6. Дети войны- продолжение

  Владимир Переверзев
На своей страничке продолжаю печатать
воспоминания о военном детстве своей супруги
Переверзевой(Долговой) Людмилы Васильевны

              Дети войны – 6(продолжение)
                *6*
…У навозной скирды Степаныч сказал: «Кто устал, отдохните, а вы, бабоньки, поспешайте-поспешайте, время не ждёт, снег-то талый. То-то и оно, понятно?» . И, вдруг, Лёшка запел: «Вставай, Страна огромная», - мы дружно подхватили и взялись за волокуши. Всю ли мы песню допели или нет, я не помню, но то, что мы вместе со взрослыми доделали всю работу, - это точно! А вот Мишка и Буян отстали от нас, они ещё тащили свои огромные волокуши.  – «Для них, - сказал Степаныч, - ещё завтра будет, - и стал распрягать Мишку». Я подошла к нему и дала ему вторую морковину, погладив по носу.
У коровника нас встретила тётя Наташа и просила зайти к ним. Дядя Саша привёз из центра нам письмо от мамы. В письме мама просила, чтобы мы чаще писали и что Валя скучает, а ещё написала, что Володя, мой дядя-ровесник, уехал в Красный Холм, и чуть было не увёз Валю. Хорошо, что мама как раз работала на путях и увидела их: Володя искал под вагонами ящик побольше, чтобы можно было поместиться вдвоём. Он не знал, что все ящики одинаковые. Мама забрала Валю домой. Ещё писала, что приходила к ней Павла Николаевна, Витина учительница, и принесла для него новые ботинки и задание на четверть, пометив в учебнике. В письме писалось о любви к нам, о проклятой войне и она передавала поклоны всем людям, которые сейчас с нами. Низкий земной поклон тёте Наташе и дяде Саше.
Дочитав письмо, я спрятала его за пазуху. Как ни в чём не бывало дядя Саша сказал Вите: «Завтра с ребятами пойдёте  загон проверять, пока наст держит, а то потом вода разойдётся и чинить будет плохо, воды бывает по пояс, у Степаныча давно уже лыко замочено, так что, с ребятами – туда. Ну, а тебе как с телятами работается? – обратился он ко мне, - не обижают тебя они? А коровок видала, познакомилась?».  Тут тётя Наташа рассказала, как я знакомилась с Мишкой. Дядя Саша весело, по доброму, рассмеялся, приговаривая: «Ай, да, Люся!!».  – «А Витюша уже хорошо колет дрова, - продолжила она, - и уже на стрижке овец был, помогал там». – «Хорошо, ребята, но не этим всем надо заниматься. Да, украла война ваше детство. Вы все  повзрослели  и нам, взрослым, большущая ваша помощь. Спасибо вам», - он закурил и вышел из дому. А мы пошли к бабушке Маланье. Поужинали и легли спать. Усталость взяла своё.
Утром зашёл Лёша за Витей и они пошли на загон. Там были оба Коли с Егорычем.  Я пошла на скотный двор к телятам. Татьяна поила их и они уже сами хорошо пили с ведра. – «Люся, сегодня телят с улицей будем знакомить, - сказала она, - готова?» - «А что делать?», - спросила я. – «Смотреть, чтоб не разбегались».  Я встала у ворот, а Татьяна стала выгонять телят. Было смешно смотреть, как они взбрыкивали и бодались. Но это было не долго, потом  они сгрудились в кучу и никуда не шли. Татьяна сказала: «Давай их домой, хорошего помаленьку». Телят вновь вернули в телятник. Я пошла к коровушкам и к Мишке. Он ждал меня. У меня была картошина, которую я оставила от завтрака. Я отдала её  ему, погладила нос и пошла к бурёнкам. Я стала с ними говорить, что бы они узнавали мой голос. На этот раз, увидев меня, коровы замычали. Может быть, просили пить.  Но тётка Варя сказала: «Это они тебя узнали». Я стала давать им сено в кормушки.  Тётя Варя сказала, что  Зорька  отелилась, - Бычок славный такой, теперь нужно ясли освобождать и телят переводить в стойло.
