Там мы и грибов, и ягод наберём на всю зиму, - но она вдруг замолчала и обратила внимание на отца, что был на веселье, и ,  осуждающе, посмотрела на брата Васю, тот подтрунивал над отцом.  Они же с детства уважали и слушались все своего отца, и никогда не позволяли себе никаких таких вольностей.
 И не только Катя услышала этот разговор-подтрунивание над отцом, замолчали, почти все дети и внуки дедушки.
 Но отец не замечал это подтрунивание и немного пьяненький он говорил, вспоминая, свою жизнь, потому что, рядом сидящий Вася спросил его,
- Как это раскулачили? Значит, вы были богатенькие кулаки? – подсмеивался он над отцом.
- Какие там кулаки? - отвечал отец, и мотнул головой. Он не заметил, что его сын Вася подтрунивает над ним. Отец говорил,  - время такое было, надо было раскулачить в деревне десять семей, вот мы и попали в список, а на самом деле мы были бедные, и в деревне все были бедные. Но тогда сельсовету приказали сверху;  надо кого-то раскулачивать, - и он повторил, снова встряхнув седой головой, - мы бедные были и нас было семь человек у матери и отца, все мы работали с утра до ночи!
- Расскажи, расскажи, - слышался за столом. И дети просили его: «расскажи деда, как это было!» -  его просили и дочери, и сыновья: «пап, расскажи, как вас раскулачили?»
- Бедные мы были, - рассказывал он иногда потряхивая своей седой, но ещё кудрявой, головой, - тогда все в нашей деревне бедные были, но тогда у нас как раз создавали колхоз и, почти у всех забрали всё! - вспоминал отец, прослезившись.  Но дети просили «расскажи! и он рассказывал дальше, - в нашей семье было шесть сыновей и дочка Полинка, и был у нас свой надел в поле, - он снова мотнул головой и рассказывал, вспоминая детство и, чуть не плача, - и вот, пошли мы один раз  в поле, окучивать картошку, все шесть сыновей с отцом, а, когда мы возвращались из поля, то услышали плач и крики, которые раздавались из деревни, - и отец снова встряхнул седой головой и медленно рассказывал, - а когда мы приблизились к деревне, то отличили голос Полинки и мамы, которые оставались дома, чтобы нам приготовить обед. Мы, братья, тогда скорей побежали и, они, наши женщины, немного успокоившись, рассказали нам, что только что в доме были «начальники», которые забрали всё, всё наше имущество!
- Как же вы тогда выжили, после того, когда забрали всё? – спросила Катя, - вас же было семь ребят, и все выжили, несмотря на такую несправедливость и насилие?
- Выжили, - говорил отец, и снова мотнул седой, кудрявой головой, - мы тогда спали на соломе и ели всякую съедобную траву, хлеб из лебеды ели, щи нам из вякой травы мама варила, а потом, в лесу всё созрело, ходили в лес, лес нас кормил, мы все ходили за ягодами, за грибами, на речке рыбу ловили и все вот так мы выжили, - плача рассказывал он, сам, иногда, потряхивал головой,
- Ладно тебе! – сказала мама ему, толкнув его за плечо. И мама обратилась Кате, сказала, - это в нём водка плачет, а завтра он скажет, что ничего не помнит.
 Мама снова подтолкнула отца и сказала ему, - иди-ка на диван, проспись, а то, ишь, разговорился!
- Нет уж, мама, оставь его, пусть он расскажет, - сказали Катя и Нина разом, и все внуки и внучки его снова просили: «расскажи, расскажи!»
 Отец, мотнул седой головой, и рассказывал дальше, отодвинув мамины руки, которые хотели увести его из-за стола,
- Ну, вот, так и выжили, - говорил отец, - лапти плели и веники вязали, мы их на базар в Саранск возили, продавали, и на эти деньги покупали муку и сахар.  Но тогда родился очередной малыш у нашей мамы, и ему надо было молоко.
Мы, кое-как, наскребли деньги, и к зиме купили корову. Все радовались и ласкали коровку-то,- говорил отец, он снова мотнул головой и продолжал рассказывать, -  но недолго радовались, увели нашу коровку, - вспоминал и плакал отец.
  Вася посмеялся и спросил,
- Нашли корову, чай?
- Нет, - сказал отец, разве найдёшь, если украли?
- А вы бы по следам искали, - сказала Люба, жена Алёши, - зима, чай?
- Да, найдёшь, пожалуй, - плача говорил отец, - воры в лапти обули корову-то.
  Все смеялись за столом, особенно дети, они долго представляли друг другу, как корова ходит в лаптях, но снова Вася спросил отца, подтрунивая над пьяненьким,
- Пап, расскажи-ка, как в войну тебя, чуть свои не расстреляли, - Вася смеясь добавил, - дети и не знают, какой у них героический дедушка.
  И отец снова рассказывал, не заметив, что Васька над ним смеётся и подтрунивает. Отец , вытер слёзы кулаком и рассказал, гладя Максимку по головке, который встал между ним и Васей, обняв дедушку за колени.
- Я в войну командовал ротой, рассказывал дедушка.
- Пап, ты что, закончил военное училище? – спросила Катя.
- Нет, - сказал отец, - просто убили нашего командира, а я старший был, хотя в то время мне было девятнадцать, - ну вот, - рассказывал он всем своим детям и внукам, опять прослезившись и мотнув седой головой, - нам тогда, приказали высотку взять, а немец так палил, что из всей роты осталось лишь четверо юнцов, я и дал приказ «отступить!», и тогда меня в трибунал, а на суде за меня выступил один полковник, и он говорил, что таким орудием и обмундированием не было никакой возможности взять ту высотку.
 Ольга, четырнадцатилетняя дочь Васи, говорила Лене, своей сестрёнке,
- Я же говорила тебе, что дедушка у нас герой, а ты не верила