В минуты отдыха и во время работы мы не прекращали разговоры о войне, о письмах и о многом другом. Я вспомнила маму, мне очень стало её жалко;  «Поговорила» немного с бурёнушками и пошла домой, то есть  к бабушке Маланье.  Вити ещё не было. Бабушка Маланья ткала холст, а я села навивать  цевки. Их надо очень много. Бабушка пела старинные песни, «долгие», как она сказала: другую, бывало, начнёшь петь, а закончишь на следующий день. Я не поверила, а она засмеялась и стала рассказывать про то, как познакомилась со своим Ванечкой. Немного  всплакнула (так и моя мама плачет), а потом стала рассказывать, как в сенокос он приехал из другого села. Косил он быстро и ловко. Ванечка был агрономом. Она много о нём рассказывала, а я слушая вспомнила папу, каким он был. И, выходит, что мой папа был красивее и добрее. Я плакала так же тихо, как мама и бабушка Маланья, и другие женщины.
Зашёл Александр Иванович, поздоровался и спросил, по какому поводу красные носы. Я посмотрела на Маланью: она тоже плакала.  «Отставить это мокрое дело! - скомандовал он, - вечером собираем собрание по поводу посевной, приходи. А ребятам всем хорошо бы отдохнуть вместе». – «Да у меня же станок, места нет…  У Варюхи  можно». – « Ну, у Варюхи, так у Варюхи,  я так Лёше и скажу, пусть у неё соберутся».
Накинув шаль, тётя Маланья сказала: «Пойду народ собирать. А ты платок-то повяжи!». Я собрала навитые цевки, отложила не навитые, чтобы потом сразу навивать. Пришёл Витя. Увидав на мне платок, стал (по взрослому) ворчать: «Хоть кол на голове чеши, всё равно по -своему!». Поел картошки, запил молоком и лёг на лавку, устал. Я перечить не стала, пусть ворчит. Возвратилась тётя Маланья и сказала, что идёт на собрание, а за нами Лёша придёт.
Лёшка вскоре пришёл.  – «Собирайтесь, айда к тётке Варюшке, там все сегодня будем». И мы пошли на дальний конец деревни. В избе было натоплено, горела семилинейная керосиновая лампа, начищенная от копоти. Там уже сидели Галя и Катюша (самая младшая), два Коли. Мы присоединились к ним. Лёша взял стоящую в углу гармошку, спросил у Катюши: «Папка, ведь, ругать не будет?» - «Когда папка приедет, я скажу, что ты играл!» - «Ну, он меня ругать не будет», - сказал Лёша,  и заиграл. Гармонь ожила, запела…    Я, как завороженная, слушала её.
        У нас в семье тоже была гармонь, и на ней играл дедушка и мой дядя Саша, который ушёл добровольцем защищать Тихвин, и пропал: ни писем, ни похоронки.  – «Что-то, Лёша, не поётся»,- сказала я и он поставил гармонь на место. – «Давайте поговорим. Наши взрослые сейчас о посевной говорят: как лучше и больше урожая вырастить, чтоб хлеба всем хватило», -сказал Лёша. – «И одежда чтоб была, - добавил Витя, посмотрев на свои домотканые портки,- так и мы тоже что-то должны делать». – «Мы с Раей будем хорошо учиться, - сказала Галя, я хочу стать животноводом». – «А я, - сказала Рая, - на бухгалтера или счетовода». Николай сказал, что будет трактористом.  – «А Никола? –спросил Лёша.  – «Я  буду строить машины, чтобы они выполняли всю тяжёлую работу, чтоб было много разных машин»,  - мечтательно ответил Никола.  «А я, ребята, буду агрономом, чтобы у всех всё было», - и он посмотрел на Витю.  Витя улыбнулся и сказал: «А я вам обещаю, что не буду волков кормить овцами». Все  захлопали и сказали: «Сдержи слово!». На меня вопросительно посмотрела Галя.  – «Коровы и быки будут летом сытые, и телят волкам не отдам», - ответила я. Поговорили ещё о войне, о том, что уже отвоёвываем, а не отдаём. С собрания вернулась тётка Варюша и мы тоже пошли по домам.
Бабуля Маланья поставила на стол кашу из репы. Мы поели и легли спать. Наутро Витя и дядя Егорыч пошли на выгон: ремонтировать – дырки в загороде латать. Ребята уехали в школу, каникулы закончились. Я пошла к моим телятам и коровкам.
Весна…  Появилась «зелёнка», которую ждали все. Каждая доярка вывела свою группу коров. Татьяна вывела своих телят: «Береги теляток, Люсенька», - сказала она. Степаныч дал нам с Витей по кнуту. Вите – маленький, мне – большой и тогда казалось – тяжёлый. Витя тут же поменялся со мной кнутами: дал мне маленький, а себе взял большой.  – «Не, не, Витюха, так не пойдёт, - сказал Степаныч, - большим кнутом овец напугаешь, - от этого щелчка они разбегутся». И Степаныч показал  щелчок громкий со свистом. Я сказала, что обойдусь без кнута.  – «Попробуй, может и получится, -сказал он, - тебе вот ещё». И дал мне рожок. Такой рожок я видела дома у дедушки, но он не велел его трогать. Степаныч показал, как играть на рожке, куда дуть, какие дырочки закрывать пальцами. Я дунула в рожок, получилось , как сирена. – «Не так, - сказал он, - надо мелодично играть». Я ушла в дальний конец поля и там училась гудеть в рожок, а в это время, - до дойки, - каждая доярка пасла свою группу у двора.
С полудня пришёл, как мне сказали, агроном: «Пойдёмте, покажу, куда не следует гонять коров и всякую живность. Там растёт хлеб». Мы смотрели на это поле, - конца края не видно, кругом зелёнка.
«Вам понятно? Если понятно, то «зарубите себе на носу» : потравите хлеб, под суд отдам!», - и пошёл от зелёнки в другую сторону от деревни…
Утром, только стало рассветать, бабушка Маланья разбудила нас, сказав: Люся пора коров доить, иди играй в рожок, буди коровушек. – «Витюха, это и тебя касается, хватит спать».
Мы вышли на улицу. Было зябко и сырой воздух. – «Витя, тебе страшно?», - «А тебе? Давай перекрестимся, как будто нас мама перекрестила», - сказал Витя. Мы перекрестились и пошли. Витя пошёл в дальний край деревни, а я в ближний,  и начала играть в рожок.   Набрав полную грудь воздуха, стала выводить звуки из рожка. Послышалось мычание коров и блеяние овец. И вся улица заполнилась животными.  Из прогона вышли в сопровождении доярок ещё коровы, - те, которых мы уже знали, и телята, которых я поила молоком.  - «Многовато, подумала я», - и вспомнила, что дедушка дал бумажку. Надо её прочитать. Вынула из кисета бумагу и стала читать, пока Витя из дальнего конца подгонял коров и овец. Из скотного двора первым шёл бык Мишка. Я подошла к нему. Он узнал меня. Я дала ему половину хлеба, который был у меня за пазухой, и погладила его шершавый нос. – «Пошли, Миша, пошли», - сказала я ему. Мне показалось, что эту дорогу он помнит, так как пошёл прямо в прогон. За ним пошли и все коровы. Мы с Витей остались позади. Доярки пожелали нам удачи и пошли по домам.
Витя громко крикнул: «Пошли, пошли!», - взмахнул кнутом. Но кнут не щёлкнул, а повис в воздухе.
 Я лихо размахивала маленьким кнутом. Вдруг на повороте, впереди, я увидела, что комолая рыжая корова шагает по «зелёнке». Я показала Вите эту картину. – «Ой!», - воскликнул Витя, и побежал сквозь стадо к дыре в загоне, где прошла комолая,  а за ней уже выходили другие коровы. Я тоже побежала на помощь Вите. Кое-как мы выгнали коров с «зелёнки» и довели их до пастбища.  Коровы, телята и овцы все были вместе и я с ними. Витя пошёл в деревню, сказать Егорычу, что корова проломила дыру в загоне и надо до вечера её  заделать. А Егорыч встретился ему на пути. Он уже видел эти дыры. – «Сходи к Степанычу и расскажи что случилось, - сказал Егорыч, - он знает, что делать. Только беги быстрее, пока все ещё дома».
А я вывела телят и овец на поляну, где  ещё кое-где торчала травинка, так, чтоб мне их всех видно было. А Мишка  всех коров увёл в лес. Улучив минутку, я стала читать дедушкину записочку, не понимая смысла и слов, но читала и просила боженьку помочь. Вскоре приехали доярки с пилами, топорами городить изгородь. Они пошли в лес пилить и рубить колья, а я перегоняла телят с одного места на другое, чтобы они хоть немного пощипали травки. Сама же я плакала, было стыдно, что пропустили коров в дыру, что не умеем делать то, что умеют Лёша и оба Николая. Даже Галя и Рая много всего знают.
      Не знаю, сколько бы я плакала, но вернулись доярки и говорят, что пора коров доить, а ни одной не видно. – «Где коровы? Может они в гости к соседям ушли?» – сказала одна доярка, но на неё шикнули, - «Не трепли языком-то!».  Я ещё больше напугалась. Витя посмотрел на меня и понял, что я сейчас разревусь или  буду ругаться. Он подошёл ко мне и тихо сказал: «Попроси Мишку, он тебя «любит».  – «Сейчас  попробую», - сказала я, достала рожок и заиграла «под барыню». Звонко раздавалось: таа-та-та   та-та-та и крикнула: «Мишка, соли, соли!». Так я прокричала разов пять и вдруг послышалось мычание и вышел «мой» Мишка, а за ним шли чинно одна за другой коровы. Появился и Буян. За ним тоже шли коровы. Так Мишка и Буян привели коров на дойку.
После дойки коровы в лес не пошли. Вечером Мишке , наверное, надоело отдыхать. Он встал и пошёл в прогон. За ним пошли и коровы. Некоторые коровы задерживались. Я стала помогать им встать , щёлкая кнутом и приговаривая: «Домой, домой!». Поднялся и Буян, а за ним последовали и остальные коровы и строем пошли по выгону. – «Витя, а как если «комолая» опять дыру проделает?» - забеспокоилась я. – « Может! Я пойду к тому месту», - сказал Витя и побежал к «зелёнке» и там ожидал. Только «комолая»корова подошла и стала мордой делать дыру, Витя, сидевший притаившись, выскочил. «Комолая» так напугалась, что встала на дыбы. Отбежала и больше ни где не пыталась делать дыр. Стадо мирно, спокойно дошло до деревни.
Хозяйки уже поджидали нас  и забирали своих коров, а колхозные прямиком шли на скотныйдвор. Мы сдали овец и телят подотчёт и пошли к тёте Маланье. Она накормила нас и сказала, что мы теперь будем  жить и «столоваться» по очереди у всех  сельчан.  А если нужно будет какую-либо одёжку или на ноги обувь, то дадут. И мы пошли ночевать в соседний дом. Я, от того, что за день было много неприятностей, а с непривычки устала, легла спать на лавку. Витя с Егорычем пошли на улицу. Когда он вернулся, не знаю. Но утром разбудить его было трудно. Когда же он проснулся, то рассказал, что Егорыч очень много знает о звёздах и интересно рассказывает о них.
Я пошла на дальний конец деревни, играя на рожке, а Витя на ближний конец, направляя коров и овец в прогон. Приняв из скотного двора колхозных телят, я погнала их на пожню. На этот раз надо было гнать их на другой выгон через перелесок. Витя побежал первым, чтоб Мишку опередить и направить в нужное место. Я всё это стадо  вместе с телятами и овцами гнала сзади. Витя потом рассказал, что  Мишка дорогу знает и повёл коров за собой в перелесок.
Только все вышли из перелеска на пожню, - зелени было много, красиво, - вдруг замычала корова. Я побежала к ней. А она сидит на задних ногах и не может подняться. Я не знаю, чем ей помочь и как? Витя осматривает изгородь далеко впереди. Я кричу, ему не слышно. Я заиграла в рожок. Ту-ту-ту отрывисто и громко. Витя понял и прибежал ко мне. Я стою у коровы и плачу: за рога поднимала, за хвост дёргала, - не помогло, не встаёт корова. Телята топчутся около меня не идут к овцам. Те вместе с коровами ходят. – «Что делать?» - говорю я Вите. – «Народ надо собирать». – «А где народ, - все по разнарядкам». – «Беги к Егорычу, он сегодня дома: хомут чинит, он мне так сказал». Я побежала в деревню. Витя остался около коровы и попытался подсунуть под брюхо  палку, чтоб она не вязла больше в землю.
Бегу я к избе Егорыча, а к его избе подходит моряк с вещмешком. Вышла бабка Маня, обнимает его, плачет от радости. А я кричу: «Звёздочка, Звёздочка!»  -  «Что?» -  «Звезда упала, не встаёт!»  -  «Да ты что? ОЙ-ой -ой!». Моряк сбросил вещмешок, скомандовал: «Веди, где?». И мы побежали обратно. Баба Маня и Егорыч шли за нами с верёвками.
Витя утаптывал возле коровы землю, чтоб передними ногами она смогла хорошо опереться. Баба Маша, увидев корову, говорит: «Это не наша корова, это Звёздочка колхозная, из Варюхиной группы». -  «Ну и что! – закричал Витя, -  спасать-то всё равно надо!» - «Надо! – ответил моряк, - Сделаем?» - «Сделаем! – ответил Витя. Прихромал  Егорыч и говорит мне: «Не порядок, дочка, не порядок. Зачем все у одной коровы? Вон их сколько и без присмотру. А ну, как волк? Овцы, телята вместе, - выбирай на любой вкус, - не хочу! А ну, марш к телятам и овцам, живо».  И опять мне стыдно, что сама я этого не поняла, не досмотрела, а ещё он сказал, что я телятам нянька, они же как детёныши. –«Не плачь, а думай! Пора», - вытер мне нос и подтолкнул, чтоб шла к остальным коровам и телятам с овцами. Зорьку  Витя, моряк и Егорыч подняли и отвели на другое место, потому что на месте, где она сидела, был вытоптан большой круг и коровы выгрызли всю травку. «Завтра  можно пасти коров на первой пожне, - сказал Егорыч, - трава хорошо растёт. И добавил: моряк-то, сын мой, хорош?» - «Красивый…», - сказала я.  –«Когда успела усмотреть-то, ишь, «стрекоза» какая!». Я с телятами пошла вокруг пожни осмотреть изгородь.                Пришло время дойки. Я опять позвала Мишку и он с Буяном привели коров. На этот раз я и с Буяном поделилась хлебом с солью. Приехали доярки, подоили коров. Они дали мне и Вите по большой кружке молока. Я вылила молоко в бутылку, чтоб потом выпить, а Витя сразу выпил залпом. Дояркам это понравилось: «Мужичок растёт! – и добавили, - красавец!».  Звёздочку доярки увели с собой. До конца всё прошло спокойно. Солнце уже было низко и надо собирать стадо домой. Но у коров своё расписание, - пора доиться  - и они уже подходили к выгону. Но чтобы они не шли в деревню сами по себе одна за другой я их придержала. Но Мишке надоело ждать и он пошёл прямо по выгону. За ним пошли и коровы. А телята шли только за мной. В деревне нас уже ждали. Мальчишки играли в «рюхи» т.е. в «городки». Вдали деревни на качелях катались девочки. Женщины, в разноцветных платках, ласково подзывали своих коров по имени и уводили их по домам.
      Так шли дни за днями. Хозяйки нас не обижали, каждая старалась накормить нас посытнее и вкуснее. По мере надобности снабжали нас и одеждой. Но юбки на мне «горели, как на огне»: стоит только присесть мне, телята тут же ложатся рядом, да к тому же начинают сосать мою юбку! Да ещё и грызут её, - не отнимешь! А если не угляжу, то и хлеб в свёртке сжуют.
«Столовались» мы у разных хозяек.  Если у хозяйки были дети, а у нас к концу дня ещё оставался хлеб или яички, то мы приносили обратно и отдавали всё детям со словами:  это лисичка вам подарочек послала.  ( Так когда-то поговаривал нам мой дедушка).
Время шло быстро. Уже сенокос. Все – от мала до велика – на сенокос! А ведь ещё не забыты дни прополки. Ребята ходили на прополку всей бригадой: оба Коли, Зоя рыжая, Галя, Рая, Даша, Андрюшка-малой и мой Витюшка. В это время со мной случилась беда, - я заболела. Вечером с пастбища не смогла вести стадо домой: я была  без сознания, лежала, а со мной лежали и телята. Потом мне Витя рассказал: «Я подогнал овец, смотрю – всё стадо стоит у выгона и не идёт домой. Тебя не вижу. Подхожу к телятам, а там ты спишь. Я стал тебя будить, ты не встаёшь и глаза не открываешь, а на носу шишка. Дотронулся до тебя – ты вся горячущая и застонала. Тогда я погнал коров один. Мишку твоего попросил, как ты говорила, чтоб вёл домой. Привёл стадо в деревню. Телятницы спрашивают: «А где телята?». Я сказал, что ты горячущая лежишь и не встаёшь. Тётка Варюха пошла за телятами. Ко мне подошёл Алёшка, спросил: «Что случилось?», - я сказал, что ты заболела. А он говорит: «Привезём её на тётки Наташиной тарантайке, на которой сено возят с поля», - и он пошёл за тарантайкой.  Кто-то позвал фельдшерицу. Мы втроём пришли на пожню. Тётка Варюха держала твою голову на коленях и сокрушалась, что телята не отходят от Люси, всю юбку измусолили. Докторша дала тебе  что-то понюхать, сделала укол, и мы положили тебя на тарантайку и с Лёшей повезли. В медпункте  тебя положили на кушетку. Нас с Лёшей попросила уйти, так как ты останешься здесь, пока ни поправишься. Утром вместо тебя вышел Лёшка. Всё было бы хорошо, но телята не слушались. Тогда Лёша надел твою жёваную юбку и телята стали ходить за ним. На дойку Мишка сам привёл коров и вечером тоже. Пока ты болела, мы с Лёшей справлялись.  Николай, Коля с Галей и Даша с Раей шлют тебе привет». – «А почему сами не пришли?»  -  «Так они бригадой стоят лагерем за большим покосом, чтоб не тратить время на дорогу. Там у них хорошо! Шалаши поставили, вечером костёр жгут. За костёр отвечают Николай и двое мальчиков – Ванюха и Андрюшка, такие смешные «мужички», сучья таскают, сухие ветки. С ними Егорыч всегда. Ой сколько он разных рассказов знает много! Ты, Люся, поправляйся быстрее, а то ведь Лёшке на поле тоже надо работать». – «Ладно, я постараюсь, только видишь, что с моим носом?».  - «Да, ладно, ты его  бумагой заклей». – «Обрадовал, спасибо! Меня доктор Анна Ивановна с тётей Маланьей лечат: Анна Ивановна таблетки даёт, температуру снимает, а тётя Маланья мажет мне нос сметаной, начёсывает пух из красного сукна и на нос ложит. Вот видишь, какой красный мой нос и большой». – «Ты не расстраивайся, Люся, тебе Рая косыночку даёт. Я у них вчера был. Ночевал, опоздал. Как всегда – проспал, да идти было не близко. Лёха один начал вывод скота. Я подошёл, он уже в прогон загнал». – «Лёша не сердился?» - «Немного. Потом всё было хорошо. Я сказал, что не буду больше опаздывать, а он засмеялся – Ой, Витя, иди спать, а то ведь проспишь».  – «Завтра я у Анны Ивановны отпрошусь на работу. А нос Раиной косынкой завешу», - и показала как завешу нос. «Ой, ой,- засмеялся Витя, - только потом не плачь. Нос твой заживёт и будет ещё красивее». – «Иди уж, ладно тебе».
Ближе к полудню пришла Анна Ивановна, посмотрела на мой нос, намазанный сметаной и прикрытый красным пухом, сказала: «Ты бы сметану-то лучше ела, а на нос я тебе сделаю стрептоцидовую повязку, она быстро подсушит, а голову косынкой повязывай: на солнце целый день нельзя с непокрытой головой, да и косы ещё не отросли». Анна Ивановна говорила тихо и мало. Она сказала, что я могу теперь идти к своим телятам. Я её поблагодарила и вышла на улицу. У прогона увидела доярок и пошла к ним. С ними я пришла к телятам. До вечера мы пасли втроём: Лёша с  Витей и я. Вечер – это когда солнце начинает садиться.  Наш рабочий день пастуха начинается с восходом солнца, полуденная дойка – когда тень самая короткая, а домой гоним уже солнце клонится к закату.
В пасмурные дни коровы уже сами знают своё расписание.
  Вот и сегодня пригнали коров, отчитались за телят и овец и пошли на постой к  Зоиной маме и      бабушке. Поужинали. Витя заторопился. «Куда ты?», - спрашиваю я его. А он говорит: «Мы с Лёшей идём в лагерь к Егорычу». – «Так, ведь, опоздаешь утром к выгону». – «Не опоздаю, Лёшка не даст опоздать!».  – «Лёшка-Лёшка! А сам когда думать будешь?» - обиделась я на него за то, что он пошёл к Егорычу, где будет костёр , игры и песни, а меня там не будет. «Люся, не сердись, на том и порешили! Я пошёл», - и он ушёл.
Утром, на малом конце улицы, я увидела Витю, прислонившегося к стенке дома и уперевшегося об угол. Я поняла: он спит стоя!  Я громко заиграла в рожок. Он проснулся, махнул мне рукой - всё в порядке.  (Впоследствии такая картина повторялась не раз, пока не закончился сенокос).
Я вечерами писала маме письма, читала те, которые уже получила от мамы. Мама писала, что очень скучает и Валя тоже, но они оба рады, что мы сыты и нас окружают добрые люди, что у них всё по-прежнему, что ходят в лес за ягодами и грибами. Ягоды продаёт или меняет в госпитале на пшённый концентрат. Бомбёжек уже нет. Пишет, что растёт картофель, посаженный «глазками»,  а Валя стережёт, чтобы вороны ничего не выклевали.
(продолжение следует)